Английский путь
Шрифт:
Гарри покачал головой и сказал, что ни то, ни другое его не прикалывает. Он хотел бы побродить по городу, а вечером найти какую-нибудь фройляйн, которая бы ему отсосала. Билли явно расстроился, потом спросил, как насчет «Бэнга», мы можем поехать туда вместе, собрать приличный моб и повеселиться. Гарри уже забыл про этот бар и карточку, которую дала ему та мажорная чикса с парома. Об этом стоило подумать. Она неплохо выглядела, а приятель ее казался полным мудаком. Гарри нравилось так думать, по крайней мере. Это значило, что у него есть шанс. Она была красива, что бы кто ни говорил, и потом, если честно, слишком уж часто он стал вспоминать Ники. Это уже похоже на какое-то извращение, в самоучителе Картера этого не было. Отстрелялся и отвалил. Только так, и никак иначе, но иногда хочется быть честным с самим собой, а если Гарри будет с собой абсолютно честным, то должен признать, что все, что ему нужно здесь, в Берлине, это хорошая ебля, чтобы выкинуть из головы ту таиландскую шлюху.
Билли продолжал нести ахинею про Адольфа и Еву, и как им, должно быть, было тяжело застрелить свою собаку, и Гарри согласился, но сказал, что возвращается в гостиницу. Он ничего не имел против этого парня, но он хотел погулять в одиночестве, а потом поехать в тот бар, ранним вечером, может быть, после того, как он посмотрит Берлин. Он приехал развлекаться, и у него нет времени на политическое говно.
Три часа, все бары переполнены. Мы еще даже никуда не ходили, но я уже заебался. Я выпил, наверное, не меньше десяти бутылок лагера. И педрила-официант больше не выходит на улицу, потому что на мостовой уже сотни англичан, распевающих ПРАВЬ, БРИТАНИЯ. Может, просто его смена закончилась. Или ему надоело, что клиенты постоянно называют его ебаным немецким пидором. Поэтому за пивом нам приходится идти внутрь, но хотя бы за стойкой персонала стала больше. Хозяин улыбается, все бухают, все довольны.
Я открываю новую бутылку, когда вдруг замечаю знакомую рыжую голову. Я протираю глаза, чтобы убедиться. Стоит в нескольких футах от меня. Я не видел этого чела несколько лет. Это безбашенный тип из Дерби, я познакомился с ним несколько лет назад на выездном матче сборной. Я иду к нему, но тут вспоминаю инцидент между «Челси» и «Дерби». Но он вроде разрешился нормально, к тому же я пьян, так что я просто хлопаю его по плечу, и через пару мгновений он улыбается. Смеясь, мы жмем друг другу руки, спрашиваем один другого, как дела, и о прочей подобной чепухе. Годы прошли быстро. Он хороший парень. Рассказывает про махачи «Дерби» конца сезона, а я вспоминаю тот случай, когда он завалил Фэйслифта. И потом еще воткнул тому нож в задницу. Тогда все обошлось, потому что полисы подоспели вовремя. Я рад, что Фэйслифта нет рядом, это было бы некруто. Я уже сам чуть не смеюсь, вспоминая, как он пырнул Фэйслифта ножом в живот, а потом в жопу. Марк и Харрис стоят рядом, но они не отличат Дерби от Иисуса Христа, и все это кажется мне каким-то диким и нелепым.
Какое-то время мы пьем вместе, но я слишком заебался. Говорю ему, что найду его попозже. В этом же баре. Я возвращаюсь в гостиницу за экстази, которое Харрис захватил с собой из Амстердама. Наверное, это поездка на поезде и несколько часов на солнцепеке утомили меня. Звуки начинают сливаться в одно целое, а это значит, что я выпил слишком много. Вместе с Харрисом, Марком и Картером я иду в «Казбах».
Гарри остановился отдохнуть в баре, где-то в восточном Берлине, потому что ноги уже болели, он надеялся на повторение своего амстердамского опыта, когда он познакомился с девчонками, а их приятели-байкеры вели себя приветливо и даже угостили его пивом. Там ему повезло, но это место оказалось слишком спокойным. Он заказал пиво и присел у окна. Его майка пропотела за время прогулки. Он прошел, наверное, несколько миль, а было на улице не меньше тридцати градусов.
Он прогулялся вокруг вокзала Зоо, а потом на поезде проехал с запада на восток. Он ехал по тем местам, где, как ему казалось, стояла Берлинская Стена. По местам, где когда-то были одни пустыри, а теперь выросли новые здания, издававшие новые звуки. Только что Стена стояла, а через минуту от нее осталась только груда строительного мусора, и Восток и Запад слились в едином порыве. Английские газеты писали тогда, что это будет новое немецкое супергосударство, основанное на старом прусском духе, правда, получилось немного не то, потому что вместо экономического подъема они получили лав-парады 101 , техно превратило квартиры в камеры пыток, и скинхеды с панками со свежими силами принялись ебошить друг друга. Поездка ему понравилась.
