Антифэнтези
Шрифт:
И все-таки, я был здесь гостем, как и Машуня. Когда меня усадили в шикарное кожаное кресло, возникла несколько странная ситуация. Тетка поблагодарила Машуню, и той как бы нужно было исчезнуть из моей привилегированной жизни. Я умоляюще взглянул на женщину и жалобно произнес:
– Уж позвольте старику маленькую слабость, дайте мне скрасить мое одиночество общением с юной дамой.
Судя по выражению тетки, я одной фразой умудрился наговорить ей кучу гадостей. Ну да: намекнул, что с данной теткой мне было одиноко, так как она уже не могла ничего мне скрасить в виду своей удаленности от юного
– М-да, как-то некрасиво получилось, - прокряхтел я, пытаясь выкарабкаться из глубокого кресла.
– Куда уж хуже! Она теперь там, наверно, пересчитывает, сколько своих молодых лет отдала службе этому тирану, сколько раз подавала кофе… и так далее по списку.
– Нам нужно вырваться из этого здания, чтобы хоть что-то понять, - прервал я ее анализ женского поведения.
– По-моему, нас больше никто не держит, - согласно кивнула Машуня и, взяв меня за руку как младенца, вышла из кабинета.
Мы, оглядевшись, направились к центру здания, раздавая налево и направо приветственные улыбки. Вскоре нам попалась лестница, и мы спустились на этаж ниже к центральному входу. По пути я объяснял Маше, что, если мы находились в своем городе, то нужно найти район нашего жительства и, в итоге, свои настоящие тела с их теперешними владельцами. Но когда мы вышли на крыльцо, я остановился, вцепившись в руку Машуни… а она вцепилась в мою.
– Кажется, нам нужно срочно идти спать… - только и смог я сказать, переполненный отчаянием.
По улице в обе стороны сновали машины, и ничего в этом не было бы особенного, но вот внешний вид машин тянул, если только на начало прошлого века. В моей голове начали всплывать некоторые странности в одежде (на удивление не очень сильно отличающейся от современной в моем мире). Отличия были и в архитектуре и меблировке, но до этой минуты я все принимал за собственное незнание старинных центральных зданий и их обитателей.
Все стало на свои ужасные места. Мы были в мире, очень похожем на наш. Но таких машин, в таком количестве собранных в одном месте, у нас уже не найти нигде, если только не оказаться на съемках фильма про каких-нибудь Сталинских революционеров.
Наше размазывание чувств по ступенькам университета прервал дядька, выскочивший из черного моторного кабриолета (а правильнее сказать, драндулета). Он побежал к нам и спросил:
– Куда профессор желает ехать?
– Домой! – я попытался начальственно махнуть рукой и стал неспешно спускаться по лестнице, совсем нешуточно облокачиваясь на Машину руку.
Шофер предупредительно открыл заднюю дверку. Я залез внутрь и настойчиво дернул за руку замешкавшуюся девушку. Не хватало еще, чтобы она осталась одна посреди улицы! Маша неловко плюхнулась ко мне на коленки. Я, чтобы скрыть боль в потревоженных костях, скабрезно захихикал. Шофер, с каменным лицом закрыл дверку и прошел к себе. Машуня немного пошипела, но устроилась-таки рядом. На что я заметил:
– Это, конечно, даже не Жигули! Но потерпи, милая, и мы скоро уснем праведным сном в моих шикарных апартаментах! Поверь, я даже не буду тебя… как это говорят… соблазнять.
– Ой уморил! – рассмеялась егоза. – Да ты хоть знаешь, что ты сейчас можешь соблазнить только на тот свет?!
– Как это так? – начал было возмущаться я.
– А куда ты годишься? Если только на анализы – и те испорченные!
От такой отповеди я заткнулся и молчал всю дорогу, смотря в окно. Эх, лучше бы я туда не смотрел: отличия стали громоздиться одно на другое, только еще больше вводя меня в состояние меланхолии.
Одно хорошо, кажется, я все-таки достал Машунину совесть, спрятавшуюся, как кощеева смерть, под десятью оболочками моей подружки. Я почувствовал на своей старческой лысине ее руку, пытающуюся погладить остатки куцых волос.
– Бедненький мой, старичок! Я же не про тебя говорила, а про это старое тело. Ты у меня орел, хоть куда! Вот домой выберемся, я тебя по блату устрою на сдачу всех анализов!
– Размечталась! Пока мы тут прохлаждаемся, там наши тела портятся под разлагающим влиянием вампиров и эльфов. Так что на хорошие анализы не надейся, - примирительно проворчал я.
– А я тебе в таком виде больше нравлюсь? – вдруг спросила Машуня заинтригованным голосом.
Вот ведь женщины – не пойми где, не пойми в чем, а все туда же: «как вам моя прическа?»
– Нет, самой красивой ты выглядишь в межмирье! – честно признался я, и заслужил признательный чмок в свой сморщенный лоб, на что шофер только тревожно зыркнул в зеркало заднего вида. Оставалось только догадываться, что он подумал, при виде студентки, резво запрыгнувшей на коленки к дряхлому профессору, схватившей его за остатки вихров и принявшейся его целовать. Хорошо, что это длилось всего мгновение, хотя, если честно, я бы еще «потерпел», но Машуня, словно птаха, уже слетела обратно на сиденье.
– Не знаю, какие нравы в этом мире, но, похоже, весьма пуританские, - осталось только довольно хихикнуть мне.
Дальше развивать тему не получилось, так как мы уже приехали во двор довольно симпатичного особняка. Пожалуй, что этот профессор, как минимум, академик или начальник института – в таких особнячках, да еще в черте города, простые учителя не живут.
Мы с Машуней, как ни в чем ни бывало, прошествовали рука об руку к дому.
– Ну вот, есть подходящее место предаться освободительному сну! – удовлетворенно заметил я, дребезжа козлиным голоском и потряхивая не менее козлиной бородкой.
– Представляю, что народ подумает о свихнувшемся под старость профессоре! – поддержала мою мысль Машуня.
– Не смеши меня, а то я от хохота скоро рассыплюсь, - закашлявшись, сипло выдохнул я. – Нам нужно успокоиться, а ты тут…
– Сам начал! Еще распиши, какого легкого поведения студенточку я из себя представляю!
– Нет, не легкого и даже не тяжелого поведения, а, я бы сказал, молодую особу, снедаемую странной тягой к полуразложившимся от старости кавалерам.
В результате, перед открывшейся дверью мы предстали, весьма странно хихикая. Правда, от встревоженного вида встречавшей нас женщины, наш смех быстро сошел на нет.