Шрифт:
Книга 1
– Почему ребёнок не
разговаривает в
первый год жизни?
– Он хранит секреты!
Меня вызвал Босс. И вот я стою в белоснежной огромной комнате. Здесь ничем не пахнет. Здесь, как обычно: не тепло и не холодно, спокойно и гармонично. Всегда удивлялся, как Босс не засыпает в таком умиротворение?
Если честно, меня всегда удручал белый. Я любитель
Ну а прямо сейчас я так нелепо не вписываюсь в общий интерьер в своем оранжевом костюме тройке, изумрудным галстуком и такого цвета шляпе. Как бельмо на глазу или клякса на чистой бумаге.
– Здравствуй, Анхель, – поздоровался Босс.
– К вашим услугам, – вежливо кивнул я.
– Новенький обложался, – почему я не удивлён? Ах да, слишком часто я слышу это в последнее время. Но я решил промолчать.
– Ты знаешь, что делать, Анхель. Ступай, – кратко завершил свою речь Босс.
– Когда? – я люблю конкретность. Можете назвать меня педантичным, но я всегда был против хаоса.
– Завтра, – но пролистав пару бумаг на столе, передумал – хотя нет, сегодня ночью. Он готов. Остальные данные получишь в канцелярии.
00.10 я в очередной раз слышу крики женщины, пытающейся по велению природы, продолжить свой род. Она истошно кричит в последний раз. И вот появляется наш малыш. Я подхожу сзади врачей и вижу крохотное сине-красное тельце. Знаете, они все одинаковые в эти моменты: такие слабые и беззащитные. Самые беззащитные существа, которых только создал Босс. Однажды я спросил его: «Почему так?», а он сказал: «Потому что у него есть ты».
–У Вас мальчик, – с измученной улыбкой, говорит акушерка. Она работает здесь вторую смену и приняла роды у пяти женщин и изрядно устала.
– Рост 58, вес…3750, – констатирует педиатр. – Все хорошо.
Мама ребёнка лежит радостная, но болезненно бледная. Роды были не тяжёлыми, относительно её первого ребёнка. Я бы сказал даже лёгкими.
Ей зашивают пару разрывов, перекладывают на кушетку и прикладываю ребёнка. И вот она, затаив дыхание, смотрит на него.
В отличие от детей в эти моменты, женщины совершенно иные и каждая по-разному проявляет себя в эти мгновения. Бывали у меня случаи… я видел, как одна отшвырнула малыша и сбежала. Я поймал его и тихонечко положил на пол, пока все в ужасе пытались вернуть мать. Но я никого не осуждаю. Ведь не зря тогда послали этому малышу меня. Значит, все было плохо, очевидно же. А потом люди говорят «родился в рубашке», да нет же! Ему просто повезло со мной.
Итак, я буду жить с этой семьей в течение этого года или чуть дольше и всегда хорошо выполнять свою работу. Я всегда её хорошо выполняю. Скорее всего из-за этого меня направляют на такие тяжёлые случаи.
Как выяснилось позже, мой предшественник не справился. Старший сын этой женщины болен, умственно отсталый – как говорят сами люди (хотя порой они и сами не понимают, что говорят!). Позже узнаю, что это была Дитрих. Скорее всего отвлеклась или задумалась и вот результат. Потом она ещё пару лет пыталась все восстановить, но тщетно. Хотя нет, отдам ей должное, она сделала все, что могла. Бывали случае и хуже.
Но со мной малыш не пропадёт.
Он смотрит на меня, улыбается. Иногда будет показывать пальцем, бежать ко мне. Иногда мы будем играть: я буду прятать его игрушки, а он их искать.
Нам будет весело, я уверен!
А потом он начнёт говорить, а я… исчезать… И вот однажды он забудет обо мне.
Такова моя жизнь: быть невидимым другом, подушкой безопасности или ангелом-хранителем – называйте, как хотите. Это и не важно! Главное, что я буду всегда именно тем чудом, что вы благодарите.
Помните, если ваш ребёнок не заговорил, не все так плохо. Это значит я все ещё рядом, значит я все ещё ему нужен. Потом мы будем видеться куда реже, лишь по необходимости…
Жаль, что только я буду помнить его всегда. Помнить, как и всех своих малышей…
–Оп, ты опять чуть не упал, глупыш! Ну, было же не больно, да? Не плачь, сейчас мама придёт и возьмёт тебя на руки!
Вот все думают, будто они сами начинают ходить. Как бы не так! Ведь никто не видит меня, держащего его за руки, приговаривающего: «еще шажочек, дружок, еще чуть-чуть».
И я буду держать тебя до тех пор, малыш, пока ты будешь во мне нуждаться! Я всегда буду рядом, пока мама отвлекается на готовку или когда развешивает белье. Когда ей просто надо побыть одной или немного отдохнуть.
– Эй, не кричи, ты чего?! Ааа, проголодался! Мама уже идёт. На, держи пока свой пальчик, пососи его, как мишка лапу. Да, вот так! Как настоящий мишка! Вот молодец!
Всё будет замечательно! Мы вместе!
Все думают, что мамы так чутко спят по ночам из-за материнского инстинкта. Чуть что, малыш пошевелился, и вот она уже тут как тут, укачивает его, поёт колыбельную или вновь прикладывать к груди. Вообще-то это тоже моя работа. Это я её бужу, но она мигом это забывает, едва услышав плач.
Я живу рядом, а точнее в вашем же доме. Не бойтесь, я не лезу в жизнь взрослых. Если честно, она мне нисколько не интересна. Ведь, как я уже говорил до этого, я педантичен: меня назначили служить младшему, зачем мне взрослые игры? Я живу строго в гармонии с карапузом! И только с ним.
Не спорю, бывают моменты, когда я становлюсь невольным свидетелем семейных неурядиц, ваших слез или радости, но я стараюсь оставаться в стороне.
Часто на улице во время прогулок я встречаю своих коллег, мы просто киваем друг другу, ибо отвлекаться нам никак нельзя – ох уж эти сорванцы! Едва не ноги встали, а уже пытаются залезть повыше, узнать свои возможности тела, выносливости и, конечно же, границы дозволенного!
– Ну вот куда же ты лезешь, пупс! Едва мама отвлеклась на пару слов с соседкой, а ты уже вон где! Вот чтобы ты делал без меня? – ловлю его с горки, точнее он приземляется на меня. Больно, конечно, но это ещё ничего. Бывало, я тормозил машины, летящие на моих подопечных. Вот это больно, поверьте!