Антарктида online
Шрифт:
– Ну, – хмуро сказал Ерепеев, – что делать будем?
Никто не знал, что вопрос был риторическим. И.о. начальника станции уже знал, что он будет делать. Обоих виновников, Ломаева и Непрухина, изолировать на камбузе. Пускай картошечку почистят и поразмышляют о жизни и о себе, им полезно. Далее: как только восстановится связь, объяснить начальству недоразумение, списав его, понятное дело, не на пьянку, а на психическое расстройство двух полярников, приключившееся вследствие необъясненных пока наукой физических эффектов, связанных
Единственный способ спустить все на тормозах. Правда, скандал велик, тормоза получатся жесткие, но иных все равно нет. Вообще-то двух придурков даже жаль – не видать им больше Антарктиды, – однако никто, кроме них самих, в этом не виноват. Никто. На этом пункте надо стоять твердо.
Ерепеев с сожалением подавил соблазн состроить на весь свет рожу кирпичом, изобразив, будто ему вообще ничего не известно, и объявить случившееся безобразие выходкой неведомых радиохулиганов. Жаль, но ничего не выйдет. Учинят следствие и очень быстро докопаются. Всем коллегам рты не заткнешь. А кроме того, передатчик, скотина, сгорел далеко не сразу, успев прежде проработать несколько часов, и его точное местоположение наверняка было определено – хотя бы из космоса. Сволочи американцы набросали на орбиты уйму всякого железа…
– А может, и ничего, а? – робко промямлил начальник аэрометеоотряда Пятко и, между прочим, непосредственный шеф Ломаева. – Может, и обойдется? Связи-то пока нет. Может, они там уже все поняли…
В холле разом закряхтели и задвигались. Видно было, что эта мысль пришлась многим по душе.
– Что поняли? – прищурившись, спросил Ерепеев.
– Ну… что все это дурацкий розыгрыш. По-моему, должны они понять, не глупые…
– А кто это «они»? Уточни, будь добр.
– Ну… в ААНИИ. И выше…
– Насколько выше?
– Ну…
– Баранки гну! – рявкнул Ерепеев. – Ты бы понял? Нет, не здесь, а находясь черт знает где отсюда? Что да? Понял бы? Ты-то, может, и да, потому что кто ты есть? Никто. Какой с тебя спрос? Ты только за свой отряд отвечаешь, а если на тебе лежит ответственность куда как повыше, а? Ты не слышал, что в эфире делается? Послушай вон приемник. Нас уже узурпаторами называют. Чилийцы с аргентинцами заявили протест…
– А при чем тут Чили и Аргентина? – спросил кто-то.
– Ты что, неграмотный? – напустился на него Ерепеев. – Здрасте-приехали! Они договор о статусе Антарктиды не подписывали и не собираются. И именно потому, что считают Антарктиду своей исконной территорией, понятно? Они, между прочим, давно поделили ее – половина вам, половина нам… Тут каша мирового значения! Из-за двух идиотов! Мало того, что эти два голубчика ославились на весь мир, так еще и передатчик сожгли!..
Пятко с гадливой гримасой вбил в пепельницу окурок. Будто клопа казнил.
Ломаев молчал, уронив подбородок на могучий
– А рации на вездеходах и самолетах? – подал голос кто-то.
– Слабые! C ближайшими станциями на континенте мы еще кое-как можем связаться, а с Большой землей – вот! – Ерепеев откровенно отбил на локте это «вот». – Через спутник – тоже пока никак. Уже пробовали. Так что же, просить соседей, чтобы передали наше опровержение? Не знаю кому как, а мне «испорченный телефон» не нужен. Да и стыдно. Лучше уж подождать полчаса – и самим…
– А с Новолазаревской? – настаивал тот же голос.
– С Новолазаревской связи нет, а с Беллинсгаузеном и подавно, – отрезал Ерепеев. – Есть связь с Мирным, но неустойчивая. Магнитная буря, наверное.
Сейчас он нагло врал в глаза своим товарищам – со станцией Новолазаревская, резиденцией начальника всей российской антарктической экспедиции Михаила Михайловича Троеглазова, связь была, хотя и верно – неустойчивая. Немногие знающие об этом помалкивали, понимая, что и.о. начальника Новорусской просто-напросто оттягивает момент неизбежного тягостного объяснения. Ну что же, ждать починки единственного мощного передатчика – тоже занятие…
Минут через десять вялой дискуссии с Ерепеевым согласились все. Затем кто-то предложил дать слово Ломаеву.
– Это еще для чего? – долетел из угла чей-то дискант.
– А пусть скажет нам, что он сам думает обо всем этом…
Ломаев оторвал подбородок от кулака. Роденовский мыслитель сгинул – остался страдающий мигренью неандерталец.
– Здесь что, товарищеский суд? – сипло осведомился троглодит, встопорщив бороду, и нехорошо осклабился.
На него заорали – вразнобой, зато от души:
– А хоть бы и товарищеский… Мы тебе что, уже не товарищи? Брезгуешь, гад?
– Из-за тебя, урода, все, из-за тебя!
– Шутки ему!.. Кому шуточки, а всем без премии оставаться?
– Да если бы только без премии! Мелко берешь. Теперь у всех нас, считай, волчий паспорт…
– Тихо! Пусть скажет…
– Всех подставил, гнида!…
– У меня четвертая зимовка, а теперь что – весь послужной список псу под хвост? Искать работу на Большой земле? Кем? Сторожем? Кому я нужен?
– У меня, между прочим, зимовка тоже не первая…
– Да тише вы!
– Что тут «тише»?! Морду ему набить, а уж потом…
– Нет, пусть он сначала скажет…
Ломаев воздвигнулся, едва не коснувшись головой потолка, большой, набрякший, как грозовая туча, и стало ясно, что шансы набить ему морду, мягко говоря, проблематичны. Разве что он сам позволит.
– Ну и скажу! – рявкнул он так, что все разом притихли. – Скажу! Да! Спьяну! Один я виноват – моя была идея! Сам и отвечу, никого за собой не потяну! Сам! Поняли? Кто не понял, кому повторить персонально? Теперь все, я могу идти?