Античеловек
Шрифт:
Мы спустились по склону и пересекли лощину, по которой были разбросаны волчьи тела.
Я продолжал оглядываться назад, постоянно ожидая услышать лязг зубов и хриплое рычание.
Скверная выдалась ночь...
Через час сорок пять минут после рассвета мы добрались до хижины.
Несмотря на то что парк казался безлюдным, каждую из этих ста пяти минут я дрожал от страха, что сейчас нас заметят и арестуют. При виде хижины я ощутил в себе хоть какое-то внутреннее тепло – впервые с того момента, как меня бросило в пот при виде волков. Дом оставался таким же, каким я его запомнил: уютно устроившимся посреди сосновой рощи. Задняя дверь выходит к отвесному утесу, а из передней открывается вид, от которого захватывает дух: снег, сосны и предгорья. Это место было не из тех, куда отправляются отважные путешественники, чтобы удалиться
На этот раз ключа у меня не было. Даже если бы я с самого начала планировал прийти сюда, я не мог бы отправиться к Гарри, взять ключ и тем самым втянуть его в эту историю. Я сам заварил эту кашу, и расхлебывать ее тоже должен был сам. Я выдавил дверное стекло и открыл замок. Во время этой процедуры мне все казалось, что сейчас из гостиной выскочит какой-нибудь тип с пистолетом двадцатого калибра в руках и завопит: "Грабят!" Но, как я и предполагал, дом был пуст.
Мы нашли в доме картонную коробку и заткнули сделанную мною дырку в двери картоном, чтобы не так дуло. Потом Он обнаружил в пристроенном к дому сарайчике генератор, и мы смогли включить обогреватели. Я возблагодарил всех богов за то, что у Гарри в доме наличествовал не только камин. От камина идет дым, который может заметить какой-нибудь парковый смотритель и за час навести на наш след полицейских. А электрообогреватели как следует нагреют гостиную и позволят нам достаточно уютно чувствовать себя во всем доме. И этого было достаточно. В нашем положении было не до роскоши. После недели бегов даже самая малость покоя уже была величайшим благом. Конечно, и в электрогенераторе был свой риск – он работал довольно шумно. У него был неплохой глушитель, но если бы кто-нибудь подошел достаточно близко, чтобы расслышать утробное урчание генератора, он наверняка заподозрил бы неладное и захотел бы осмотреть дом.
– Хорошо! – сказал я, глядя, как спирали обогревателей понемногу накаляются и от них начинает тянуть теплом.
– Пища, – сказал Он. – Я хочу увидеть, что мне придется перерабатывать.
– Это здесь, – сказал я и показал Ему погреб – естественный холодильник. В погребе, на свисающих с потолка крюках для мяса обнаружилась едва ли не целая корова. Мясо основательно промерзло и покрылось инеем.
Стены подвала, вырубленного в скале, а также пол были покрыты толстым слоем коричнево-белого льда. Погреб имел выход к подножию утеса, чтобы через люк можно было загружать продукты. В общем, был устроен с умом.
Потом я повел Его обратно и показал Ему кладовку, набитую разнообразными фруктовыми, овощными и мясными консервами – Гарри держал здесь не меньше пары сотен банок. Однажды, когда Всемирное Правительство охватил кризис и создавалось впечатление, что оно может в любой момент рухнуть, Гарри снял эту хижину и превратил ее в настоящее убежище, поскольку полагал, что аляскинские полярные ветра в любом случае будут относительно свободны от радиации. Он так и не избавился от страха перед всемирной бойней и потому никогда не забывал пополнять свои запасы, хотя теперь Всемирное Правительство казалось устойчивым и незыблемым.
– Возьми оттуда все, что тебе понадобится на эти три дня, – сказал Он. – А я заберу все остальное и мясо из подвала.
– Ты что, все это съешь? – переспросил я, не веря своим ушам.
– Может и не хватить.
– Не хватить?!
– Пока не завершится очередной этап преобразований, я ничего не могу сказать точно. Но ты мог бы поохотиться для меня. Ты умеешь охотиться, Джекоб?
– Немного. Но я в основном охотился на птиц. Утки, фазаны, индюшки. Да и то я последний раз выбирался на охоту года три-четыре назад. А на что мне охотиться здесь?
– Ну, мы уже видели, что здесь есть волки. И кролики. Гуси, если для них сейчас подходящее время года. Кроме того, как я понимаю, парк известен своими лосиными стадами и белохвостыми оленями.
Я рассмеялся.
– Я серьезно, – сказал Он.
– Давай сперва посмотрим, как ты одолеешь здешние запасы. Здесь же еды на месяц. Вот когда ты с ней управишься, тогда и поговорим об охоте.
