Англия на выезде
Шрифт:
Билл улыбнулся. Эдди не изменился ни капельки, все его манеры и привычки остались при нем. Эдди всегда будет ефрейтором. Всегда будет верховодить. Он привык отдавать приказы и уверен, что остальные будут им следовать. И когда ты видишь этого человека с пинтой пива в руке, желание вспоминать, сколько тебе лет, как-то пропадает. Всем им давно за семьдесят, а Эдди все тянет свое «я могу выпить больше, чем ты». Но на самом деле он знал, что делает, и специально подкалывал Барри, потому что старый морской волк принимал жизнь слишком серьезно. Эдди вел себя как молодой парень, и если не брать в расчет морщины, то таким он, в сущности, и был.
Билл кивнул; он знал, куда попал. Он не беспокоился. Сейчас было бы неплохо напиться, не думая о том, что почем. Хоть он и не сражался рядом с этими парнями, он чувствовал нечто такое, что намертво связывало его с ними, и чего он никогда не чувствовал по отношению к тем, кто не воевал в той войне. Он не ощущал себя близким Бобу Уэсту, хотя ощущал себя близким пилотам «Спитфайеров» Второй мировой. Те, в общем-то, ничем не были защищены от смерти, в то время как Уэст был частью сведенной к минимуму риска машины. Он рассказывал Фэрреллу, как начальство подгоняло его — давай, убивай иракцев, и еще он помнил песню летчиков Второй мировой — «я не расслышал, что сказал командир, и я надеюсь, он сказал — возвращайся, возвращайся, возвращайся на базу, возвращайся, возвращайся, возвращайся на базу». Фэррелл слышал, как песня звучит в его голове. Ничего не меняется. И Эдди снова выпил больше, чем он.
— Нам надо поторопиться выпить побольше пива из этих стеклянных кружек, — сказал Эдди, фыркнув. — Пока это мудачье в Брюсселе не заменило пинту своей вонючей метрической системой. Тогда придется платить еще больше.
— Просто блевать хочется, как подумаешь о том, что они делают, — заворчал Барри. — Сдают Англию даже без боя. Если кого-нибудь из этих политиканов поставить на линию фронта, они слиняют за милю еще до начала огня.
— Кому он нужен, этот Евросоюз, — сказал Эдди, усмехнувшись. — Немецкие банки хотят контролировать Европу, но обычным-то людям это не нужно. Даже французы не хотят входить в Союз, а скандинавы и вовсе — демонстрируют отличный пример национальной гордости. Если бы такой патриотизм был в каждой стране, нам не о чем было бы беспокоиться. Но они хотят уничтожить наши национальные отличия. То, чего они не смогли добиться во время войны.
— Это все ультраправые бизнесмены, — сказал Барри.
— Это все ебучие коммунисты и социалисты, — ответил Эдди. — Они не могут допустить, чтобы мы были другими. Все семидесятые напролет они пытались подорвать нашу экономику, устраивали забастовки безо всякого повода. Русские всегда имели виды на Англию. Они знали, если они сломят нас, значит, Европа — их. Это старый большевистский план. Международный коммунизм.
У Фэррелла были сильные сомнения насчет такой уж заинтересованности Советов в Англии. У них хватало своих проблем — со своим собственным народом хотя бы — но атмосфера в Англии в семидесятые действительно была нерадостной. Тэтчер только-только пришла к власти. Она обещала всем и каждому, что все будет как в старые добрые времена, и лучшую жизнь рабочему классу, но на самом деле набросила узду покрепче. Она делала все для развития тотального капитализма и ничего — для более традиционных ценностей. Фэррелл был сторонником смешанной экономики. Консерваторы готовы были распродать все ради выгоды правящего класса, сиюминутной выгоды. Он не возражал Эдди, потому что хотя их взгляды и расходились, это были всего лишь разговоры. По крайней мере оба они осознавали опасность Евросоюза.
Их отношение к нему было одинаковым, но хотя так же, как Эдди, он рассматривал ЕС как попытку уничтожить индивидуальные особенности наций, ненавязчиво заменив их обществом по типу «купи-продай», все-таки главную опасность он видел в сосредоточении в одних руках неограниченной власти. Да, в данный момент стоящие у власти бюрократы предпочитают рафинированный либерализм, но если вдруг маятник качнется в сторону правого экстремизма, кто сможет помешать им? Но он не будет спорить. У него есть свое мнение, и этого достаточно.
— Лучший секс у меня был с японкой, — влез Тед, перебивая Эдди. — Мне тогда было шестьдесят, мы познакомились на выставке автомобилей. Ей было около пятидесяти, она хорошо сохранилась. Это было просто чудесно. Я все думаю, что сейчас с ней стало?
Эдди замолчал и уставился на Крысу Пустыни.
— Здорово, да? — сказал он, засмеявшись. — Тед никогда не изменится. Ты пытаешься заставить его подумать о том, как Англию разрушают изнутри, а он талдычит о японке, с которой спал тысячу лет назад. Он умрет со стоящим членом. Слишком многие думаю: о женщинах и развлечениях вместо того, чтобы думать об Англии. Давай-ка, Тед, твоя очередь идти за пивом.
