Анклавы в аду. Встречный прорыв
Шрифт:
Андрюха слегка призадумался, очевидно вычисляя, что же значит моя тирада, потом хохотнул и вскинул руку в воинском приветствии:
— Да, мой генерал!
Я притворно скривился:
— Запомни, к непокрытой голове руку прикладывают только в том случае, если она пустая, Следопыт! — с важным видом отчитал я «молодого», но потом не выдержал и засмеялся.
Дежуривший у рации южанин тоже рассмеялся:
— А вы, Илья Васильевич, служили? И в каких войсках? — в последнем вопросе проскользнула явная ирония.
«Ну как же „военная косточка“ над шпаками, в солдатики играющими глумится, что ж тут непонятного…»
— В
Лицо южанина вытянулось, и он, пробормотав «Простите, Илья Васильевич», сделал вид, что ему срочно необходимо внести какую-то запись в журнал.
Андрюшка просек фишку и, выйдя из машины, попытался продемонстрировать строевую подготовку, но уже на втором шаге запнулся, да так, что чуть не упал. Пришлось его подбодрить и одновременно сделать внушение:
— Покривлялись и будя, — негромко сказал я ему, подойдя вплотную. — Но не умеешь — не берись, а берешься, так учись. Кстати, я сам всей этой шагистике не обучен. Не до того было в двадцать шестом.
— Я понял, Илья.
— Ну и чудненько… А устав, если хочешь, я тебе могу дать почитать. В Торжке у меня лежит.
* * *
Баня оказалась весьма приличной — отдельно стоящее двухэтажное строение в паре сотен метров от «Хризантемы», расположенное во дворе большого трехэтажного особняка. Построили ее явно еще до Тьмы, так что расслаблялись мы сейчас в заведении с «более чем тридцатилетними традициями», как писали в рекламных объявлениях старых журналов.
Первый заход решили сделать командирским — у полковника был ко мне, как он намекнул, серьезный разговор.
Отделка помещения или неплохо сохранилась, или же ремонтировалась время от времени. Даже мебель не производила впечатления собранной с миру по нитке. И пара диванов и кресла были частью одного гарнитура, что само по себе удивительно. И для места, и, что уж там жеманничать, времени. В первые годы после Беды многие как раз мебелью дома и топили. До леса или поленницы еще дойти надо, а шкаф или диван вот они — рядом. Да и мы в Люберцах тоже не скромничали, но там все-таки город и с дровами во много раз хуже.
По многолетней привычке я первым делом осмотрел все помещение и задвинул щеколду на двери запасного выхода — не хватало еще, чтобы кто-нибудь «вошел без стука, стрельнул без звука».
— Заноза, ты за собой какой ствол застолбишь? — спросил меня Верстаков, выгружавший из большой спортивной сумки свой арсенал.
«Лучше быть живым параноиком, чем мертвым альтруистом!» — похоже, капитан руководствовался именно этой поговоркой, отправляясь в баню помыться.
На невысоком, «журнальном», как в старину говорили, столике уже лежали две «ксюхи» [20]с магазинами и непривычного вида пистолет-пулемет со складным проволочным прикладом, цевьем, выполненным вместе со ствольной коробкой и пистолетной рукояткой из пластика, и куцым магазином.
— Это что за зверь такой? — спросил я у капитана, присоединявшего магазин к потертому «бизону», [21]кстати весьма популярному у многих бережливых Следопытов в силу дешевизны применяемых патронов.
— Это? — Он откинул приклад и положил готовый к бою ствол на стол. — Это «Шипка» [22]болгарская. Так себе машинка, но для разборок в бане сойдет. Нам как раз партию привезли, вот и взяли на всякий случай. Дать?
— Нет, я с чем-нибудь привычным потанцую, — и я сграбастал со стола укороченный «Калашников». — А еще лучше, капитан, если ты сейчас сплюнешь три раза через левое плечо, и все эти железяки нам сегодня не пригодятся!
— Верно, — и, к моему удивлению, Верстаков действительно выполнил мое шутливое пожелание.
— Раз, раз, поддайте там! — ожила лежавшая на столе рация.
— Ждем, готовы. Если что — кроем, — спокойно ответил капитан и, отпустив тангенту, громко предупредил всех остальных, кто находился в здании: — Всем внимание! Наши на подходе. Контроль пространства!
Подход к помывке как к боевой операции мог бы показаться странным, если бы вскоре после ужина ко мне и Удовиченко не подошел Говорун и не сообщил, что, похоже, накаты в столовой были не просто так и кто-то из местных явно замыслил если и не недоброе, то странное как минимум. Об этом ему сообщил один из старых знакомцев, с которым он пересекся вскоре после стычки с бандой Самоеда. И решили мы, по меткому выражению полковника, «тереть друг другу спинки в состоянии полной боевой готовности». Но отменять поход в баню не стали из конспиративных соображений, и сейчас на чердаке бани с комфортом расположился тот самый неразговорчивый снайпер, что ехал в моей машине. И ствол у него, заслуживающий всяческого уважения, — не что-нибудь, а «Винторез». [23]Его антипод — говорливый прапорщик Коля обживал сейчас местный погреб.
Но наши треволнения оказались напрасными — четверка в составе полковника, Саламандра, Говоруна и старлея Малченко добралась до места назначения без приключений.
За старшего в лагере остался Тушканчик, да и просто опытного народу там хватало, так что за сохранность наших транспортных средств ни я, ни Удовиченко не опасались. К тому же даже у бредунов существовали свои неписаные, но довольно строго соблюдаемые правила, например — на стоянках они не грабили. Точнее, не то чтобы совсем не грабили, но нападение на табор или караван, разделивший с тобой одно место стоянки, считалось делом бесчестным, на которое могут пойти только полные отморозки.
— Ну, орлы, как пар? — громко спросил полковник, едва войдя в дверь.
— Зашибись, Бармалей! — не менее громко ответил Верстаков.
«Бутафорили» мы по полной, например, в руках у шедшего последним Тушканчика была корзинка, из которой торчали горлышки древних бутылок из-под виски — очень популярной тары при продаже самогона практически во всех краях. До сих пор во время «мародерских» рейдов многие из наших прихватывали их, если находили. Не сказать, что очень прибыльный товар, но за полсотни винтовых бутылок «деревенские» мешок картошки дают. Конечно, никто из нас напиваться не собирался, но для сторонних наблюдателей все выглядело вполне логично — компания «крутышей» районного масштаба решила оттянуться в бане. А что от «девочек» отказались — так это до поры до времени. Погреются, примут на душу населения — и ласки захочется, как пить дать.