Я подошел к окну – посмотреть, какая на дворе погода. За окном все еще мело, и в тучах не было видно ни единого просвета. Ветер нес белую крупу и ссыпал ее в превосходные сугробы под стенами домика. Я засмотрелся на метель. Она мне нравилась с эстетической точки зрения. А кроме того – что гораздо важнее, – непохоже было, чтобы власти в такую погоду принялись обыскивать парк, даже если какого-нибудь молодого энергичного чиновника Всемирного Правительства и посетит такая мысль. Вертолеты не способны летать в такой каше, а наземные поисковые партии легко могут потерять друг друга и заблудиться. По сравнению с ночью сейчас буран даже усилился. Довольный тем, что нам не грозит появление какого-нибудь мерзкого правительственного патруля, я прошел в одну из двух спален, разделся и упал на кровать. Я даже не подумал о том, что она не застелена. Я спал так, словно нахожусь в лучшем номере-люксе гостиницы "Астория" и лежу на кровати стоимостью в пять тысяч долларов.
Мне снились страшные сны. Настоящие кошмары. В первом сне я бежал по темному, густому, безмолвному лесу. Меня преследовала какая-то безликая туша, со стоном ломившаяся сквозь кустарник. Несколько раз длинные толстые пальцы этого существа прикасались к моей шее, пытаясь сомкнуть смертельную хватку. Каждый раз я прибавлял скорости и увеличивал расстояние между нами.
Но ночь длилась и длилась, а тварь была выносливее меня. Она меня схватит. Я знал это. И я бежал и кричал, кричал... В другом сне я посреди ночи оказался в старинном замке со множеством комнат, и там меня тоже преследовало безымянное существо. Оно тяжело дышало, гналось за мной из комнаты в комнату, булькало, кудахтало и потом едва не поймало меня не то в не имеющем второго выхода холле, не то на лестнице, когда я споткнулся и упал.
Но даже такие ужасы не могли разбудить меня. Я проспал все утро и весь день и проснулся только к вечеру. Неестественное напряжение моих кошмаров оставило после себя легкое ощущение тошноты. На мгновение я ощутил ужас, поняв, что кричал во сне, – и это в то время, когда враги гонятся за нами по пятам! Потом я вспомнил о снегопаде и успокоил учащенное сердцебиение глубоким дыханием и сознательными усилиями. Одевшись, я пошел в гостиную.
Его не было видно.
Я позвал Его. Он не ответил.
Я подумал, что Он ушел.
Я ожидал этого с того самого момента, как мы покинули лабораторию. Все это время я ждал, что Он бросит меня, вычеркнет из своей жизни. Некоторые скрытые грани Его личности заставляли меня пессимистично смотреть на вещи. Я полагал, что в глубине души Он знает, что я Ему не нужен, что Он, на самом-то деле, высшее существо и не нуждается ни в ком. Теперь Он ушел. Это произошло. Я ощутил странное чувство – смесь печали и облегчения. Теперь я мог вернуться и сдаться властям. Интересно, что они со мной сделают? Посадят в тюрьму? Казнят? Придумают что-нибудь еще? Любопытно будет посмотреть. Я решил перекусить, а потом спуститься по тропе обратно к главным воротам, оттуда вернуться в Кантвелл, потом – в Нью-Йорк, в лаборатории Всемирного Правительства. Я пошел на кухню – и обнаружил там Его.
Он изменился.
Изменился...
– Что за чертовщина... – начал было я, пятясь к двери. Мое сердце бешено заколотилось, а легкие на минутку забыли, как дышать.
– Все в порядке, Джекоб, – сказал Он. Его голос стал глубже, дикция ухудшилась. Но он по-прежнему звучал успокаивающе и покровительственно.
– В порядке? – спросил я, глядя на Него. Пол был засыпан двумя сотнями пустых консервных банок. Должно быть, Он ел непрерывно с того самого момента, как я отправился спать. Каждая банка была начисто вылизана; ни в одной не осталось ни крошки. Он сидел на корточках посреди горы банок. По сравнению с тем моментом, когда я видел Его в последний раз, Он вырос наполовину. Он прибавил в весе добрых сто двадцать пять фунтов, а то и больше. Его шея сравнялась по размеру с головой. Он снял брюки и рубашку и сидел нагишом. Конечно, теперь прежняя одежда просто не налезет на него. Его грудь была окружена складками плоти, но это были сплошные мышцы, ни унции жира. Его руки были огромны – не меньше галлона в бицепсах и добрых десять-одиннадцать дюймов в запястьях. Мужское достоинство, затерявшееся среди груды мышц, что придавало ему какой-то бесполый вид, свисало между ног, как некий гротеск природы. Его ноги возвышались, как колонны, и были глянцевитыми, как сосиски. Коленных чашечек не было видно – они оказались погребены под мышцами, которые явно мешали нормально работать суставу.