Антикварий
Шрифт:
Проворный хозяин мгновенно вытащил пробку, перелил вино в достаточно емкий сосуд и, объявив, что оно «надушило» всю комнату, предоставил гостям угощаться вволю.
Вино Мак-Китчинсона и в самом деле оказалось недурным и подняло настроение старшего гостя, который рассказал несколько занятных историй, отпустил ряд веселых шуток и под конец пустился в ученое рассуждение, касавшееся драматургов древности. В этой области его новый знакомый оказался настолько осведомленным, что наш антикварий начал подозревать, не сделал ли их мистер Ловел предметом своего специального изучения. «Он путешествует отчасти по делам, отчасти — ради удовольствия? Сцена — вот что может объединить то и другое! Ведь это работа для исполнителей и удовольствие — по крайней мере так должно быть — для зрителей. По манерам и положению он кажется выше тех молодых людей, которые обычно избирают этот путь. Но, помнится, кто-то говорил, что наш театр открывает сезон дебютом молодого человека, впервые появляющегося на сцене. Что, если это ты, Ловел? Ловел или Белвил — как раз такие имена, какие часто принимают молодые люди в подобных случаях. Ей-богу, мне жаль парня! »
Мистер Олдбок обычно был бережлив, но ни в коем случае не скареден. Первой его мыслью было избавить спутника от какого-либо участия в расходах, связанных с их маленькой пирушкой, которые, казалось ему, должны быть более или менее обременительны в положении юноши. Поэтому он постарался потихоньку уладить счеты с Мак-Китчинсоном. Молодой путешественник запротестовал против такой щедрости и примирился с ней только из уважения к годам и почтенной личности лэрда.
Удовлетворение, которое они находили в обществе друг друга, побудило мистера Олдбока предложить — с чем Ловел охотно согласился — ехать вместе до самого конца. Мистер Олдбок высказал желание уплатить две трети стоимости почтовой кареты, указав, что соответственная доля места требуется для его багажа; но это мистер Ловел решительно отклонил. В дальнейшем их расходы делились пополам, если не считать того, что Ловел иногда совал шиллинг в руку ворчащему почтальону, ибо Олдбок, верный старинным обычаям, никогда не давал на чай больше восьми пенсов за перегон. Так они и ехали, пока на другой день, около двух часов, не прибыли в Фейрпорт.
Ловел, вероятно, ожидал, что его спутник по приезде пригласит его к себе домой на обед. Однако, зная, как затруднительно принимать без подготовки нежданного гостя, а может быть, и по другим причинам, Олдбок не оказал ему этой любезности. Он лишь просил поскорее, как только это будет удобно мистеру Ловелу, посетить его в утренние часы, а затем отрекомендовал его вдове, сдававшей комнаты, и хозяину приличной таверны. При этом он предупредил каждого из них, что знает мистера Ловела лишь как приятного спутника по почтовой карете и не гарантирует оплаты никаких счетов по его расходам в Фейрпорте. Однако внешний облик и манеры молодого джентльмена, не говоря уж об увесистом сундуке, вскоре прибывшем морем на его фейрпортский адрес, надо полагать, свидетельствовали в его пользу не меньше, чем осторожная рекомендация его попутчика.
ГЛАВА III
Ты у него увидишь груды
Старинных лат, мечей, посуды.
Тут шлемы старые, гребенки,
Два телескопа,
Горшки для каши и солонки
Времен потопа.
Устроившись в своих новых апартаментах в Фейрпорте, мистер Ловел вспомнил, что обещал посетить своего попутчика. Он не сделал этого раньше, потому что при всем добродушии старого джентльмена, так охотно делившегося своими знаниями, в его речах и манерах иногда проскальзывал тон превосходства, который, по мнению его спутника, далеко не оправдывался одной лишь разницей в возрасте. Поэтому он дождался прибытия из Эдинбурга своего багажа, чтобы одеться в соответствии с модой и своим внешним видом подчеркнуть то положение в обществе, которое он занимал или считал себя вправе занимать.
Лишь на пятый день по приезде, подробно расспросив о дороге, он отправился засвидетельствовать свое почтение владельцу Монкбарнса. Тропинка, тянувшаяся через поросший вереском холм и луга, привела его к усадьбе, стоявшей на противоположном склоне упомянутого холма, откуда открывался прекрасный вид на бухту и скользившие по ней суда. Отделенный от города возвышенностью, защищавшей его от северо-западных ветров, дом производил впечатление укромного и уединенного уголка. Внешний вид его был не слишком располагающим. Это было старомодное строение неправильных очертаний, часть которого в те времена, когда поместье находилось во владении монахов, составляла обособленную мызу, где жил эконом или управляющий хозяйством монастыря. Здесь братия хранила зерно, полученное в качестве натуральной ренты от подвластных обители земледельцев, ибо, по свойственной этому монашескому ордену осторожности, он всегда требовал уплаты натурой. Отсюда, как любил говорить теперешний владелец, и пошло название Монкбарнс note 14 . К тому, что осталось от жилища эконома, позднейшие обитатели-миряне добавляли все новые и новые пристройки, соответственно потребностям своих семей, а так как это делалось с равным пренебрежением к удобствам внутри и архитектурной законченности снаружи, вся постройка имела вид скопища зданий, внезапно застывших на месте в самый разгар контрданса, исполняемого ими под музыку какого-нибудь Амфиона или Орфея. Усадьба была окружена высокими живыми изгородями из подстриженного остролиста и тиса. Некоторые из них все еще являли искусство «топиарианского» художника note 15 и имели форму кресел, башен или воспроизводили поединок святого Георгия с драконом. Вкус мистера Олдбока не позволил ему тревожить памятники ныне утраченного искусства, тем более что это, несомненно, разбило бы сердце старого садовника. Впрочем, один высокий и раскидистый тис был избавлен от ножниц. И на садовой скамье под его сенью Ловел узрел своего пожилого друга с очками на носу и кисетом сбоку, прилежно углубившегося в «Лондонскую хронику» под ласковый шелест летнего ветерка в листве и отдаленный шум волн, набегавших на песок.
