Анима 4
Шрифт:
Интересный был день. Я поблагодарил Августа и за урок, и за информацию. Странно, что я ничего раньше о нем не слышал. В Москве не так много боевых призывателей-пенсионеров. Скажем так, их и во всем мире не так уж много.
Обычно наша братия либо погибает в разломах и других бойнях, либо сходит с пути гораздо раньше, ранге на пятом. Там инстинкт самосохранения еще нормально работает. Относительно призывателей нормально. Так что есть еще хорошие шансы остаться в живых, пока еще не уверовал, что смерть, это что-то абстрактное, что бывает
Старичка я бы оценил в седьмой минимум.
Но его рассуждения о демонопоклонниках кое-что напомнили мне. Незакрытый гештальт. Так что я направился в родные трущобы. На территорию общежитий соваться не стал. Просто… Не хотел.
Потому ограничился звякнувшим колокольчиком над дверью в небольшую каморку, насквозь пропахшую машинным маслом и бензином.
— Закрыты уже, — донесся голос хозяина из-за картонной перегородки.
— Здравствуй, Степаныч.
— Максимка? — показалась седая голова мастерового. — Живой, ничего себе.
Он подошел и совсем по-отечески обнял меня, несмотря на грязный комбинезон. Я даже не пытался отстраниться. Такое проявления чувств от старика было неожиданным, но приятным.
— Я уж думал, все.
— Брось. И не из такой жопы выбирались.
— Кто как, малыш, кто как, — похлопал он меня по плечу. — Садись, сейчас чай поставлю. Или ты по делу?
— Время есть, — улыбнулся я.
Я испытал некоторое облегчение. Если честно, боялся, что Степаныч меня возненавидит после тушинской бойни. Фобия ведь тогда много простых людей покрошила.
Но радовался я не долго. Степаныч быстро сообразил нам чай, который цветом напоминал коньяк. Запахом и вкусом тоже.
А затем начал рассказывать. Полиция приезжала сразу после инцидента. Покрутились, загребли в отделы самых громких, семьям убитых выплатили немного денег, но на самом деле там даже по меркам трущоб сущие копейки.
Те, кого загребли, большей частью уже не вернулись. А те, кто смог, ведут себя очень тихо и ни о чем не говорят. Затем пришли люди Лютого. Местные бандиты очень доступно, хоть и вежливо, объяснили, что никакого инцидента не было. И для блага всего района будет лучше, чтобы так и оставалось.
Сам Лютый, к моему удивлению, стал вести себя еще скромнее. Он не только продолжал выполнять наши договоренности, но и в целом заработал среди людей репутацию некоего Робин Гуда. Был такой призыватель-лучник в сказаниях. То ли стелс-архетип, то ли что-то с лесами связано.
Только наш Лютый не отбирал у богатых и не отдавал бедным. Вместо этого он обирал бедных чуть меньше, чем другие. А потом продавал им шлюх, наркоту, доступ к игровым автоматам и казино, паленый алкоголь и кроссовки. Да, какие-то модные кроссовки с другого континента, доставленные контрабандой, разумеется.
За это все Лютый платил огромную долю в общак, но выходило все равно дешевле, чем налоги.
Но в чем местная бандитская шушера единогласно сходилась с простым народом, так это в ненависти к призывателям. Ко всем без разбору.
— Группа Ричера их защищала долгие годы. Причем надрываясь и рискуя собственной башкой. До этого группа Альта — наставника Рича. Они тут больше десяти лет. При чем здесь все призыватели, когда дело в одной клановой суке?
— Так проще, — пожал плечами Степаныч. — Есть черное и белое. Белое, разумеется, это такой хороший я. А черное, это все, кто мешает мне жить, богатеть и трахать длинноногих баб с огромными сиськами.
— Это же глупо.
— А умные люди живут не в трущобах, Максимка. Всегда должен быть кто-то виноват во всех твоих бедах, иначе придется винить себя, а это больно. Мэр — гондон, душит. Город такой богатый, должен делиться с народом. Призыватели — твари, все беды от них. Бабы — мрази меркантильные, им только деньги нужны, потому и не дают. А денег нет, потому что мэр — гондон, все своровал. Вот он, замкнутый круг всех великих людей, запертых в телах нищих долбоебов. В общем, призывателей тут теперь ненавидят всем сердцем. Рича с Заком любили и уважали. Очень. Оттого остальных ненавидят еще больше.
— Это до первого прорыва.
— Да. После него станут ненавидеть еще сильней.
Вообще-то я другой исход имел ввиду. Но, пораскинув мозгами, понял, что Степаныч скорей всего прав.
— Переезжал бы ты.
— Да было бы куда. И было бы зачем? Думаешь, у меня денег не скопилось? Мне же тратить некуда, было бы желание, давно бы переехал.
Со Степанычем я поболтал еще час. Оставил ему бутылку дорогого коньяка. Кажется, я просто спер ее в одном из баров Петербурга, но не помню, зачем. Возможно, мой пьяный мозг тогда решил, что неплохо было бы угостить старика иногородним коньяком. И я просто взял ее со стойки и засунул в анимакуб инвентаря.
Разумеется, бутылку включили нам в счет. Возможно, я же его и оплатил по итогу.
Дальше мой путь пролегал к соседнему району. И теперь я начинал замечать эти странные взгляды. Пусть я и сменил плащ на простую неприметную кофту с капюшоном, а лицо скрыто полумаской, злую толпу этими фокусами не проведешь.
Я спешил убраться подальше просто на всякий случай. Благо, в вечерних сумерках никто не решался за мной проследить, лишь провожали недовольными взглядами и плевали вслед. Переживу.
Я добрел до старой заброшенной коробки многоэтажек, что успела облюбовать себе местная банда психованных ублюдков. Те самые Отморозки.
Влияние ментальной сущности я больше не ощущал. То ли стал сильней, то ли свойства хаотической маски блокируют эффект. Зато теперь я видел это влияние визуально, опять же, спасибо маске. Оно походило на воронку в небе, раскинувшуюся над районом.
Анимы в этом облаке было сущие крохи, но она была вязкой, похожей на парящих в воздухе жирных прозрачных червей. Без движения, без циркуляции, энергия просто отравляла все вокруг.