Ангелы времени
Шрифт:
В таком особом равновесии и жил последнее время подземный город-притон.
Значительно большее беспокойство все-таки сидело в голове бургомистра, да и не только в его… Что будет со Второй и Первой Лунами? Не приведет ли отсутствие Пестрой Мары к какой-нибудь космической катастрофе, не столкнутся ли обе спутницы ныне переселившейся планеты друг с другом?
Поэтому, когда Гаргантюа получил системное сообщение от мэтра Гомера о том, что тот летит на встречу с Гильгамешем, и на борту брига Звездный Архитектор, автор Великого Приговора, Рамзес Имраэль, и летят они с Гнилого Яблока, бургомистр сначала растерялся до невозможности, но потом, в какой-то момент, старая закваска опытного правителя
Он понял, что от него требуется, или скорей уверил себя, что понял. Безопасность. Обеспечить безопасность, даже теперь, когда явных врагов или недоброжелателей на Второй Луне нужно было поискать…
Бриг Голиафа Блистательного зашел на терминал Лаборатории, пройдя силовой купол на антиграве, приземлился на спусковую шахтовую площадку и уже спустя пять минут был припаркован в подземной стоянке кораблей.
Гильгамеш, который не покидал Лабораторию с тех самых пор, как впервые вошел сюда четыре месяца назад, ждал гостей, и особенно, конечно, одного из них. Он всегда знал, что такая встреча состоится, что Парламент и все здравомыслящие люди придут к необходимости соединить двух гениев, от которых, как теперь выясняется, зависело и прошлое, и настоящее, и будущее. Гильгамеш был готов. Готов передать эстафету.
У Рамзеса Имраэля от всего услышанного от Гомера и его друзей кружилась голова. Он отчетливо понимал, что его науке пришел конец. Все стройное здание Вселенского зодчества рассыпалось перед его внутренним взором. Имраэль не находил ни одного устойчивого места, ни одной надежной формулы. Нейроквантовое поле ниспровергало их, разрушало с волшебной легкостью.
Автор Великого Приговора поймал себя на том, что начинает видеть в голове целые новые математические модели и эта уже подзабытая им способность влюбляет в себя его мозг, но влюбляя, она кричит и корчится, как одержимая женщина в руках психиатров.
Гильгамеш вошел в свою приемную, когда гости уже расположились в креслах. Увидев тонкого юношу с глубокими выразительными глазами, гибким телом и как-то по особенному сосредоточенного на приходящих к нему невидимых силах, Имраэль встал. Поднялись все. Рыжий Гаргантюа вошел вслед за Гильгамешем.
Гильгамеш подошел к Гомеру. Обнял его.
— Твое красноречие и твоя дипломатия берет неприступные стены, Дамиан! Поздравляю. Я это знал. Госпожа Геле! Голиаф! Моисей! — Гильгамеш поклонился с улыбкой. — Мои лучшие друзья! Простите мне мое затворничество. Уверен, что все миры Нектарной сейчас гудят как пчелиные ульи, ну разве что исключая Гнилое Яблоко… Вы так не думаете, господин Автор Великого Приговора? Разрешите мне пожать вам руку. Мы ведь с вами знакомились когда-то на балах Их Королевских Величеств…
— Да, — кивнул Имраэль. — Но сейчас вас трудно узнать…
— Меня всегда было трудно узнать. А помните какую-нибудь из моих проделок?
— Боюсь, что нет, господин Гильгамеш.
— Однажды я прошел по залу и попросил всех известных дам влепить мне пощечину и после каждой из них я изображал маской физиономию какого-нибудь их любовника и читал при этом стихи. Вы стояли в стороне и один не смеялись. Вы уже тогда знали, кто я, кроме шута.
— Да, знал. Но ваша наука мне казалась похожей на медицинскую мистику. Я безумно ошибался.
— По этой причине вы никогда не хотели войти в тайный орден ученых? — Гильгамеш казался лукавым.
— Признаюсь, не хотел, — ответил Имраэль.
— Признаюсь, я тоже. Но меня там все упрямо считали за своего.
— Со мной все было совершенно иначе. Тайный орден ненавидел меня.
