Антикварная лавка

Yukimi

«Камень?
– подумал изумленно Кит, глядя на выцветшую надпись.
– Странная фамилия».

Он открыл скрипучую калитку, решительно углубляясь в довольно большой сад, продираясь между зарослей. То тут, то там цвели поздние, уже опадающие цветы, еле заметные под слоем желто-красно-оранжевых листьев, многолетним пластом лежавших на земле. Ветер, столь сильный на улице, здесь почти не был заметен, еле-еле покачивая верхушки яблонь и кленов.

Парень шагал по тропе, изредка стряхивая пепел с сигареты и отводя ветки в сторону. Он дошел до старой белой беседки в глубине сада сразу за домом и беззастенчиво плюхнулся внутри нее, забрасывая ноги на вычурные перила беседки и доставая новую сигарету. Небо

собиралось тучами, хмурясь и принося темень, хотя был только день. Кит решил посидеть тут минимум до четырех, рассматривая старые резные фигурки беседки и ничуть не смущаясь, что, в общем-то, находится незаконно на частной территории. Он подложил под голову один блок, устроился с удобством, запахнулся в куртку поплотнее и задремал под умиротворяющий шум покачивающихся веток деревьев.

*

Около трех часов, когда осенние дни уже короче, а значит, темнеет раньше, а солнце уже не приносит тепла по вечерам, Нат вздохнул, заправил прядь волос, выбившихся из аккуратного хвоста, за ухо и начал медленно сворачивать манускрипт обратно в узкую трубочку.

Посетителей все также не было, кроме старьевщика, проезжавшего на минивэне мимо и остановившегося рядом предложить хозяину лавки свой товар. Нат выбрал красивую фарфоровую куклу с закрывающимися глазами, но выцветшими ресницами и поблекшим румянцем на неживых щеках. Еще Натаниэль забрал у старика, любившего заезжать сюда периодически, небольшой снежный шар, не старинный, но красивый, с фигуркой летящей птицы внутри. Заплатив старьевщику, Нат закрыл Лавку, в сущности, просто перевернув табличку на двери, тоже антикварную, а оттого прелестную. Закрывать дверь на ключ смысла он не видел – все же он не забыл, что теперь у него есть постоялец, да и Лавка вряд ли даст себя ограбить.

Подхватив пригревшегося на столе Тимофея подмышку и сжимая снежный шар в руках, Натаниэль поднялся наверх, в свою комнату, отперев ее таким же массивным как и для входной двери ключом, только с небольшой вырезанной вязью. Ключ ему нравился безумно, да и любил его Нат больше всего, за исключением кота, потому носил всегда с собой – на шее.

Заперев за собой дверь, Нат поставил кота на кровать, стоявшую у стены, и открыл шкаф. На полке прямо перед ним стояли всевозможные шары, старинные игрушки, шкатулки. Пристроив новый предмет в свою коллекцию, Нат уселся на стул, единственный в небольшой комнате. Она была очень светлой из-за большого окна, завешенного прозрачным тюлем с тяжелым балдахином по краям, бордового цвета с кистями, чтобы подвязывать – такие вешались в парадных залах дворцов семнадцатого века, собственно, как и эти прежде. Сама по себе комната Ната была небольшой, но наиболее теплой и уютной во всем доме.

Здесь была широкая кровать, заправленная тяжелым покрывалом, древний шкаф с трещинами по бокам, письменный стол на львиных ножках, стул и небольшая тумбочка со стопкой книг, поднимавшихся выше головы Ната. Письменный стол завален всяческими вещами, которые Нат обожал, а именно – антиквариатом. За одну только чернильницу с пером, стоящую под лампой, можно было выручить до десяти тысяч, такая у нее была вековая история, но хозяин Лавки никогда бы ее не продал.

Нат медленно стянул с себя свитер, обнажая бледную, прозрачную кожу. Он и правда был худощав, даже слишком худ – сзади ярко вырисовывался позвоночник, стоило чуть сгорбить спину, как всегда делал Нат, и лопатки, казавшиеся началом крыльев, настолько они проступали вперед. Тонкие руки, заканчивающиеся красивыми аристократичными и длинными пальцами с просвечивающими нитями вен. На предплечьях от основания шеи и до локтей, заходя на грудь, но заканчиваясь выше диафрагмы и отчетливо видных ребер, шли ветви шрамов. Такие шрамы, похожие на ветвистый куст, расходившийся от сердца,

перепутываясь по верхней части туловища, появлялись у людей, переживших удар молнией. Нат не помнил, когда это было, возможно, до того, как он появился в Лавке, но старик, «отец», говорил, что это было чудо, что он выжил. Чудесное спасение, оставившее нити шрамов на прозрачной белой коже.

