Аномальная зона
Шрифт:
– Ну-ка стой! – скомандовал Корнеев, сбрасывая с себя куртку, а затем и рубаху. – Я должен взглянуть, что там у тебя... Снимай штаны!
Осмотрев рану, он пришел к выводу, что опасности для жизни нет, но затягивать с медицинской помощью не следовало. В мышцах застряло немало дроби, и кровотечение было приличное. Корнеев стащил с себя и майку, разорвал ее на полосы и связал в импровизированный бинт.
– Перевязка по-сырому! – объявил он Фишкину. – Не скажу, что врачи рекомендуют, но другого выхода нет, брат. Кровь остановить нужно. Терпи!
– Я терплю, – стиснув зубы, ответил Фишкин.
Корнеев
– Сейчас я в развалины загляну, – хмуро сказал Корнеев. – Туда перебираться будем. Все-таки не под открытым небом. Только...
Он хотел сказать, что нужно убрать труп, но язык будто присох у него к гортани. Фишкин, шипя и гримасничая, натянул штаны и обессиленно привалился к дереву.
– Пить охота! – пожаловался он.
– Сейчас попьешь, – пообещал Корнеев. – Даже поешь, если повезет. Только подожди немного.
Он повернулся и побежал назад. Ему совсем не хотелось возвращаться в церковь, но оставлять раненого товарища под дождем было невозможно. Корнеев решил, что сделает все, что от него требуется.
Скользя на мокрой траве, он выскочил из-за угла, метнулся к крыльцу и остановился как вкопанный. На пороге, под осыпавшейся аркой, во весь свой немалый рост стоял лесник.
Он был страшен. Дождь еще не успел смыть кровь, обильно текущую по его лицу, и оно было похоже на какую-то диковинную багровую маску. От этого жуткого зрелища Корнеев содрогнулся. Но по-настоящему ему стало страшно еще через мгновение, когда он осознал, что лесник вовсе не собирается умирать и в руках у него заряженное ружье.
Его пистолет валялся где-то в траве, и найти его Корнеев теперь бы не смог, даже если бы сильно этого захотел. А он и не хотел, потому что понимал, что во второй раз сознательно и преднамеренно выстрелить в человека уже не сумеет.
Лесник его заметил. Секунду они смотрели друг на друга сквозь стеклянную сеть ливня, а потом лесник вскинул ружье. Однако сейчас в его движениях не было легкости, он действовал, как заведенная и не вполне исправная машина.
Корнеев увидел нацеленные на него стволы и невольно попятился. Нога его наткнулась на валяющееся в траве бревно. Он потерял равновесие и с коротким криком упал на землю.
От удара сместилось сломанное ребро и отозвалось горячей болью во всем правом боку. Преодолевая эту боль, Корнеев перевернулся и шлепнулся в неглубокую канавку, наполненную дождевой водой. Он успел сделать это прежде, чем лесник спустил курок. Заряд крупной дроби взметнул фонтан грязи на том самом месте, где только что лежал Корнеев, но не причинил ему никакого вреда.
Лесник стал спускаться с крыльца, медленно, точно двигался под водой. В каком-то смысле так оно и было. Дождь неистовствовал вовсю. Но Корнееву казалось, что все происходит с неимоверной быстротой. Он судорожно пытался выбраться из своего грязного убежища, из скользкой ямы, которая вдруг превратилась в ловушку.
Лесник был уже на самой нижней ступеньке, сплошь заросшей дикой травой. Он был так близко, что казалось – он может коснуться Корнеева стволом ружья. Так же неторопливо прицелился он в сидящего на мокрой земле Корнеева, кое-как сумевшего выбраться из канавы, и в следующую секунду неминуемо должен был прозвучать роковой выстрел.
Но в этот момент произошло невероятное. В монотонном грохоте ливня вдруг возник резкий и высокий, почти музыкальный звук. Это выглядело так, словно захлопнулась массивная стальная дверь. А прямо над головой лесника из ничего образовалась сверкающая, как солнце, капля – сгусток белого пламени размером с мужской кулак.
«Шаровая молния! – отстраненно удивился Корнеев. – Хамлясов мечтал, что увидит здесь массу шаровых молний. Жаль, что как раз сейчас его нет с нами».
Трудно было представить такую вещь, которая могла бы вывести из равновесия лесника, но шаровая молния явилась для него полной неожиданностью. Выстрела не прозвучало. Лесник, смешно открыв рот, опустил ружье и воззрился на зависший над его головой огненный шар, забыв про сидящего напротив него Корнеева. Тот должен был бежать, но какая-то неведомая сила приковала его к месту. Вместе с лесником он неотрывно следил за шаровой молнией.
Огненный клубок, точно маятник, покачивался в воздухе, делая едва заметные движения то влево, то вправо, а потом нырнул вниз, прилип к леснику, юркнул за отворот его плащ-палатки и вдруг исчез.
Лесник издал горлом странный звук, побледнел как полотно и выпустил из руки ружье. Оно шлепнулось на землю, выстрелило и срезало оказавшийся на линии огня куст чертополоха. Едва стих гром выстрела, как шаровая молния неожиданно возникла уже за спиной лесника, легонько покачиваясь, проплыла по воздуху еще метра четыре и тихо исчезла. Лесник с ужасом посмотрел вниз, на свою грудь – на то место, куда вошла молния, а потом колени у него подкосились, и он грузно упал набок, лицом в грязь.
Корнеев вскочил и бросился к нему, намереваясь поднять ружье. Однако едва он протянул к нему руку, как рядом снова возник необычный звук. Корнеев скосил глаза и увидел, как прямо на него пикирует еще одна шаровая молния. Эта была раза в два больше, и по ее поверхности пробегали голубоватые блики. Корнеев, как завороженный, уставился на нее, не в силах ни пошевелиться, ни оторвать взгляда от небесного огня.
Вдруг, не долетев до него, шаровая молния с оглушительным грохотом разорвалась. Перед Корнеевым возникла огромная ослепительная вспышка, от которой потемнело в глазах. Он не помнил, отбросило ли его в сторону или же он отпрыгнул сам, но опомнился он опять на прежнем месте – лежа в канаве. Понял он это лишь на ощупь. Перед глазами по-прежнему стояла абсолютная чернота, перемежающаяся призрачными белыми вспышками.
«Ослеп! – с ужасом подумал Корнеев. – Я ничего не вижу! Мы пропали».
Забыв обо всем, он выкарабкался из ямы и наугад пошел прочь. Через некоторое время руки его коснулись сырой кирпичной стены, и он стал пробираться дальше, придерживаясь за нее. Дойдя до угла, он хрипло крикнул:
– Фишкин! Вадим! Отзовись!
После некоторой паузы Фишкин неуверенно подал голос. Корнеев понял, где он примерно находится, и пошел на голос. Дождь мешал ему идти, ноги путались в траве, скользили по разъезжающейся жиже, один раз больно хлестанула по лицу мокрая ветка.