Антигеймер
Шрифт:
— Знаете, Михаил Семёнович, тут я вообще ничего не понимаю. Какие же они оболтусы? Говорят умные вещи, Герцог так вообще чешет, аж заслушаешься… Словно с академическим образованием!
— Да кто же тебе сказал, что на Рассадник одних дурачков вкидывают? — усмехнулся Арбуз. — Дурачки в Чокурадахе сидят, в Долине Волков или в Нягане. У нас и философы есть, самые настоящие. Вот только философия у них оболтусовская. Умная, но оболтусовская. Парадокс? Здесь другое… Ладно, поговорим как-нибудь. Давай к делу, а то у меня скоро важный визит. Говоришь, не хочется в Метро лезть?
Я
— Уговорил, я подумаю. В Метро, конечно, наведаться надо бы, причём в ближайшее время, вопрос там интересный… Хорошо, иди в отдел, завтра утром вызову, получишь новое задание, — тут главред, чёрт знает к чему, добавил в стихах: — О, бойся Бармаглота, сын! Он так свиреп и дик, а в глуши рымит этот, исполин… забыл что-то, как дальше.
Хотел подсказать, но и сам забыл.
Осторожно прикрыв за собой дверь, я вывалился в узкий редакционный коридор.
С лестничной клетки тянуло свежим сигаретным ароматом. Это наши, в отделе шеф дымить не разрешает. На лестнице уже никого не было, лишь два свежих бычка догорали в прикрученной к перилам консервной банке.
Пожелание главреда пойти в отдел я пропустил мимо ушей.
В журналистике меня радует то обстоятельство, что профессия эта вольная. Никто тебя не заставляет целый день сидеть в помещении редакции. Сегодня я взял интервью, съездил с шерифом на труп, сваял набросок статьи про местный общепит. Дело близится к вечеру, можно завязывать.
Поэтому я лишь приоткрыл дверь, торопливо бросил коллеге Димону что-то о неотложных делах по одному интересному материалу и поспешил на улицу. После непростой командировки Михаил Семёнович дал мне сутки на отдых и поправку нервной системы. Их я провёл бездельно, большую часть дня провалявшись в постели, и даже ожидающий в редакционной кассе достойный героического репортёра гонорар — с боевым коэффициентом и ночными — не заставил меня выйти с территории ДФД.
Хоть теперь прогуляюсь, ёлки…
Впечатления уже устойчивые.
Время, прошедшее с момента моделирования населённого пункта на Рассаднике и до наших дней, Попадонецку на пользу не пошло. Город пережил множество убийственных выбросов, от которых по первичному незнанию просто не было спасения, под сотню нападений крокодильих стай, два вторжения крупных банд, внутренние распри начального периода с беготнёй по улицам, метанием урн и тщетными поисками подходящих для разгрома объектов, не раз страдал от пожаров и ураганов…
Но вот чего не было в непростой его биографии — так это ни одной кампании по комплексному ремонту или благоустройству. Правда, местные бизнесмены честно пытаются облагородить непосредственно прилегающие к их заведениям территории — на сколько у каждого хватает сил, — посреди разрухи возникают контрастные пятна. Мне это не нравится, даже раздражает, нечто подобное испытывал, изредка выбираясь в остро нелюбимое Подмосковье. Всё время думал: ну что, у них денег не хватает, чтобы всё вокруг облагородить? Всё,
Что творится в остальной России, я и представлять не хотел. И ездить туда — тоже.
Так что общий вид и колорит Попадонецка вполне себе упадочнические и полностью соответствуют задумке Кураторов. Впрочем, в этом есть своя прелесть — с улочек ещё не исчезли следы провинциальной имперской архитектуры, встречаются старые надписи, барельефы, непонятные отдельно стоящие строения без окон, какие-то до сих пор не разобранные будки, длинные низкие сараи… И старые названия, само собой.
Зато улицы широкие! Щедрые. Почти никакой кривизны в плане, прямые линии.
При моделировании возникали сбои. На небольшой площади, где, по логике застройки, некогда находился колхозный рынок, возник глубокий провал с ровными краями, ничем не огороженный, наверняка облы туда периодически падают по пьяни. Пара улиц неожиданно заканчивается идиотскими тупиками — вопреки всякой логике поперёк проезда стоят двухэтажные дома, причём нежилые, без крыши. Выглядит дико.
В центре Попадонецка наиболее приличные строения заняты людьми зажиточными, то есть торговцами, городскими чиновниками и редкими специалистами. Впрочем, здесь все специалисты — редкие… На самых окраинах живут бичи или не живёт никто, праздно шататься там не рекомендуется.
Какая-то работа по модернизации заметна лишь на ближней к реке улице, недалеко от уже почти родного ДФД. Там вяло ведутся работы по укреплению береговой линии от набегов волжских крокодилов — устанавливаются заострённые колья, насыпаются примитивные валы, роются ловчие ямы. Работают в основном заключённые, а их в Попадонецке немного, вследствие короткого срока жизни. Зэков же припахивают и на уборку мусора, дабы хоть как-то поддерживать порядок.
Крайняя восточная улица — имени какого-то Мориса Тореза — граничит с полем, за коим начинаются лесные массивы. Там тоже неспокойно. Все бандитские налёты совершались именно с этого направления. Правда, последние набеги случались давненько, подвышибли контингент. Однако люди помнят.
Дело в том, что одно время Кураторы повадились, в порядке эксперимента и отработки земного общественного среза, забрасывать на Рассадник настоящий уголовный элемент, — вот тогда, как рассказывают старожилы, было тяжко… Потом от подобной практики в Департаменте отказались, не увидев смысла. Затраты на пузырение спецконтингента были большие, а толку — никакого, ибо ни созидательности, ни самосовершенствования от таких кадров не дождаться, одни пострелушки.
В последнее время даже в сталкерской зоне Кураторы всё чаще начинают подменять реальных бандюков моделями. Настоящие уголовники, как выяснилось, воевать не хотят. Они хотят всеми правдами и неправдами удрать и отправиться грабить караваны. Кто же им даст? А процесс страдает, загони таких на штурм автопредприятия… Сами сталкеры уверяют, что отличить живых бандитов от моделей практически невозможно, настолько хорошо сделаны последние. Вот и я не знаю, с кем на самом деле воевал на АТП.