Антарктида: Четвертый рейх
Шрифт:
– Это невозможно! – бормотал он. – Такое не должно было произойти. Авиация подоспела слишком поздно. Не могу понять, как англичане сумели догадаться, что здесь расположено.
Двое рослых плечистых громил молча смотрели на него и какое-то время молчали, словно давали ему выговориться. Но именно это их угрожающее молчание приводило доктора Дорнбергера в тихий ужас: он был почти уверен, что его или прямо здесь, у этого уцелевшего лабораторного корпуса со слегка развороченной крышей, расстреляют, или, в лучшем случае, отправят в концлагерь. И у Скорцени создавалось впечатление, что Кальтенбруннер настроен именно на такое решение: арестовать и отправить.
–
– Что за псалмопения вы лопочете, Дорнбергер?! – умышленно избежал упоминания его генеральского чина Скорцени. – Вы в состоянии доложить обергруппенфюреру Кальтенбруннеру о потерях и вообще обо всем, что здесь произошло?
– Да, в состоянии, – дрожащим голосом заверил военный руководитель Центра. – То есть нет, пока еще не готов.
23
Гиммлер посещал Пенемюнде в конце апреля 1943 года и действительно заверил командование Центра, что берет на себя защиту его коллектива от диверсий и предательства. После этого армейские и абверовские заслоны были усилены заслонами сил СД. Но, как показали события, эти меры, скорее, способствовали усилению влияния и контроля штаба Гиммлера на Центр, нежели на его безопасность.
– В таком случае, – проскрежетал своими массивными челюстями-жерновами Кальтенбруннер, – благодарите господа, что вы не профессиональный военный, а инженер-машиностроитель, выпускник Шарлоттенбургской высшей технической школы, а значит, пока что все еще нужный нам доктор каких-то там наук. Хотя во всем, что здесь сейчас происходит, за километр просматривается разгильдяйство и предательство.
– Простите, господин обергруппенфюрер, но меня никто не смеет обвинять…
– Смеет, – прервал его начальник Главного управления имперской безопасности. – Вашему коллеге Рудольфу Небелю тоже казалось, что не смеет. Но я почему-то уверен, что его судьба, как и судьба его возлюбленной, вам известна. [24] И мы еще хорошенько подумаем, что именно следует предпринять против всего того сброда, который накопился в Пенемюнде под вашим покровительством.
– Я уже обладаю кое-какими сведениями, – наконец пришел на помощь своему коллеге барон фон Браун. – В частности, что касается потерь среди научно-инженерного персонала.
24
Инженер Рудольф Небель был одним из первых германских ракетчиков, обладателем нескольких патентов. После того как он не захотел расстаться со своими изобретениями, был арестован гестапо и, после шестимесячных экзекуций в берлинских застенках, закончил свои дни в концлагере Бауцен. В лагере погибла и его невеста.
– Инженерами займетесь вы, Скорцени, – молвил Кальтенбруннер, – а я пока займусь самим этим господином, охраной Центра, лагерем заключенных, а также службой безопасности и всем прочим.
– Яволь. Машина у вас, барон, надеюсь, имеется?
– «Мерседес». Вон там, у остатков дерева. За рулем я сам. Водитель погиб, как и многие в эту ночь.
– Не вышибайте из меня слезу, фон Браун. На то, как и почему люди гибнут, я насмотрелся на всем пространстве – от границ рейха до Парижа и декабрьской Москвы. И вы прекрасно знаете, что интересовать меня сейчас будет судьба другого человека – доктора Германа Шернера.
Браун устало взглянул на Скорцени и сокрушенно покачал головой.
– Мы его называли Пенемюнденским Умником.
– Мы всех вас называем умниками. Конкретнее.
– Скорее всего, он погиб.
– Что значит «скорее всего»?! – буквально прорычал обер-диверсант рейха. – Это не тот специалист, в отношении которого можно позволять себе гадать: погиб он или не погиб?!
– Садитесь в машину, сейчас мы увидим то, что осталось от его коттеджа. И никаких псалмопений, барон, никаких псалмопений!
– От коттеджа или от самого Шернера?
Вернеру фон Брауну едва перевалило за тридцать. Выше среднего роста, овальное, слегка удлиненное лицо с полублагородными чертами; широкий разлет густых, наискосок прилепленных, а потому кажущихся почти бутафорскими, бровей; медлительная, с нотками вальяжного превосходства, речь, в которой все еще четко улавливается восточно-прусский акцент.
С тех пор как Скорцени пришлось заняться подготовкой команды пилотов-смертников для пилотируемых ракет, создаваемых в Пенемюнде, он уже не раз обращался к досье барона, и прекрасно помнил, что аристократический рыцарский род его прослеживается до середины XVI века, а где-то там, в конце XVII века, его предок получил наследственный титул барона Богемии.
Что же касается родового гнезда баронов Браунов, то в течение нескольких веков им служил старинный замок Нойкен в Восточной Пруссии, недалеко от тех мест, где сейчас находится ставка фюрера «Вольфшанце». Кроме того, незадолго до войны его отец, капитан в отставке и член правления Рейхсбанка Магнус фон Браун, приобрел прекрасное имение Обер-Визенталь в Силезии, которое сразу же превратилось в своеобразный аристократический клуб силезско-германской знати.
– Вот то, что еще вчера было персональным коттеджем Пенемюнденского Умника, – ожил Вернер Браун, сумев проглотить нанесенную ему обиду.
Скорцени вышел из машины и осмотрелся. Перед ним высилась куча бревен, пригодных разве что для ритуального похоронного костра. Однако следов прямого попадания не было: мощная бомба взорвалась рядом с коттеджем, обрушив его, но не предав пожару.
– Обер-лейтенант! – подозвал Скорцени офицера, который вел для спасательных работ на площадках Центра только что прибывшее пополнение. – Всех своих героев, всю роту – немедленно, быстро. Разметать эту свалку, и каждую бумажку, которая будет обнаружена под завалами, вы слышите меня – каждую бумажку, вплоть до туалетной, каждый клочок, вы обязаны вручить лично мне. Как и все то, что осталось от погибшего здесь человека. И никого, кроме своих солдат, к завалам не подпускать. Невзирая на чины. На все возражения ваш ответ должен быть один: «Таков приказ Отто Скорцени, личного агента фюрера по особым поручениям!»
– О, так вы и есть тот самый Скорцени?! – попытался было завязать знакомство обер-лейтенант, однако первый диверсант рейха жестко охладил его:
– …Причем вы даже не догадываетесь, какой именно. – И тотчас же обратился к Брауну: – Чего мы ждем, барон? Где этот наш таинственный дисколет Шернера?
– Я догадывался, что вас заинтересует именно эта машина.
– Так какого дьявола возите меня по каким-то руинам, вместо того чтобы показать то, ради чего я примчался сюда из Берлина?