Натаниэль ведь действительно вырос в Лавке, где всегда царил уютный пыльный полумрак, потому солнца его коже не хватало.

Нат провел пальцем по одной ветви шрамов от сердца к левому плечу. Фигуры Лихтенберга*, вот как они назывались, точно. Теперь он вспомнил. Так называл его шрамы «отец». Они были даже в какой-то мере красивыми, если подумать… Но Нат думать не хотел, ему было плевать. Он привык, что его тело такое, привык к редкому покалыванию шрамов, когда надвигалась сильная гроза. Как сейчас, например. Он глянул в окно, где небо уже почернело от туч.

– Дождь, Тимофей, - рассеянно глядя в окно, сказал Натаниэль, глядя на первые капли, стукнувшие по стеклу и оставившие размазанный след воды. Через пару минут грянул настоящий ливень, заставляя старые стекла дрожать от порывов ветра.

А в беседке, матерясь, проснулся Кит, натягивая куртку на голову и пытаясь спрятаться от дождя, проклиная себя за внезапное желание поспать.

Комментарий к 5. Modus vivendi.

Фигуры Лихтенберга - http://daypic.ru/health/113614

сами гляньте, так не объяснить.)

========== 6. Alea jacta est. ==========

в пер. с латыни: “Жребий брошен”.

Кит торопился вернуться обратно, прикрывая собой два блока сигарет. Дождь пошел с новой силой, поливая открытую спину парня. Идти было недалеко, но он полностью промок, но сигареты спас, а оттого был немного горд собой.

Он забежал в Лавку, не заметив, как запертая дверь сама открылась перед ним, скинул куртку, встряхивая ее и поливая каплями драгоценные свитки. Возмущенно тренькнули часы, наполняя лавку пыльной духотой. Лавке не нравилось, но Кит этого не видел. Он взметнулся по лестнице, отмечая, что Натаниэля нигде нет. Ну и ладно. Ладно…

Кит пробрался на чердак, кидая блоки на матрас, а сам закрывая распахнувшееся окошко. Дождь с новой силой затарабанил по стеклу. Открыл пачку, вытягивая чуть намокшую сигарету и с удовольствием затягиваясь. Пальцы еще болели, а потому он держал ее еле-еле, кончиками.

– Не кури в доме, - неожиданно раздался голос в дверях чердака, заставивший красноволосого охнуть и выронить зажженную сигарету на матрас, тут же со злостью принявшись ее тушить.

– Да что ж ты так тихо ходишь?! – взорвался Кит, выбрасывая окурок в снова открытое окно.

На Нате снова был пыльный свитер, но волосы распущены, придавая ему какую-то женственность. Да и вообще он выглядел сонным – Лавка в дождь сильно выматывалась.

– Мой дом, - меланхолично отозвался блондин, поправляя очки на носу. – Я предупреждал не раз. Не кури в доме.

– Да почему?! – закономерно разозлился постоялец. – Ты же снизу сидишь, до тебя дым все равно не доходит.

– Лавке не нравится дым, - пояснил Нат, разворачиваясь и начиная спускаться. Кит мотнул головой, не понимая последней фразы. Как дому может что-то не нравиться? Это же дом.

– Что за бред? – крикнул парень вслед хозяину, но ответа не получил. Напротив, на чердак, перебирая мягкими лапками, вальяжно взобрался Тимофей, усевшись на пороге и мяукнув, словно на что-то намекая. – Тебе-то чего? Ты мне тоже нотации читать будешь? – Тим наклонил голову, смотря вполоборота. Киту показалось, что как-то снисходительно или насмешливо, а затем, что он сходит с ума, если уж взгляды котов ему кажутся осмысленными.

– Мяу, - Тим фыркнул и пошел обратно, подергивая хвостом. Кит откинулся на матрас, надеясь, что он вскоре окажется на свободе.