Антипиранья
Шрифт:
Теперь, приняв решение, он почувствовал мощный прилив рвущейся через край энергии. На этом фоне даже отступила непрерывно ноющая боль в израненной спине. А когда появилась цель, появилась и надежда. А если еще не умерла надежда, то не сдастся и он сам!
Денис звонко стукнул кулаком в собственную ладонь: «Мы еще посмотрим, Иван Степанович, кто кого! Мы еще посмотрим!»
Они стояли на перроне небольшого автовокзала недалеко от метро «Старая Деревня». Автобус на Приветнинский карьер отправлялся через полчаса. Этот маршрут Денис хорошо знал, потому что зачастую в части не давали машину и бойцы отряда на базу
– Денис, а там пляж нормальный? – лениво потянувшись, спросил Егор.
– Пляж там отличный.
– А на Цезаря всякие чистоплюи орать не будут?
– Некому там орать. Берег дикий. Пляжники подальше, у самого поселка, загорают. Возле базы запретная зона.
– Чего-то как-то мне… – Егор запнулся, подбирая такое слово, чтобы его не обвинили в трусости.
– Не переживай. Рисковать буду я. Твоя задача – тянуть веревку и все.
– А если меня заметят и начнут стрелять?
– Не начнут. Часовой стреляет, если кто-то пересечет первый ряд колючей проволоки, и то сначала дает предупредительный в воздух.
Развивать собственные сомнения Егору не дал подъехавший автобус. Старый душный ЛиАЗ распахнул двери, и они заторопились занимать места. Денис сел у окна и с любопытством перелистывал разговорник. Егор с Цезарем примостились с краю. Когда все расселись и автобус приготовился двинуться в путь, на ступеньки поднялся статный, немалого роста дед с окладистой седой бородой. В руках он тащил две клетчатые сумки, набитые доверху и подозрительно звякающие стеклом. За его рукав держался мальчик лет десяти. Дед пошептался с водителем, важно расселся в соседнем кресле и развернулся лицом к пассажирам. Он окинул салон придирчивым взглядом, остался доволен, кивнул водителю и распорядился:
– Трогай.
Егор хмыкнул, но затем удивленно уставился на деда, не в силах оторвать взгляд. Могучий старикан раскрыл сумку и достал оттуда литровую бутылку водки. Из второй сумки он вытащил стопку пластиковых стаканчиков, пригоршню вилочек и банку с мелкими корнишонами. Егор привстал и следил за каждым его движением. Неужели сейчас начнет пить? Но дальше все пошло не так, как он предполагал. Дед плеснул полстакана, наколол на вилку огурчик, отдал все это мальчишке и ткнул пальцем на мужчину, сидевшего в первом ряду. Мальчишка подбежал и шепнул что-то тому на ухо. Мужичок заулыбался, кивнул деду и выпил. Егор двинул кадыком и громко проглотил слюну. Затем такая же процедура повторилась с парнем, сидевшим во втором ряду. После этого стакан достался третьему. Егор нетерпеливо ерзал, потому что по очереди мальчишка скоро должен был подойти к нему.
Он еле дождался, протянул руку, улыбнулся и поторопил:
– Ну давай, давай уже! Где ты ходишь?
– У моего дедушки Матвея Ивановича сегодня день рождения, – почтительно склонив голову, пояснил мальчишка. – Он просит вас выпить за его здоровье.
– Какой хороший у тебя дедушка! – Егор схватил стакан и, подняв, кивнул деду: – Дай Бог вам здоровья! – Затем
Так внучок обошел весь салон, и Егор, рассчитывая на второй круг, нетерпеливо потирал руки.
Вдруг кто-то с заднего ряда поднял руку с зажигалкой и выкрикнул:
– Подарок Матвею Ивановичу!
Дед кивнул, налил очередной стакан и отправил внука к дарителю.
По салону разнесся хохот, затем в соседнем ряду кто-то сорвал с головы бейсболку:
– На память!
Теперь мальчишка побежал к нему.
Егор застонал, кусая пальцы. Он понял, что надежда на справедливую очередь рухнула. Угощать теперь будут только за подарки. Он похлопал себя по карманам, ничего не обнаружил и попытался вырвать у Дениса книгу:
– Ну дай чего-нибудь!
– Тебе хватит.
Денис треснул его по рукам и уткнулся в разговорник, но Егор так легко сдаваться не собирался.
Он увидел, как мальчишка пробежал мимо него со стаканом в руках к следующему счастливчику, встал и, пригладив пятерней волосы, жалобно запел:
– Хэпи бездэй ту ю! Хепи бездэй ту ю! Хэпи бездэй, хэпи бездэ-э-эй, Матвей Иваныч! Долгие вам ле-е-та!
Опешившие пассажиры затихли, затем салон взорвался диким хохотом. Не удержался даже восседавший, как надменный фараон, дед. Утерев слезы, набежавшие от смеха, он встал, подошел к Егору, взял его за уши и крепко поцеловал в обе щеки:
– Молодец! Давно меня никто так не веселил. Голосок у тебя, конечно, жиденький, таким только милостыню на паперти просить, но спел с душой. Заслужил, получай!
Он подал Егору налитый до краев стакан. Денис попытался взять Егора за пояс и усадить на место, но тот ловко увернулся и схватил деда за руку:
– А себе? За именинника без именинника не пьют!
– Резонно! – повел бровью дед и плеснул себе полстакана.
– До краев! – запротестовал Егор.
Дед спорить не стал и долил. Затем, сцепив руки на брудершафт, они выпили под аплодисменты пассажиров.
Глаза Матвея Ивановича заблестели, и, обхватив Егора за плечи, он хитро подмигнул:
– А ты не из наших, не из приветнинских? Небось из города к нашим девкам собрался? И то верно! Что у вас там за девки – одни пигалицы! Под лифчиками прыщики прячут. А у нас девки ядреные. Груди такие, что коровы от стыда доиться отказываются! – Для наглядности Матвей Иванович оттопырил вперед оба локтя. – Вот такие! А безотказные – как мосинские трехлинейки! – Дед мечтательно вздохнул и потащил Егора в начало салона, поближе к сумкам. – Эх! Когда-то и я был молодым и красивым. Сейчас я только красивый. А-то, может, на пару, да вечерком к нам в клуб на танцы?
Денис показал Егору кулак, но тот отвернулся и старался в сторону Дениса больше не смотреть, теперь лишь заглядывая то деду в рот, то в волшебную сумку.
От злости Денис чуть не задохнулся. Пьянка ставила под угрозу весь его план. Автобус только приближался к Сестрорецку, и впереди еще был длинный путь. А, судя по бездонной сумке Матвея Ивановича, там имелось достаточно «огненной воды», чтобы споить Егора несколько раз. Дед рухнул в раскачивающееся кресло и пустился вспоминать, как он еще подростком воевал с финнами, потом восстанавливал разрушенный Ленинград, затем дошла очередь до тяжелых будней на рыбацком сейнере. Жизнь Матвея Ивановича была полна событий, и за каждое из них он наполнял стаканчики, отмеряя в своей жизни веху за вехой.