Английский язык с Шерлоком Холмсом. Первый сборник рассказов

SHERLOCK HOLMES STORIES-1

by Sir Arthur Conan Doyle

A SCANDAL IN BOHEMIA (СКАНДАЛ В БОГЕМИИ)

THE RED-HEADED LEAGUE (СОЮЗ РЫЖИХ)

THE MAN WITH THE TWISTED LIP (ЧЕЛОВЕК С РАССЕЧЕННОЙ ГУБОЙ)

THE ADVENTURE OF THE BLUE CARBUNCLE (ПРИКЛЮЧЕНИЕ ГОЛУБОГО КАРБУНКУЛА)

THE SPECKLED BAND (ПЕСТРАЯ ЛЕНТА)

Каждый текст разбит на небольшие отрывки. Сначала идет адаптированный отрывок — текст с вкрапленным в него дословным русским переводом и небольшим лексическим комментарием. Затем следует тот же текст, но уже неадаптированный, без подсказок.

Те, кто только начал осваивать какой-либо язык, сначала может читать текст с подсказками, затем — тот же текст без подсказок. Если при этом он забыл значение какого-либо слова, но в целом все понятно, то необязательно искать это слово в отрывке с подсказками. Оно еще встретится — и не раз. Смысл неадаптированного текста как раз в том, что какое-то время — пусть короткое — читающий на чужом языке «плывет без доски». После того, как он прочитает неадаптированный текст, нужно читать следующий адаптированный. И так далее. Возвращаться назад — с целью повторения — не нужно. Следует просто продолжать читать дальше.

Конечно, сначала на вас хлынет поток неизвестных

слов и форм. Этого не нужно бояться: никто никого по ним не экзаменует. По мере чтения (пусть это произойдет хоть в середине или даже в конце книги) все «утрясется», и вы будете, пожалуй, удивляться: «Ну зачем опять дается перевод, зачем опять приводится исходная форма слова, все ведь и так понятно!» Когда наступает такой момент, «когда и так понятно», стоит уже читать наоборот: сначала неадаптированную часть, а потом заглядывать в адаптированную. (Этот же способ чтения можно рекомендовать и тем, кто осваивает язык не с нуля.)

Язык по своей природе — средство, а не цель, поэтому он лучше всего усваивается не тогда, когда его специально учат, а когда им естественно пользуются — либо в живом общении, либо погрузившись в занимательное чтение. Тогда он учится сам собой, подспудно.

Наша память тесно связана с тем, что мы чувствуем в какой-либо конкретный момент, зависит от нашего внутреннего состояния, от того, насколько мы «разбужены» сейчас (а не от того, например, сколько раз мы повторим какую-нибудь фразу или сколько выполним упражнений).

Для запоминания нужна не сонная, механическая зубрежка или вырабатывание каких-то навыков, а новизна впечатлений. Чем несколько раз повторить слово, лучше повстречать его в разных сочетаниях и в разных смысловых контекстах. Основная масса общеупотребительной лексики при том чтении, которое вам предлагается, запоминается без зубрежки, естественно — за счет повторяемости слов. Поэтому, прочитав текст, не нужно стараться заучить слова из него. «Пока не усвою, не пойду дальше» — этот принцип здесь не подходит. Чем интенсивнее человек будет читать, чем быстрее бежать вперед — тем лучше. В данном случае, как ни странно, чем поверхностнее, чем расслабленнее, тем лучше. И тогда объем материала делает свое дело, количество переходит в качество. Таким образом, все, что требуется от читателя, — это просто почитывать, думая не об иностранном языке, который по каким-либо причинам приходится учить, а о содержании книги.

Если вы действительно будете читать интенсивно, то метод сработает. Главная беда всех изучающих долгие годы один какой-либо язык в том, что они занимаются им понемножку, а не погружаются с головой. Язык — не математика, его надо не учить, к нему надо привыкать. Здесь дело не в логике и не в памяти, а в навыке. Он скорее похож в этом смысле на спорт, которым нужно заниматься в определенном режиме, так как в противном случае не будет результата. Если сразу и много читать, то свободное чтение на новом языке — вопрос трех-четырех месяцев (начиная «с нуля»). А если учить помаленьку, то это только себя мучить и буксовать на месте. Язык в этом смысле похож на ледяную горку — на нее надо быстро взбежать. Пока не взбежите — будете скатываться. Если достигается такой момент, что человек свободно читает, то он уже не потеряет этот навык и не забудет лексику, даже если возобновит чтение на этом языке лишь через несколько лет. А если не доучил — тогда все выветрится.

