Ангелы тоже люди
Шрифт:
сестрой, предстали перед ним во всей своей красе. Голова его раскалывалась
надвое, так же как и сердце, одна половинка которого обвиняла Марию в
предательстве и требовала возмездия, в то время как другая обливалась
кровью от одной только мысли о том, что с Марией может случиться что-то
плохое. Так, разрываемый противоречивыми мыслями, он и просидел полдня,
не в силах принять какого-либо решения. А потом заснул от усталости.
Его разбудил
Он вздрогнул и проснулся. Пахло чем -то необычным, очень свежим, как
будто после грозы, а воздух был натянут и звенел как тысячи нежнейших
колокольчиков. Иосиф медлил открывать глаза. Он уже знал, что сейчас
увидит, но не верил сам себе, радовался и боялся этого одновременно. Вдруг
тихий голос, который он уже слышал за дверью Марии и который не сможет
забыть никогда, произнес:
– Не бойся, Иосиф, открой глаза и смело посмотри в лицо своей судьбе. Будь
отважен, ибо нет времени ждать. Тебе и Марии с ребенком грозит опасность!
Иосиф открыл глаза и воззрился на прекрасного архангела, стоящего прямо
перед ним.
– Значит, Мария не лгала мне, и ты действительно являлся к ней! Глазам
своим не верю! Теперь я понимаю, почему Мария, фанатичка Мария,
посвятившая жизнь свою служению Богу, не устояла перед красотой высшего
творения!
– Не тебе судить Марию, Иосиф. Помыслы Марии чисты, она невинна и перед
тобой и перед всеми остальными людьми на этом свете, а любовь ее -
божественна. К сожалению, вряд ли ты когда-нибудь сможешь хотя бы
отчасти ощутить то, что она. Мария - избранная, и в этом ее и неземное
счастье, и человеческая беда.
– Конечно же! Кто я? Обычный человек, старик, который любит Марию всего
лишь как свою дочь! И кто ты! Как мне состязаться с тобой! Но как же ты,
такой великий, мог допустить, чтобы она оказалась в опасности! Я слышал
из-за двери - извини уж мою человеческую слабость, я подслушивал - как ты
говорил, что любишь ее! Почему же ты не защитил, не оградил ее от тех бед и
последствий, которые принесла ей твоя божественная любовь!
– Ты не понимаешь, о чем говоришь, Иосиф! Неисповедимы пути Господни!
И даже меня, своего ближайшего ангела и хранителя, Он не посвящает в свои
планы. Когда Он приказал мне, воину, властителю стихии огня, величайшему
сотворцу истории человеческой охранять какую-то девчонку в храме, ты
думаешь, мне это было по душе? После всех тех дел, величайших свершений
во имя и по повелению Господа, сидеть и смотреть, как она с утра до вечера
молится? Это ли был предел моих честолюбивых мечтаний? Но я подавил в
себе всякое роптание. Ибо воля Господа - это закон. День за днем наблюдая
за этим чистейшим из всех созданий человеческих, я изумлялся ее
совершенству и хрупкости. Она, не зная того сама, в своих божественных
размышлениях доходила до тех высот правды, каких не достигали иные
ученые мужья. Она же все чувствовала сердцем. Для меня это было тем более
вновь, ибо чувствовать я уже давно разучился, предпочитая действовать
безупречно. Она задавала мне вопросы, я отвечал, развенчивал ее страхи и
подогревал ее надежды. Она смотрела на меня с таким восхищением и
любовью, что я и сам постепенно проникся к ней особым чувством, особой
любовью, избирательной. И когда я понял это, испугался. Я решил больше не
приходить к Марии, потому что моя безупречность находилась в опасности.
Впервые в жизни у меня появилась, кроме привязанности к Богу, другая
привязанность - к этой девочке, человеческому существу. Я был испуган
своим открытием, и решил, что мысли мои могут быть только о Боге и
служении ему, а не о Марии, даже если она самая лучшая среди человеческих
созданий. Но душа моя была в смятении и просила вернуться к ней, хотя бы
на мгновение посмотреть, где она, что с ней происходит, хоть на минуту
приблизиться к ней. Я скучал и не находил себе места. Я терзал сам себя, и
даже ослаб из-за этого, потеряв часть своих сил из-за страданий. Тогда я
взмолился Богу, спрашивая, как мне быть, и Бог ответил мне. Он сказал, что я
погряз в грехе.
– Да, - сказал я, - прости меня, я виноват, потому что посмел поставить какую-
то девчонку выше всех остальных человеческих существ. И даже больше –
мысли о ней стали занимать меня слишком сильно и отвлекать от служения
тебе!
– Не в этом твой грех, - услышал я.
– Так ты ничего и не понял. Ничего не
могло случиться без моего ведома, тебе ли этого не знать! Ты решил, что сам
теперь руководишь собой и своей жизнью, что тебе подвластно все в этом
мире - даже любовь! Ты забыл, что это божественное чувство, единственное,
которым невозможно управлять, ради которого и создан весь этот мир! Ты
решил, что сможешь обуздать божественную любовь, оставаясь при этом
совершенным, но сейчас ты видишь, как слаб. Ты измучился, и уже не так
безупречен, потому что все время проводишь в ненужной борьбе с самим