— По-моему, вы ошибаетесь, Архитектор. Орден начал вами тайно восхищаться. Особенно когда вы отказались покидать систему с отвратительными Их Величествами, когда написали и издали полный вариант Базиса. Несколько лет, пока я работал над формулой нейрокванта, эта книга была моей настольной.
— Но вы искали выход, Гильгамеш, а я, похоже, нашел только тупик, — Имраэль опустил голову.
Гильгамеш подбодрил собеседника:
— Не говорите как школяр, Архитектор. Без вашего тупика вряд ли бы нашелся выход. И потом, Архитектор, ваш тупик не умозрительная идея. Материя Нектарной звезды действительно нестабильна, катастрофически нестабильна и будет оставаться таковой до тех пор, пока…
— Пока вы не переместите звезду и ее планеты на некоторое расстояние от очага поражения, — продолжил Рамзес Имраэль. — Я не верю в то, что говорю…
— Да, Архитектор, да! Давайте все присядем, и я расскажу вам некоторые открывшиеся мне тайны этой мистической науки, которую предлагаю называть зодчеством, как и вы свою. Итак, послушайте… Вы говорите, «очаг поражения»? Это правильно. Но поражена не материя звезды, Архитектор, а ее энергия на уровне мирового нейрокванта. Звучит странно, не правда ли? Все дело в том, что Вселенная окутана нейроквантовым полем постоянно. Мы не попадаем в какое-то иное пространство, останавливая психологическое время, мы лишь меняем интенсивность поля с помощью моего препарата, но меняем настолько, что само пространство и материя в нем начинают двигаться со скоростями в десятки тысяч раз быстрее первоначальных. Я называю это «мгновенный лед» или «белый вакуум». Природа времени живая, и она зависит от разума. От вселенского разума. А мы, человечество, часть его, понимаете меня?
Разум придает качество энергии. Он может придавать ей и злое качество. В таком злом качестве оказалась и наша звезда. Возможно, это злое качество сообщил ей наш собственный разум, то есть так мы повлияли на нейроквантовое поле. Возможно, это сделали другие, предшествовавшие нам, цивилизации. Достоверность таких предположений мы сейчас не сможем установить. Я рассчитал: нам нужен шестиступенчатый прыжок, шестиразовое последовательное инъекцирование тридцати восьми миллиардов людей. Только так наша планетная система уйдет из очага этого злого качества. Я вижу ужас в ваших глазах, Архитектор, хотя вы уже начинаете верить… Сейчас многие начинают верить и многие начинают знать…
Мы спасем миры Нектарной. Уже сейчас мы можем осуществлять сверхсветовые перелеты, и для этого не требуются никакие новые корабли. Все это нейроквант. Он и наша среда, и наше средство, он и наша воля, и наше зло, но и добро также, Архитектор! С помощью нейрокванта ваша наука прератится в настоящее зодчество, не на словах и в теориях… Понимаете меня?
Вы сможете переставлять планеты, изменять периоды обращения, воздествовать на материю через изменения интенсивности нейроквантового поля, и не только в своем зодчестве, Архитектор! Представьте, что ожидает другие! Например, медицину… Нейроквант делает человека неуязвимым. Да, на время. Но этого времени будет достаточно, чтобы излечить неизлечимые болезни. Но нейроквант может нести и зло, субьективное, обьективное, какое хотите… — Гильгамеш перевел дух. — Я предвидел ваши вопросы, Архитектор. Я передам вам и свои расчеты, и всю экспериментальную базу нейрокванта. Шантеклер приглашал меня выступить на открытом совете, но я отказался. Я послал в Мизрах Жермена Дэваля и еще два десятка ученых советников. Однако я думаю, Архитектор, что на совете должны выступить вы. Вы и Дамиан, мой друг. Я буду помогать вам отсюда. Знаете, там нужно много политики. Это особое зодчество. Когда-то мне нравилось только высмеивать его… Что ж, времена меняются. И сейчас без политики не обойтись. Наша цивилизация объединяется. Когда-нибудь объединится и все космическое человечество. Это идея моего друга Гомера, не так ли, Дамиан?