А что делать с грамматикой? Собственно для понимания текста, снабженного такими подсказками, знание грамматики уже не нужно — и так все будет понятно. А затем происходит привыкание к определенным формам — и грамматика усваивается тоже подспудно. Это похоже на то, как осваивают же язык люди, которые никогда не учили его грамматики, а просто попали в соответствующую языковую среду. Я говорю это не к тому, чтобы вы держались подальше от грамматики (грамматика — очень интересная и полезная вещь), а к тому, что приступать к чтению подобной книги можно и без особых грамматических познаний, достаточно самых элементарных. Данное чтение можно рекомендовать уже на самом начальном этапе.

Такие книги помогут вам преодолеть важный барьер: вы наберете лексику и привыкнете к логике языка, сэкономив много времени и сил.

Илья Франк, frank@franklang.ru

(СКАНДАЛ В БОГЕМИИ)

To Sherlock Holmes she is always THE woman (для Шерлока Холмса она всегда та самая: «эта» женщина). I have seldom heard (я редко слышал; to hear — слышать) him mention her (/чтобы/ он называл ее; to mention — называть, упоминать) under any other name (/под/ каким-либо другим именем). In his eyes she eclipses and predominates (в его глазах она затмевает и превосходит; to eclipse — затмевать, заслонять; to predominate — преобладать) the whole of her sex (всех /представительниц/ ее пола). It was not that he felt (не то чтобы он испытывал: «это не было тем, что/бы/ он чувствовал»; to feel — чувствовать, ощущать) any emotion akin to love for Irene Adler (какое-либо чувство, похожее на любовь к Ирэн Адлер). All emotions (все чувства), and that one particularly (и это /чувство/ особенно), were abhorrent to his cold (были ненавистны его холодному), precise but admirably balanced mind (точному, но превосходно сбалансированному уму). He was (он был; to be — быть, являться), I take it (по-моему: «я соглашаюсь с этим»; to take — принимать, соглашаться), the most perfect (самой совершенной) reasoning and observing machine (мыслящей и наблюдательной машиной) that the world has seen (какую /когда-либо/ видел мир; to see — видеть), but as a lover (но как влюбленный: «в качестве влюбленного») he would have placed himself in a false position (он оказался бы не на своем месте: «он поместил бы себя в неправильное положение»). He never spoke of the softer passions (он никогда не говорил о нежных чувствах; to speak — говорить), save with a gibe and a sneer (кроме как с насмешкой и издевкой). They were admirable things for the observer (они были отличными вещами для наблюдения: «наблюдателя») — excellent for drawing the veil (прекрасным /способом/ чтобы сорвать завесу = обнажить) from men's motives and actions (с мужских побуждений и действий). But for the trained reasoner (но для великолепного мыслителя) to admit such intrusions (допустить подобные вторжения; to admit — допускать, принимать) into his own delicate (в свой /собственный/ утонченный) and finely adjusted temperament (и четко налаженный характер) was to introduce a distracting factor (означало

бы: «было бы» внести /туда/ отвлекающий фактор = смятение; to introduce — вносить, вводить) which might throw a doubt upon all his mental results (что могло бы внести неуверенность: «бросить сомнение» во все завоевания его разума: «умственные результаты»; to throw — кидать, бросать). Grit in a sensitive instrument (песчинка в чувствительном инструменте), or a crack in one of his own high-power lenses (или трещина в одной из его мощных линз), would not be more disturbing (не были бы более беспокоящими) than a strong emotion in a nature such as his (чем сильное чувство для такого человека = типа, как он). And yet (и все-таки) there was but one woman to him (для него существовала одна женщина: «/там/ была, однако, одна женщина»), and that woman was the late (и этой женщиной была покойная) Irene Adler, of dubious and questionable memory (/особа/ неясной и сомнительной репутации: «памяти»).

heard [h:d], predominate [pri'dmineit], passion ['paen], dubious ['dju:bis]

