Античный Чароплет. Том 3

Глава 1

Устало поднявшись, я усилием воли ускорил прану в организме, вбросив её капли в духовные линии. Абсолютно неестественные действия. Это словно слёзы в вены вкалывать. Праны в духовных линиях быть не должно. Но не важно. Чёртова Шивкамути, чтоб её себе Пазузу в задницу засунул, буквально излучала мне напрямую в мозг любовь к каждой травинке вокруг. После наложения мощного благословения я пропустил через себя больше пятнадцати тысяч единиц маны Шивкамути. И теперь моё настроение скакало от возбуждённо-восторженного до яростного. Кажется, я теперь знаю, как ощущают себя шизофреники, когда одновременно хочется уничтожить всё вокруг и возлюбить каждую бабочку. К счастью, вспомнив, что ощущал, когда со мной делился своей маной Абтармахан, я сумел слегка подавить воздействие жемчужной маны, нейтрализовав остатки её силы в своём ноусе. Прана, смешиваясь с маной, обладала странным свойством. Я не так давно понял, что мана может нести с собой какие-то мысли или ментальную наполненность. Раньше мне показалось бы это чушью, но после более тесного знакомства с Шивкамути —

уже нет. Однако мана такими свойствами обладать не должна. И тут мне пришла в голову мысль, что, возможно, именно это и выделяют в Храме в качестве духовной силы? Этакую эмоционально-личностную ману. Не уверен. Абтармахан, надеюсь, пояснит позже. Ну, а прана обладала, соответственно, свойством «гасить» эту особенность. Она тяжёлым налётом оседала в духовных линиях, вызывая сильный дискомфорт. Но зато мана Шивкамути становилась просто маной жизни. Нюансы? Ну — нельзя было полностью нивелировать воздействие на себя. Я, конечно, рад бы, да только у меня столько праны нет, чтобы «гасить» объёмы архимагов. Вот и приходится лишь подчищать остаточное воздействие.

Благословение тем временем уже полностью легло на окружающую территорию. Что-то такое… незримое растеклось в воздухе. Стало словно бы самую капельку легче дышать. Полагаю, ближайший урожай будет невероятно огромным. Что весьма кстати: в Ниджангу уже прибыли больше десяти тысяч человек. И поток даже не думал прекращаться. Шифран хватался за голову, начиная осознавать, что моё старое предупреждение про сто тысяч было, возможно даже, небольшим преуменьшением. Я сам бы оценил население Бхопалара в примерно полмиллиона человек. Не города в смысле, а всего царства. И сейчас примерно шестая часть его территорий превращалась в кипящий котёл военных действий. Шестая — да, но ведь эта шестая часть одна из наиболее населённых. Единственная причина, почему там сейчас идёт не полномасштабная война, а противостояние множества рейдерских отрядов и битвы против мелких гарнизонов — это то, что армия Раджи старается дать как можно большему числу беженцев выбраться с начинающей пылать у них под ногами территории. А ведь с моего прибытия в город прошла всего-то неделя! Почему эмушиты не начали активно продвигаться вглубь земель Бхопалара, я вообще не понимал. Разве что имелось объяснение, состоящее в том, что их армия является огромным скопищем разнообразных племён без чёткой структуры и с размытой вертикалью власти. То есть заставить их единым кулаком наступать и совершать стратегические маневры довольно сложно, если вообще возможно. Соответственно, куча этих чёрных некромантов сейчас активно разбредается по приграничным землям, пытаясь разграбить всё, что только можно, прежде чем двинуться дальше.

