Аниськин и снежный человек
Шрифт:
И вот в этот момент звучит третий сигнал: ликующий, откровенно-хозяйственный, даже какой-то языческий. К моменту звучания «третьего звонка» просыпается самый ленивый. Просыпается окончательно и бесповоротно. Орать петухи начинают рано, они же дают отбой. По меркам городского человека, тоже рано. Мудрые сельчане, еще не порвавшие окончательно связь с природой, беззаветно следуют этим природным часам. Лишь безрассудная и революционная молодежь, которая во все времена считала себя умнее и прогрессивнее «предков», не следует этим законам и гуляет все летние ночи напролет. До поры, до времени.
Комаров терпеливо ждал. Первая фаза «засыпания» деревни закончилась быстро – пожилой народ встретил коров и больше уже не выходил за калитки. Вторая фаза была несколько неожиданна для Комарова – американцы решили насладиться экзотикой ночи российской глубинки и вышли гулять. Гуляли они неинтересно. Прошли несколько раз по главной улице туда-обратно – и все. По привычке всех зарубежных гостей, американцы громко орали, бурно выражали эмоции по поводу попадания в мины, оставленные коровами-патриотками, часто падали в темноте и шумно веселились по этому поводу.
Какой-то полиглот попытался затянуть «Подмосковные вечера», но запутался в словах, мелодии, и конфузливо смолк.
Скоро американцам надоело слоняться по короткой улице, попадание в коровьи лепешки уже не вызывало у них такого восторга, как вначале, а отсутствие уличного освещения, соседствующее с изобилием выбоин и колдобин, утомило некоторых настолько, что они запросились домой.
Третья фаза была самая длинная – на улицу высыпала местная молодежь. И откуда только брали силы эти девчонки и мальчишки! Костя совершенно точно знал, что практически все они работают на нивах России, мальчишки – на комбайнах, девчонки – на элеваторе или в гусятнике. Работа на этих участках начинается рано, не позже семи утра, Костя и надеялся только на это! Разумные дети уже давно бы разошлись по домам для здорового сна, а эти… Костя начал беспокоиться: скоро ночь должна была пойти на перелом, а на скамейке возле столовой народа было больше, чем днем. Не сообразил! «Геркулес» – в центре совхоза. Теперь здесь до утра будет гомон, довольный визг, шутливые шлепки. Надо было идти к дому Савской.
Легко это понять – но попробуй воплотить в жизнь! Выползти из кустов незамеченным было довольно проблематично. И как бы это выглядело? Костя представил картинку: на ничего не подозревающих подростков из кустов выползает нечто непонятное, черное. Часть подростков – преимущественно женского пола – громко разбегается, часть – ломает скамейку и ее частями молотит по этому темному и неопознанному. Прозрение приходит к этой части, когда молодая, неопытная душа участкового уже покидает его тело.
Суд. В огромной, спаянной из нескольких, клетке на скамьях подсудимых, для массовости поставленных амфитеатром, сидят все подростки совхоза имени Но-Пасарана. В зале суда бьются в причитаниях их рано постаревшие от горя матери в черных платках, всхлипывают вероломные девицы, которые скоро забудут возлюбленных и выйдут замуж за парней из другого села.
Тюрьма. Молодые, неиспорченные но-пасаранцы постигают все адовы круги заключения. Проходят годы. В ничего не подозревающий Но-Пасаран в один день возвращаются все подростки. Они начинают мстить вероломным девицам, не дождавшимся их, и убивают всех мужей этих девиц. Сыновья убитых парней – уже тоже подростки – начинают мстить.
Финал – лужи крови и вдвое увеличенная армия на скамьях подсудимых.
Получается, что Комаров, прибывший в Но-Пасаран для того, чтобы искоренить здесь преступность, сам станет причиной гибели Но-Пасарана и многих окрестных сел! Нет, выползать никак нельзя. Надо набраться выдержки и ждать, когда молодежь рассосется. А время можно занять тем, что клясть себя на чем свет стоит за недальновидность.
Костины мысли вспугнул шум, прозвучавший недалеко от его кустов, и девичий писк:
– Да? А я не видела? Да ты дырки в ней глазами прожег! Так бы и выкорябывала глазаньки твои блудливые!
Костя узнал голос Маринки, юной поварихи из «Геркулеса» и насторожился. За угрозой последовало дело. Об этом свидетельствовало короткое мужское «ай» и звук нескольких глухих ударов.
– Дурила, всю щеку расцарапала, пацаны смеяться будут, – в голосе расцарапанного, вопреки предположению Кости, совсем не было злости или обиды.
– Жалко, до глаз не добралась, вон какой вымахал. Подрасту, тогда точно выцарапаю, – с оттенком обожания пригрозила девушка.
– Если подрастешь, брошу, – уже откровенно смеялся парень, – ты мне такая больше нравишься: маленькая, но бойкая.
Опять же справляться с маленькой легче. Так-то я с тобой – одной левой, а подрастешь – труднее будет.
– Ой ли одной левой? – провоцирующе хихикнула Маринка.
– Спорим?
– На что?
– На поцелуй, конечно!
– Ладно, – опрометчиво согласилась плутовка, – и чтобы на других девчонок больше никогда не пялился!
Шум, раздавшийся в зарослях, Комаров определил как звук борьбы. Он уже, было, собрался прийти хрупкой девушке на помощь, как она опять подала голос.
– Это нечестно! Я думала, что мы просто силами будем меряться, а ты целоваться полез! Я была неготова!
– А теперь готова?
– Почти!
Опять послышался уже начавший надоедать Комарову характерный шум.
– Проспорила, – томно всхлипнула девушка.
Костино терпение подходило к концу. Мало того, что эта дремучая парочка вообще занималась совершенно нелогичными глупостями, мало того, что просто мешала работать, так они еще и делали из него, участкового Но-Пасарана, какую-то бабку любопытную! Нет, надо встать и честно признаться им, что он все слышал. Посоветовать, чтобы шли по домам. Костя даже придумал аргументы – родители волнуются, да и день завтра будний, трудовой, надо отдохнуть и выспаться. Избавил Костю от этой неприятной обязанности парень.
– Пошли в садик, – вовремя предложил он. – Там на веранде хорошая скамеечка есть, не помешает никто.
– А мне никто и не мешает, – нашла нужным немного
поломаться Маринка, – и чего там, в садике, делать? Скучно.
– Я тебе Сириус покажу, – коварно предложил соблазнитель.
– Сириус? – Маринка помолчала. – Хочу Сириус! – решилась она, – пошли в садик.
– Тихо, а то остальные увяжутся.
Парочка неслышно проскользнула вдоль стены.
– Отсюда Сириуса не видно, – донесся до Комарова