Первое, что увидел Гарри, выйдя на своей остановке, это секс-шоп и какого-то омерзительного типа, продающего пирожки, а также несколько мамаш с колясками. Чуть поодаль он заметил двух карикатурных наркодилеров, которые из кожи вон лезли, чтобы выглядеть как настоящие наркодилеры, с черными кругами под глазами и зачесанными назад прилизанными волосами. Бетонный пол вокзала был грязным, воздух — затхлым, пахло мочой. Секс-шоп был маленьким и более серьезным, чем обычно, там продавалось только самое жесткое порно, которое и в Сохо-то не сразу найдешь. Чел в пидорской майке вышел из магазина, посмотрел по сторонам, потом пошел куда-то, крутя головой направо и налево. Сейчас июнь, градусов, наверное, двадцать пять, а этот тип разгуливает здесь, как будто не знает, что у школьников уже начались летние каникулы. А может, тут у них нет летних каникул, но если бы английские парни его увидели, то непременно вальнули, как того пидора в Амстердаме. У англичан есть принципы. Даже Гарри это знал.
Пирожки выглядели отвратительно и пахли как говно, не стоило им отравлять своим существованием такой чудесный день. Они были хуже, чем хот-доги из конины, которые обычно продают рядом с футбольными стадионами. Они воняли, даже Картер не стал бы их жрать. Шлюхи с колясками начали спорить о чем-то с наркодилерами, а их сопливые выкормыши даже не заревели, видимо, все это успело настоебать им давным-давно. Спор длился некоторое время, пока наконец в качестве решающего аргумента на улицу не вырулил какой-то здоровый ублюдок с покрытыми тату руками и большим шрамом от уха до подбородка. Ублюдок был пьян и трещал без умолку, размахивая руками, пока наконец все не разошлись в трех противоположных направлениях, как будто ничего не случилось.
Гарри вышел из тени на солнце, пересек мост и пошел мимо маленьких, заполненных посетителями кафе. В них сидели добропорядочные немцы, что-то пили из небольших стаканчиков и глазели в окна на окружающий их мир. Гарри шел дальше, по обеим сторонам улицы возвышались унылые, кажущиеся нежилыми дома. Машины распространяли вокруг себя бензиновые ароматы, он вспотел, но наконец нашел улицу, которую искал. На ней было много баров, атмосфера была тихой и приятной, но он не зашел ни в один из них, просто запоминал, чтобы не заблудиться на обратном пути. В конце улицы он повернул и вышел к нескольким высоким зданиям, потом он увидел большую церковь и безразмерную коммунистическую архитектуру Александерплац. Пару минут он разглядывал церковь, или собор, или как там эта хуйня называется, но он был сыт по горло религией, его интересовала Александерплац сама по себе.
Гарри стоял на площади и смотрел вокруг. Здания были огромными. Такие дома он видел раньше только по телевизору, большие, серые и насквозь коммунистические, подавляющие своей величиной. Они напомнили ему фотографии, на которых были запечатлены здания времен Гитлера. Диктаторы любят размах; наверное, если ты можешь делать все, что хочешь, то естественным образом начинаешь мыслить большими категориями. Вряд ли Сталин или Гитлер задумывались над тем, сколько это стоило. Он сидел на скамейке и смотрел по сторонам. Александерплац ему понравилась, она здорово отличалась от западного Берлина, здесь было меньше коммерции. Когда Стена еще стояла, тут тоже было по-другому, свобода и сияющие рекламы с одной стороны, тишина и отсутствие рекламы с другой, но, несмотря на нищету, у людей здесь были твердые взгляды. А может, не было, кто знает. Наверное, им лучше, когда теперь они все вместе.
Гарри пил пиво и смотрел на проходящих по улице людей. Он никогда не видел раньше ничего подобного, и Александерплац нравилась ему гораздо больше, чем западный Берлин. Сейчас он чувствовал прелесть пребывания в этом месте, потягивал холодное пиво в этом тихом уголке города и думал, когда же он начнет оживать. Он посмотрел на часы; было почти шесть. Две женщины вошли в бар и сели у стойки, бармен завел какой-то хип-хоп или трип-хоп или еще какой-то «хоп», но хотя бы он сделал это негромко. Гарри вытянул ноги и пил пиво, спокойный и расслабленный, Ники там, где и должна быть, и во всем мире воцарилась гармония, он привел свои мысли в соответствие с европейским образом мышления, наслаждаясь каждой минутой своего пребывания на континенте, безо всякой пропаганды медиа, занятый своим личным делом и восхищаясь всем, что видит. Он сделал еще один глоток, холодное немецкое пиво приятно забурлило в глотке, и было ему хорошо и уютно.