To Sherlock Holmes she is always THE woman. I have seldom heard him mention her under any other name. In his eyes she eclipses and predominates the whole of her sex. It was not that he felt any emotion akin to love for Irene Adler. All emotions, and that one particularly, were abhorrent to his cold, precise but admirably balanced mind. He was, I take it, the most perfect reasoning and observing machine that the world has seen, but as a lover he would have placed himself in a false position. He never spoke of the softer passions, save with a gibe and a sneer. They were admirable things for the observer — excellent for drawing the veil from men's motives and actions. But for the trained reasoner to admit such intrusions into his own delicate and finely adjusted temperament was to introduce a distracting factor which might throw a doubt upon all his mental results. Grit in a sensitive instrument, or a crack in one of his own high-power lenses, would not be more disturbing than a strong emotion in a nature such as his. And yet there was but one woman to him, and that woman was the late Irene Adler, of dubious and questionable memory.

I had seen little of Holmes lately (я редко виделся с Холмсом в последнее время; to see little of somebody — редко бывать в чьем-либо обществе). My marriage (женитьба) had drifted us away (отдалила нас; to drift away — относить /ветром/) from each other (друг от друга). My own complete happiness (моего личного безоблачного = полного счастья; happy — счастливый), and the home-centred interests (и исключительно семейных = домашних интересов; to center — концентрироваться) which rise up around the man (которые возникают у: «вокруг» человека; to rise up — подниматься) who first finds himself master of his own establishment (который впервые находит себя господином своего собственного хозяйства = когда он впервые становится господином собственного домашнего очага; to find — находить), were sufficient (/их/ было достаточно) to absorb all my attention (чтобы поглотить все мое внимание; to absorb — впитывать, всасывать); while Holmes (в то время как Холмс), who loathed every form of society (который ненавидел все виды: «каждую форму» светской жизни; society — общество, свет) with his whole Bohemian soul (всей: «с всей» своей цыганской душой), remained in our lodgings in Baker Street (оставался /жить/ в нашей квартире на Бейкер-стрит; to remain — остаться, пребывать на прежнем месте; lodgings — /снимаемые/ комнаты), buried among his old books (окруженный: «зарытый среди» своими старыми книгами; to bury — хоронить, зарывать), and alternating from week to week between cocaine and ambition (и чередуя недели: «от недели к неделе» кокаина и честолюбия = увлечения кокаином с /приступами/ честолюбия; between — между), the drowsiness of the drug (дремотное состояние наркомана: «сонливость наркотика»; drowse — дремота), and the fierce energy of his own keen nature (с яростной энергией его /собственной/ проницательной натуры; fierce — дикий, неудержимый). He was still (тихий, спокойный), as ever (как всегда), deeply attracted by the study of crime (глубоко увлеченный расследованием преступлений; deep — глубокий; to study — изучать), and occupied his immense faculties (и отдавал свои грандиозные способности; to occupy — занимать; immense — огромный: «безмерный») and extraordinary powers of observation (и необычайный дар: «удивительные силы» наблюдательности; to observe — наблюдать) in following out those clews (следуя /до конца/ тем нитям = поискам нитей; clew — нить, зацепка), and clearing up those mysteries (и выяснению тех загадок; to clear up — прояснять; mystery — тайна), which had been abandoned as hopeless (которые были признаны: «брошены» как безнадежные; to hope — надеяться) by the official police (официальной полицией). From time to time (время от времени) I heard some vague account of his doings (я слышал /кое-какие/ смутные сообщения о его делах; account — счет, доклад): of his summons to Odessa (о том, что его вызывают в Одессу; summons — судебная повестка) in the case of the Trepoff murder (в связи с убийством Трепова; in case of — в случае чего-либо), of his clearing up of the singular tragedy of the Atkinson brothers (о его прояснении странной трагедии = о том, что ему удалось пролить свет на трагедию братьев Аткинсон) at Trincomalee, and finally (и наконец) of the mission which he had accomplished (о поручении, которое он выполнил; to accomplish — завершать, достигать) so delicately and successfully (так = исключительно тонко и удачно) for the reigning family of Holland (для королевского дома: «царствующей семьи» Нидерландов; to reign — править). Beyond these signs of his activity (кроме = вне этих сведений о его деятельности; sign — знак, след), however (как бы там ни было), which I merely shared with all the readers (которые я только /лишь/ разделил со всеми читателями; to share — делить, распределять) of the daily press (ежедневной прессы), I knew little of my former friend and companion (я знал мало о моем прежнем друге и товарище; to know; former — бывший, давний).