Антарктида online
Шрифт:
Запасной. Рискованный. Игра ва-банк.
По нескольким каналам – тут торговцу информацией все карты в руки – подсунуть противнику хорошо сработанную «дезу». Напугать агрессора. Возможно, не до такой степени, чтобы тот в панике отозвал свои войска, но достаточно чувствительно для того, чтобы вернуть «побежденную» Свободную Антарктиду на игровое поле в качестве полноправного игрока. Сам Шимашевич, вероятно, исполнял бы небезвыгодную роль неофициального посредника. И с хорошим прицелом на будущее.
Подло? Еще как. Разумно? Вынужден признать: да. Как, очевидно, признал это Коган, раз пошел к набобу
Но почему за мой счет??!
Целые сутки я то проваливался в сон, то просыпался и изобретал планы мести. Приходил эскулап, жалил шприцем задницу. А мои коллеги, мои спасители, мои бывшие друзья, покрывшие предательство, изо всех сил старались растопить мою ледяную злобу.
Они перетащили обеденный стол и превратили спальню в столовую. Мне выдали чашку куриного бульона с тостом, и я принял. Голодовка не входила в мои планы. С какой стати мне наказывать себя, если гады – они?
– Нет, я таки не могу! – потешался Ерема, размахивая руками и расплескивая джин-тоник. – Как они с удочками!.. Несокрушимая фаланга! Да если бы у Александра Филипповича были такие наемники, как те рыболовы, он бы точно до Янцзы дошел, зуб даю!..
И он снова хохотал, а джин-тоник плясал и булькал в его зажатом в руке стакане, как кипяток в жерле гейзера.
– У какого еще Александра Филипповича? – снисходил я до вопроса.
– У Шурика Македонского, естественно.
– А где ты так по-русски насобачился?
– Как где? С тобой! И вот таки еще с Моисеем Соломоновичем…
– Сволочи вы. Суки.
– Гена!
– Что, Ерема? Может, мне еще спасибо сказать за то, что вы меня вытащили? Не дождетесь.
– Мы ничего не знали, Гена. Веришь?
– Допустим. Уже теплее. А кто знал? Шимашевич? Тейлор? Коган?
Все взгляды устремились на Моисея Соломоновича, и он сразу завел:
– Мы таки себе подумали…
– Ах, вы еще и думать умеете?! Спинозы!
– Мы решили, что вы таки непременно согласились бы, предложи мы вам такое дело… А что, разве не согласились бы?
Хороший вопрос. Главное, крайне своевременный.
– Какая разница, если предложения не было?
– А если бы оно все-таки было?
– Не знаю, – пробурчал я. – Тут сперва хорошенько поразмыслить надо…
Коган печально вздохнул – э-хе-хе…
– Выходит, мы в вас ошиблись. Тогда примите наши извинения. Само собой, весь ущерб будет вам компенсирован. Мне дано право выписать вам от имени руководства кругленькую сумму в виде компенсации. Будете себе довольны. Думаю, ничуть не меньше получите от Шимашевича.
Я сказал, куда и на какой срок ему идти со своей компенсацией и Шимашевичем. Хотя нет, Шимашевич пусть вернется и окажется в пределах досягаемости. Убью.
Друг-приятель! В бане парились, пиво пили… Почему я решил, что набоб пытается меня приручить? Ему, оказывается, просто-напросто хотелось посмотреть вблизи на того, кого он назначил на роль наживки для крупной рыбы! Сволочь. Извращенец. И мы хороши – не послали его с самого начала на все четыре стороны, на тридцать два румба!..
– Ладно… А кто подал идею меня выручить? Готов спорить на свою компенсацию – не Шимашевич!
– Не спорь – проиграешь, – встрял Шеклтон. – Он и
– Ушам не верю. С какой стати?
– С такой, что в Италии тебя мог исследовать более сильный гипнотизер и заподозрить подделку. Шимашевич – умный и… как сказать?.. дальнозрячий?
– Дальновидный?
– Вэтс райт. Он не приказал ликвидировать тебя. Ему незачем с нами ссориться. Освободить тебя невредимым было сложнее и дороже, но Шимашевич на это пошел.
– Он таки очень себе не филантроп, – просветил меня Коган. – Что до денег, то он, как обосновался в Антарктиде, гораздо больше заработал себе на биржевой игре, чем потратил на нас. Чего проще, когда первым узнаешь новости! Шимашевич – это голова! Ну да, он таки сыграл на себя лично, но также и на Свободную Антарктиду. В данном случае интересы полностью совпали. Как прикажете убедить противника в том, что он сделал глупый ход? Естественно, следует скормить ему дезинформацию и позаботиться, чтобы он ее полностью усвоил. Надежнее всего подсунуть противнику человека, свято убежденного в правдивости «дезы». Таки лучше всего на эту роль подходил кто-нибудь из второстепенного антарктического начальства, а учитывая фактор места – один из членов вашей делегации.
– То есть я?
– Любой из нас, – «принял мяч» Шеклтон. – Возможно, Шимашевич выбрал тебя потому, что именно тебя он просчитывает лучше других. Вы ведь дважды соотечественники…
– Это ненадолго.
Шеклтон заморгал.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я больше не антаркт.
На лице Кацуки остекленела ни черта не значащая улыбка. Чаттопадхъяйя поморщился. Коган закряхтел. А Шеклтон признался:
– Что-то я не понимаю…
– Зато я все понимаю. Ерема, мы с тобой провозгласили независимость, чтобы стать свободными людьми в свободной стране. Я настоял на непосредственной демократии – самой либеральной из всех систем. Я стал бы анархистом, если бы верил, что анархия – мать порядка. Мне и в страшном сне не могло привидеться, что наше государство будет играть людьми точно так же, как это делается везде! Спасибо, хватит. Я приехал и схожу с поезда.
– А я думал, что мы провозгласили независимость, чтобы Антарктиду не раздергали на части, – сказал Шеклтон.
– Все равно, что ты думал.
– Жаль. Что ж, если наше дело ничего для тебя не значит…
Он вздохнул и замолчал. Коган только развел руками. И они вышли, все четверо, оставив меня злиться в одиночестве. Гордо удалились, можно сказать. С таким видом, как будто я был во всем виноват.
Да с какой стати я должен безропотно позволять государству ставить свои интересы выше моих? Что я им – винтик какой? Или недруг, или посторонний, которого не грех разыграть втемную?
Кой черт! Конечно, я согласился бы пережить то, что пережил, ради общего дела. Но добровольно! И только если бы сам понял, что иного выхода просто нет. Но ни в коем случае не так, как сделали они…
А если нельзя иначе?
Иногда становится просто стыдно за свою принадлежность к человечеству. Только оно могло выдумать такую прорву ситуаций, когда успех можно купить исключительно подлостью, и придумало для подлости массу эвфемизмов. Нет, не надо мне такого успеха.
Мне – да. Имею право отказаться. А Антарктиде?