— Да ты единственный выпил.
— Ну так поторопитесь. Незачем время терять.
— Ладно, Эдди. Не знаю, как ты умудрился настрогать пятерых детей, раз ты так пьешь. Ты же пьяный все время.
Эдди фыркнул.
— Я — сильный, вот и все.
— Они хорошие дети, — сказал Тед. — Ты можешь гордиться ими, Эдди.
Тед Фэрреллу нравился. Он был достойным человеком, всегда хорошо одевался. Фэррелл понимал, почему Тед оказывает такое влияние на женщин. Он был как кинозвезда, только без апломба. После войны ему удалось разбогатеть на торговле автомобилями, потом он занимался разными вещами, но в конце концов вернулся к машинам. У него всегда были деньги, но главной его любовью была музыка. Он любил джаз и тратил деньги в «У Ронни Скотта» и других джаз-клубах Лондона. В старые деньки туда и Эдди захаживал вместе с ним. Тед знал по именам всех мастеров джаза, и со многими лондонскими музыкантами был знаком лично. Особенно он восхищался Алексис Корнер. Тед умел красиво говорить, модно одеваться и не искал неприятностей. Политика его не интересовала. Он говорил, что солнце Северной Африки выжгло из него всю эту чепуху. Вот о Монти и Роммеле он мог поговорить в любое время и в любом месте. Сейчас он жил в Шефердз Ваш и пристрастился к пулу. Он частенько играл в местных пабах, выуживая деньги из карманов слоняющихся вокруг бильярдных столов юнцов. Тед знал, как вести себя с Эдди.
— Хватит, Эдди. Давай собираться. Здесь слишком дорого. Мы можем найти место подешевле, в армейском клубе например.
Эдди согласно кивнул, и остальные допили свое пиво. Против такого довода возразить было нечего. Тед прав. Солдатам не стоит попадать впросак.
Глава 19
Сейчас все спокойно, мы едем на восток, и молодой в лесу давно забыт. Наверное, сейчас уже вовсю рассекает на тракторе. Я смотрю на проходящих мимо парней из Блэкберна и вспоминаю тот случай несколько лет назад, когда мы напали там на один клуб. Мы уезжали на поезде, и после небольшой стычки на вокзале после матча мы отправились в Лондон — так по крайней мере думали полисы. Но через десять минут была остановка, мы вылезли, попили пива и сели на поезд в обратном направлении. Оказалось довольно просто рассредоточиться, чтобы потом снова собраться в одном пабе. Это был грязный кабак, примерно десяток клиентов не слишком респектабельного вида сидели в нем, уткнувшись в свою выпивку. Хозяину было наплевать, кого он обслуживает — кокни или паки, ведь это означало деньги, мы понимали, что он не станет звонить полисам, чтобы те лишили его выгодных посетителей. Иными словами, ему было по хую, и мы пили в мире и согласии, а потом поехали в клуб, о котором заранее разузнал Харрис. Нас было примерно пятьдесят рыл, и для клуба было, в общем-то, немного рано, но мы знали, что кто-то там обязательно будет — ведь там собиралась их фирма.
Мы позволили себе не платить при входе. Фэйслифт вальнул одного секьюрити, а Харрис в комбинации с Черным Джоном — другого. Остальные разнесли такую красивую большую витрину, приветливо кивнули девушке, сидевшей за кассовым аппаратом, поинтересовались, сколько она берет за минет, потом по коридору проследовали прямо на танцпол. Там мы принялись валить всех, кто попадал под руку, и скоро мы добрались и до «Блэкберна». Это была неплохая дискотека с приличной светомузыкой, и когда началось какое-то совсем уж зажигательное техно, весь местный люд кинулся отплясывать. Экстази, правда, нам вовсе не потребовалось Парни «Блэкберна» выглядели вполне прилично, и их было почти столько же, сколько нас. Конечно, мы не могли там долго оставаться — ведь нас ждал лондонский поезд, и мы рассчитывали на внезапность. Харрис глянул на часы и прыгнул на кого-то, дав тем самым сигнал к началу операции. Наверное, они просто офигели, когда увидели нас. Представляете — вы сидите и расслабляетесь, и тут вдруг откуда ни возьмись возникает моб «Челси». Нам нужно было сделать все быстро и сразу ехать на вокзал.
Это было просто охуенно — музыка продолжала греметь, огни — сверкать, и завалив несколько ближайших уродов, мы залетели в бар, где все эти жирные пидоры бухали. Большинство из них были в слюни, и хоть они и остались стоять, шансов у них не было. Все у нас было под контролем. Мы разгромили бар, забрали кассу, а Харрис даже пустил слезоточивый газ, когда мы сваливали. Это была красивая операция, и результат неплохой, но не всегда все идет по плану. На вокзале был паб, в котором сидели местные, и какие-то сопляки предупредили их о нашем возвращении. Калдыри выскочили наружу, и по всему вокзалу завязался махач. У кого-то остались синяки и шрамы на память, но в целом ничего серьезного — просто еще один веселый субботний вечерок и еще один обычный субботний махач. Тут появились полисы, дав тем самым сигнал к окончанию веселья; «Роверс» исчезли, и мы с комфортом отправились домой.