Но у меня тут, в Ниджанге, другие заботы. Огромная масса беженцев, которые всё продолжали прибывать, создавала не меньшую массу проблем. Люди, какими бы они ни были, редко могут с чистой совестью называть себя святыми. Пока у человека полный желудок, есть дом и деньги, он просто живёт. Далеко не мирно, но и не нарушая хоть какие-то рамки порядка. Разумеется, исключения встречаются на каждом шагу. Но тем не менее. Однако сейчас в эти земли нескончаемой рекой текли люди, лишившиеся крыши над головой, имущества, возможно — близких. И это создавало грандиозные проблемы. Так-то многие из этих обездоленных-несчастных и раньше вполне могли ограбить какого-нибудь путника, если знали, что останутся безнаказанными. Бывали случаи похищений. Особенно девушек. Городские терпеть не могут во многих местах деревенских. Во время крупных ярмарок на севере женщины без сопровождения мужей и братьев почти не ходят. Могут ведь приезжие просто дать по голове и увезти к себе на телеге где-нибудь под сеном. Раньше, насколько я знаю, была частая практика. Позже власти Индрахутары стали устраивать по деревням рейды и все селения, в которых находили похищенных, сжигали дотла вместе с жителями. Заживо. Их можно понять. Мне сложно представить, что может чувствовать родня похищенной, когда находит её у крестьян спустя несколько месяцев (а то и лет) изнасилований и тяжёлой работы.

Было всё это лет пятьдесят назад. Тогда же вмешались власти Бхопалара в лице Раджи, который и прекратил всё это безобразие. Индрахутарцы перестали жечь и истреблять целые деревни, а деревенские поутихли в своём стремлении найти «общественную невесту» (или невест), как это у них тогда называлось. Меры, способные остановить этот ужас, были приняты весьма жёсткие. Все родственники тех, кто вообще знал и не сообщил о похищении (или ответном рейде) платили большой штраф. Сами люди, которые знали о происходящем, лишались всего имущества и становились рабами на десять лет. А все участники подобного рода событий превращались в рабов на всю жизнь. Если у них были дети до десяти лет, то таковые становились будущими джунуюдха. Север со своими варварскими традициями поутих в то время, но нет-нет, а всё равно что-то такое происходило. А теперь все эти люди пришли на юг, не имея в общем-то, ничего за душой. Разумеется, сразу же начались убийства, ограбления, изнасилования… Благо, Шифран и Тарджи готовы были действовать жёстко. А в их распоряжении помимо самого Тарджи имелась мощнейшая поддержка в виде меня. Обычные люди? Которые даже и не воины? Без амулетов, артефактов, защитных наговоров и прочего? Даже не смешно.

Стража работала на износ, но таки смогла прекратить беспорядки и задавить их, пусть и вышло это ужасно кроваво. Буквально два дня назад жёсткие действия стражи переросли в очередную драку, которая довольно быстро переросла в стихийный бунт объединившихся в большую банду беженцев. Они уже собирались, судя по всему, прорываться в Ниджангу, дабы славно покуролесить и пограбить, благо большую часть приезжих в город не пускали и селили в тех самых бараках, которые

я предложил построить. Временно селили, быстро стараясь отправить в новые места.

Так вот, бунт превратился в толпу, которая дорвалась до ворот и не давала их закрыть, пытаясь прорвать обороняющийся около этих самых ворот заслон стражи. Именно тогда там оказался я с приказом от Шифрана максимально быстро и эффективно прекратить всё это, невзирая ни на какие жертвы. Превозмогая боль и собственный ужас, отвращение к самому себе, я начал бить по толпе условно массовыми заклинаниями: воздушным тараном, огненным копьём, перекачанным энергией, множеством ветряных лезвий. Наверное, всего лишь раз десятый-двенадцатый в жизни пришлось применять огненный дождь. Заклинание, которое придумали, как раз чтобы подавлять максимально жестоко вот такие вот восстания черни: небольшие огненные капельки, температура которых достигает градусов четырёхсот. Прожигают кожу и мясо довольно глубоко. Обычно после применения ожоги начинают быстро загнивать и человек умирает в течение дня-трёх в мучениях. Из минусов — развеять можно проще простого, применяется долго: около минуты, даже если его заготовить заранее в ауре. Короче, абсолютно не боевая штука.

