Анна Харфагра
Шрифт:
Ну, и кто станет терпеть такую жену?
Напротив дома художника, через улицу, на земляном столе раскинулась зеленая скатерть – большой и весьма заманчивый пустырь. За пустырем, сколько помнили горожане, всегда были дебри, а за дебрями – сосны над обрывом. Но если взять чуть в сторону, то там начиналась дорога в гору, а на горе стоял самый красивый дом во всем городе. Его сложили из больших блоков серого камня в незапамятные времена. Дымовую трубу украсили медною крышей с двумя резными фигурками птиц, раскинувших крылья и целовавшихся клювами. К островерхой крыше с четырех углов прилепились квадратные башенки. Дом стоял на мысу,
Вокруг дома росли огромные липы и древние яблони – такие древние, что яблоки на их ветвях появлялись очень редко. Сад окружала кованая решетка с копейными наконечниками наверху.
Но разве может какая-то там решетка остановить озорную девочку, если ей хочется забраться в чужой сад? Тем более, решетка была стара, как и всё в городе, а потому только сущий ленивец не отыскал бы в ней дырку.
Давным-давно Анна Харфагра облазила сад, побывала на мысу и даже нашла тропинку, бесконечным зигзагом спускавшуюся от дома к морю. Рядом с тем местом, где тропинка втекала в песок, штормовые волны и высокие приливы промыли в горе пещеру. Если во время отлива забраться туда, лечь на спину и закрыть глаза, легко представить себе неведомые страны на дальних берегах, где точно так же звучит мерное сказание прибоя…
У самой пещеры море выгрызло в суше маленькое углубление, выложенное крупной галькой. Повинуясь ритму волн, зеленые кудри водорослей парили между цветными окатышами. Девушке нравилось смотреть на то, как вода играет ими, словно там, у самого берега, на ложе из драгоценных камней разметалась морская дева с изумрудными волосами, почти такими же прекрасными, как у нее самой.
Дочь художника хотела бы побывать в неведомых странах на дальних берегах, но гораздо больше ей хотелось жить в доме на мысу, смотреть на море из круглого окна, каждый день спускаться под гору, играть в гляделки с морской девой и наблюдать за медленным бегом парусников на горизонте. А если у нее когда-нибудь заведутся деньги, она непременно купит лодку, спрячет ее в пещере и станет время от времени плавать на острова. Ведь надо же украсить дом хотя бы одной причудливой раковиной! А там, говорят, от причудливых раковин просто отбою нет.
Когда она станет старой, спускаться по такой крутой тропинке будет очень трудно. Анна отчетливо видела, как она, совсем уже седенькая бабушка, схватившись за поясницу, медленно-медленно бредет вниз, опираясь на палку… Может быть, стоит соорудить лестницу с перилами?
Одна беда: дом, сад и пещера принадлежали девушке только в мечтаниях. А на самом деле ими владел тот единственный волшебник, которого мог позволить себе Старый город.
Еще прапрапрадедом нынешнего бургомистра было с точностью до медной разменной монетки подсчитано: городу в три раза дешевле обойдется содержать волшебника, сведущего в оборонной магии, нежели отремонтировать стены и нанять бравых вояк для их обороны. Волшебнику платили, чтобы он не допускал в город чужих воров и держал на расстоянии разбойничьи шайки. А свои воры тут давно вывелись, поскольку горожан осталось мало и все знали всех.
Когда Анна исполнилось шестнадцать лет, прежний волшебник умер. Вскоре в его доме поселился новый маг.
Как только дочь живописца услышала об этом, она сейчас же решила опять забраться в сад. В конце концов, не ей ли он должен принадлежать? И разве какой-то чародеишка помешает ей бывать там, где она пожелает?
Отыскав дырку в ограде, она проникла в сад, как уже бывало многое множество раз.
Странно, сад как будто вырос за то время, пока она отсутствовала. Откуда здесь взялся вон тот кедр? Определенно, кедра не было. Откуда взялась цветущая вишня? Вишни уж точно быть не могло. А откуда… ох, что он себе позволяет!
Посреди знакомой полянки стоял совершенно незнакомый дуб с огромным дуплом. Из дупла на дочь художника пристально смотрела сова. Мигнула! Сова провожала девушку взглядом, когда та поворачивала то налево, то направо от дуба, и совиный взгляд тянул за собой всю большую совиную голову, поворачивая ее налево и направо.
Настоящая живая сова!
Она никогда не видела настоящей живой совы…Только на картинках. А эта сова – точно настоящая.
И такая же незнакомая, как и наглый дуб, ухитрившийся прорасти на этом месте, подняться чуть ли не вровень с соснами и раскинуть ветви на полполяны всего-то за месяц.
Ибо месяц назад она была здесь и на месте дуба возвышался роскошный лопух. Очень крупный. Но все-таки гораздо меньше дуба.
О, появился хоть кто-то знакомый!
Она всякий раз брала с собой орехи для четы белок, живших тут бог весть как давно. Не то что бы Анна Харфагра умилялась от одного вида белок, нет. Она вообще считала, что люди слишком много восхищаются рыжими мышами, хотя бы и счастливыми владелицами кошачьих хвостов. Но белки считались тут старожилами, старше – только ворон Гуг. И они всегда проявляли к ней уважительную благосклонность. Почему бы не отнестись к ним столь же вежливо? Вот Гуг ее просто не замечал. Иногда не замечал демонстративно. И ему от Анны не доставалось ни крошечки. Вот еще!
Белки схватили по ореху и живо утащили добычу на тайный склад. По старому приятельскому обычаю им полагалось очень быстро вернуться за новой порцией. Но сколько ни ждала девушка, белки не появлялись.
Анна огляделась. Неспроста попрятались рыжие мыши. Знать пришел кто-то страшный и спугнул их.
Человека она бы услышала. Обязательно треснул бы сучок под ногой. Или зашуршала бы прелая листва. Или… да люди вообще очень большие и шумные звери, трудно их не заметить.
За девушкой наблюдал кто-то поменьше человека, но побольше белки. Кто-то рыжий за ореховым кустом. Ой, и еще кто-то белый из зарослей малины.
Анна перестала двигаться, ожидая, не выглянет ли кто-то рыжий из-за куста, не высунет ли кто-то белый морду из малинника. Она даже дышать стала реже. Неподвижность ее длилась так долго, что девушка потеряла счет времени. Она упрямо не шевелилась. Она вообще слыла изрядной упрямицей, эта Анна Харфагра, и ничуть не считала подобную репутацию зазорной.
Наконец, белое бесшумно пропало. Ну надо же, не заинтересовалось!
Зато рыжее все-таки высунуло нос и правую лапу из-за куста. Потом сделало осторожный шажок вперед. Второй шажок. А за ним и третий.
Девушка осторожно повернула голову и встретилась взглядами с огромным старым лисовином. Он ничуть не боялся Анну. Он просто вел себя с подобающей осторожностью.
Лисовин подобрался поближе, и девушка сочла его любопытство достаточным поводом для знакомства. Она сказала новому обитателю сада:
– Если ты не против, я буду называть тебя… скажем, Нур.
Лисовин ничего не ответил, но и не ушел.
– Ты можешь возразить мне. Только потрудись сделать это прямо сейчас, иначе я буду считать, что ты согласен.