Note14
От англ. monk — монах и barns — амбары.
Note15
Ars topiaria — искусство подстригать тисовые изгороди в виде фантастических фигур. Латинская поэма под заглавием «Ars topiaria» содержит любопытные наставления по этому предмету. (Прим. автора.)
Мистер Олдбок немедленно встал и пошел навстречу своему дорожному спутнику, которому сердечно пожал руку.
— Честное слово, — сказал он, — я уже решил, что вы передумали и, найдя глупых обитателей Фейрпорта слишком надоедливыми и не достойными ваших талантов, покинули нас на французский манер, как мой старый приятель и собрат антикварий Мак-Криб, который исчез с одной из моих сирийских медалей.
— Надеюсь, почтенный сэр, что надо мною не тяготеет подобное обвинение.
— Было бы столь же скверно, доложу я вам, если бы вы похитили самого себя, не доставив мне удовольствия еще раз увидеться с вами. Уж лучше бы вы взяли моего медного Оттона. Однако пойдем; позвольте мне показать вам дорогу в мою sanctum sanctorum note 16 , мою келью, мог бы я сказать, ибо, кроме двух праздных и избалованных баб (этим презрительным наименованием, заимствованным им от другого антиквария, циника Энтони Вуда, мистер Олдбок обычно обозначал прекрасный пол вообще и своих сестру и племянницу в частности), которые, под глупым предлогом родства, устроились в моих владениях; здесь никого нет, и я живу таким же отшельником, как и мой предшественник Джон из Гернела, чью могилу я вам когда-нибудь покажу.
Note16
Святая святых (лат.).
С этими словами старый джентльмен повел гостя к низенькой двери, но перед входом внезапно остановился и указал на неясные следы, оставшиеся на камне, по его мнению, от какой-то надписи. Однако тут же покачав головой, он сообщил, что разобрать ее совершенно невозможно.
— Ах, если бы вы знали, мистер Ловел, сколько времени и хлопот стоили мне эти стершиеся буквы! Ни одна мать не возилась так со своим ребенком — притом без всякой пользы, — но я почти уверен, что эти два последних знака имеют форму цифр или букв LV и могут дать хорошее представление о дате постройки, поскольку мы знаем aliunde note 17 , что здание было основано аббатом Валдимиром около середины четырнадцатого столетия. Но я уверен, что глаза более зоркие, чем мои, могли бы разглядеть и орнамент посередине.
Note17
Из других источников (лат.).
— Мне кажется, — ответил Ловел, которому хотелось сделать старику приятное, — что он по форме напоминает митру.
— Несомненно, вы правы! Вы правы! Мне это никогда не приходило в голову. Вот что значат молодые глаза! Митра, митра, это подходит во всех отношениях.
Сходства было не больше, чем между облаком Полония и китом или дроздом. Но его было достаточно, чтобы мозг антиквария начал усиленно работать.
— Митра, дорогой сэр, — продолжал он, идя вперед по лабиринту неудобных и темных переходов и прерывая свои рассуждения, чтобы предупредить гостя об опасных местах, — митра, дорогой сэр, подходит для нашего аббата не хуже, чем для епископа, ибо это был митрофорный аббат, чье имя стояло во главе списка… Осторожно: здесь три ступеньки! .. Я знаю, что Мак-Криб это отрицает. Но это так же достоверно, как то, что он увез без спроса моего Антигона. Вы можете видеть имя аббата Троткозийского, abbas Trottocosiensis, в самом начале парламентских списков четырнадцатого и пятнадцатого веков… Здесь очень мало света, а эти проклятые бабы всегда оставляют лоханки в проходе! Осторожно, здесь поворот! Теперь поднимитесь на двенадцать ступенек, и вы будете в безопасности!
К этому времени мистер Олдбок дошел до верха винтовой лестницы, которая вела в его личные апартаменты, открыл дверь и отодвинул кусок ковровой ткани, которой она была завешена.
— Что вы тут затеяли, пакостницы? — вдруг закричал он.
Грязная, босоногая служанка, застигнутая в минуту страшного преступления — уборки sanctum sanctorum, бросила пыльную тряпку и убежала в противоположную дверь от лика разъяренного хозяина. Но молодая леди, присматривавшая за работой, не сдавала своих позиций, хотя, по-видимому, несколько оробела.
— Право же, дядя, в вашей комнате был ужаснейший беспорядок, и я зашла присмотреть, чтобы Дженни все положила на прежнее место.
— А кто позволил тебе — да и Дженни тоже — вмешиваться в мои личные дела? (Мистер Олдбок ненавидел уборку не меньше, чем доктор Оркборн или любой другой завзятый ученый.) Ступай, занимайся своими вышивками, обезьяна, и не попадайся мне здесь опять, если тебе дороги уши! Уверяю вас, мистер Ловел, что последний набег этих мнимых друзей чистоты оказался для моей коллекции почти таким же роковым, как посещение Гудибраса для собрания Сидрофела. И я с тех пор не знаю, где