Во время того бунта я как раз и ощутил полностью влияние Жемчужины. Убивать людей, страдая от омерзения и ужаса к самому себе — это то ещё испытание. Теперь я каждый вечер трачу не меньше часа, чтобы разобраться в себе и в очередных изменениях, которые в меня постаралась внести Шивкамути. Тот ещё артефакт с двойным дном. Невиданная мощь, но только надо учитывать, что он исподволь постарается направить эту мощь туда, куда хочет сам. На первый взгляд кажется, что это носитель использует силу жемчужины. А реально оказывается, что это Шивкамути старается использовать своего носителя, чтобы управлять своей силой, которая артефакту самому по себе не подвластна. Правда, помимо праны в духовных линиях, имелся ещё один способ справиться с силой Шивкамути. Шак’чи обладал собственной духовной силой. И, вообще говоря, поглощал ману Жемчужины в смешных количествах. Так что он мог время от времени делиться своей силой со мной. Но я даже не представляю, что хуже — хотеть погладить и позаботиться о каждой травинке, или ощущать, подавлять это влияние силой и эмоциями обезьяна, который, имея странное мировоззрение, испытывал постоянно абсолютную безмятежность, желая при этом носиться по всей округе и скакать по деревьям. Шак’чи словно бы желал внутреннего покоя, а его он мог найти только в движении. При этом обезьян постоянно испытывал желание сделать кому-нибудь какую-нибудь маленькую пакость. Забавно, что он полностью удовлетворял это своё желание, когда я вытеснял духовную силу Жемчужины силой духа Шак’чи и начинал испытывать его чувства. Для него заставить меня постоянно сдерживаться в стремлении напакостить окружающим по-мелкому уже было той самой пакостью, которую ему хотелось сделать. В эти моменты он даже скакать переставал, если выбирался из посоха. А если сидел в нём, то начинал тихо пульсировать и даже, кажется, чуточку вибрировать от удовольствия.

Спустя двое суток после этого стихийного восстания всё было тихо. За исключением воплей и стонов семей восставших. По приказу Шифрана стража забирала всех родственников бунтовщиков в рабство, вязала людей целыми пачками. Что характерно, увидев силу, стихийно поселившиеся вокруг города беженцы (бараков на всех не хватало. Это была капля в море) сами вязали и выдавали всех, кого искали стражники. Всем резко стала как-то ближе своя шкура, чем соседа, с которым часто люди и знакомы-то не были особо.

Понимая, что всех прибывающих и прибывших надо хоть чем-то занять, Шифран устроил грандиозную стройку. Стройку новой стены. Судя по наплыву и масштабу миграции, Ниджанге потребуется расширение. Вот и начались работы по закладке второго круга стен. Благо, люди работали буквально за еду и одежду для себя и своих близких. Городской же совет, который очень быстро стал шевелиться после стихийного восстания, начал крайне активно расселять людей по окружающим деревням и выделенным новым местам. Городские торговцы и богатые люди готовы были жертвовать любые деньги (в долг городу, конечно), чтобы побыстрее избавиться от кучи потенциальных бандитов под боком. «Потенциальные бандиты», кстати, чуть не устроили второй бунт, когда поняли, что стены новые они строят не для себя. Но мобилизованные стражники, которые пополнились отрядами ополчения Ниджанги, остудили горячие головы. Да и память о моём огненном дожде ещё была свежа. Ещё бы: многие до сих пор ещё не умерли, а лежали и стонали, сгнивая из-за заразы, распространившейся в местах ожогов. Там ведь ещё и тела немытые…

Тем не менее, ситуацию удалось удержать под контролем. Любые постройки, которые казались стражникам капитальными, внутри второго кольца стен, эти самые стражники сносили к демонам. Не обходилось и без перегибов: до сих пор постоянно вспыхивали короткие драки со стражей. Чаще всего такие столкновения заканчивались увечьями и трупами. Но Ниджанга твердо решила, что если уж город и расширится, то жить в нём будут ремесленники, а не бывшие шудры.

Рыбаки и некоторые особо буйные отправлялись к основанному всего дней пять назад блокпосту стражи на юге. Там строился небольшой лагерь с частоколом, рядом с которым эти люди и должны были поселиться. Как я и предлагал, отряд стражи одновременно обеспечивал порядок на дорогах и порядок в начавшим зарождаться стихийном поселении. Кстати, большую численность стражников там удалось поддержать (как и вообще в окрестностях Ниджанги), сформировав четыре новых отряда по пятьдесят человек из, собственно, новоприбывших. Это были в подавляющем большинстве жители бывшей Индрахутары. И за их лояльность их семьям обещали землю внутри второго кольца стен Ниджанги, а также деньги. В отличие от тех же рабочих, этим ребятам ещё и жалование какое-то платили.