Антисказка. Или бойтесь своих желаний
Шрифт:
— Да ну вас, какая любовь. Девочки, вы же помните, мы договаривались — никаких мужиков в отпуске, да и вообще, — махнула рукой Русалка.
— А я, девочки, как домой вернусь, — размечталась Лягушка, — Собаку заведу. Хаски. Очень уж она на волка похожа.
— Да ладно! — хором выдали мы.
— Дааа, — Варя закрыла глаза и продолжила мечтать, — Назову его… — она задумалась, — О, Грей, например!
— Почему Грей? — уточнила я.
— Потому, что это переводится как Серый, — усмехнулась Катя, — С тобой тоже ясно всё. Ладно, девочки, наболтались, напились, пора баиньки, — она встала со своего места, отодвинула столик, за которым мы расположились, — Сейчас Ивана позову, он Маше
Уже позже, лёжа в кровати и думая о Кощее, я вдруг поняла, что девчонки правы, он нравится мне, сильно. Да чего там, влюбилась я… Жаль только, что безответно.
На завтрак была овсяная каша. Мы все сидели без особого настроения и размазывали её по тарелке. Каждый думал о чём-то своём. Иван мучительно соображал, как сделать из Елисея мужчину. Маша скучала по Владыке, после вчерашнего разговора с подругами она смогла сама себе признать, что тоскует без него, ей не хватает его тепла и внимания, его заботы и ласковых слов. Евсея каша вообще не впечатлила, сперва он просто ковырял в ней ложкой, а потом принялся строить из неё вулкан. Собрал всё в центре тарелки и сейчас сосредоточенно вычерпывал середину, делая жерло. Варя размышляла о том, что теперь делать дальше, ей видится один путь: надо искать Илая и трясти его до тех пор, пока не вернёт их домой. Кощей бросал взгляды на меня, но я упорно делала вид, что не замечаю. После вчерашнего признания я решила держаться от него подальше. Чем меньше я к нему привыкну, тем проще будет возвращаться домой. Ник нервничал перед встречей с Василисой. Он ждал её и боялся. Боялся, что Катя была неправа, и ему ничего не светит. Катя, как обычно, крепко спала, раньше обеда её и не ждали. Алекс тоже не спустился к завтраку. Ник пояснил, что если того не будить, то дрыхнуть он может до самого вечера. И лишь Елисей и Забава с аппетитом уплетали завтрак. После каши подавали сладости. Но после ночного дожора мало, что осталось. Одно пирожное сиротливо лежало на большом блюде в окружении пастилы. Служанка встала между Елисеем и Забавой.
— Пирожное, — выбрала девица и, не дожидаясь, пока ей переложат, сама схватила корзиночку со взбитыми сливками и откусила.
— Мне по статусу положено! — воскликнул Елисей.
— Положено — ешь, — заметила Забава.
— Так ведь не положено! — закричал Царевич.
— Не положено — не ешь, — фыркнула девушка, продолжая откусывать десерт.
У Елисея от такой наглости задрожали губы. Мне даже показалось, что он вот-вот заплачет. Он посмотрел на Ивана, ища поддержки.
— Мужик, — одними губами произнёс тот, сжав лежащую на столе руку в кулак.
И Елисей тут же изменился в лице, улыбнулся и произнёс:
— Приятного аппетита, Забава.
От чего у девицы, да что там, у всех нас упала челюсть на стол от удивления.
Глава 28
Пока старик спал, Мила тоже успела вздремнуть. Делать было нечего, в комнате царил полумрак из-за плотно зашторенных окон. Глаза сами собой закрылись, и Жар-птица уснула.
Проснулась, когда за окном уже опустилось солнце. Зевнув, она осмотрелась и заметила, что плед, закрывавший её от старика, лежит на полу, а сам мужчина не спит и пристально смотрит на неё.
— Доброе утро, — Мила решила быть вежливой, — Ой, вечер добрый, ну, то есть, доброй ночи же уже, да?
Старик смотрел на неё с теплотой, благодарностью и чем-то таким, от чего у девушки защемило сердце. Именно так смотрел на Милу отец, когда был жив.
— Спасибо тебе, милая, если бы не ты, я бы до вечера не дотянул. Совсем плохой был.
Мила не видела своей заслуги в этом, но спорить не решилась. Наоборот, ей очень захотелось поддержать его:
— Ну
Старик улыбнулся:
— С твоей помощью, милая, с твоей помощью.
— Меня Мила зовут, а вас?
«В конце концов, мне предстоит провести тут много времени, надо бы познакомиться», — решила девушка.
— Ботко я, милая. Надо же, милая и Мила, — старик приподнялся на кровати, рассматривая Жар-птицу, — Золотая, — любовался он её оперением, — Ярче любого огня.
Девушке было очень неловко, она смущённо опустила голову. Почему-то всегда полученные комплименты заставляли её краснеть.
— Добрыня приходил, — между тем продолжил старик, — На-ка, проголодалась поди? — он подтолкнул к ней тарелку.
Принеся еду отцу, мужчина не забыл про Жар-птицу. На этот раз вместо зерна её ожидала тарелка каши и кусок хлеба. Поужинав, она крутилась, стараясь устроится поудобнее. Клетка была настолько тесной, что голова Жар-птицы буквально упиралась в потолок, а раскрыть крылья и вовсе не было никакой возможности.
Меж тем вернулись брат с сестрой. Дарина собрала посуду и вышла, а Добрыня присел на край постели:
— Я очень рад, что тебе лучше, отец.
— Знаю, сынок, — старик взял сына за руку, — Спасибо, вы с сестрой так много делаете для меня.
— Добрыня, — Мила решилась попросить выпустить её, — Эта клетка слишком мала…
— Прости, но это всё, что я нашёл, другой у меня нет.
— Прошу, выпусти меня. Я никуда не уйду, не сбегу.
Мужчина колебался. Он видел, как Жар-птице неудобно, но можно ли ей доверять?
— Ты обещал отпустить, если я помогу, — глядя в глаза, продолжила Мила, — Я даю слово, что не буду пытаться сбежать, и сделаю всё, что в моих силах для твоего отца.
Добрыня не мог себе объяснить, почему поверил ей, он потянулся к клетке, щёлкнул замок, открывая путь на свободу.
— Спасибо, — поблагодарила его девушка.
Вернувшаяся Дарина окинула взглядом Милу, сидевшую в изголовье кровати;
— Брат? — посмотрела на Добрыню.
— Не волнуйся, я дала слово, — ответила за него Жар-птица, — Ты веришь мне?
Дарина на мгновение задумалась, потом кивнула:
— Ты доверилась мне. Теперь моя очередь, — улыбнулась девушка.
И вдруг Мила поняла — доверие. Это то, чего так не хватало ей раньше. Её муж всегда стремился закрыть её, спрятать. Он будто не слышал её. Она никогда не давала повод сомневаться в себе, была честна за все годы, что они вместе, но было бесполезно. «Будь его воля, — усмехнулась она, — Запер бы меня в клетке, не раздумывая». Добрыня же так нуждается в помощи, она нужна ему как воздух и, несмотря на это, он верит, отпирает клетку. Сердце так защемило вдруг, от непролитых слёз, от тоски по прошлому. От обид, что остались невысказанными, от того, что на смену любви пришло разочарование и равнодушие… И Мила сама не заметила, как запела:
Где-то, в прошлом,
Мы потеряли любовь.
Ветер, холод…
Мне не забыть эту боль.
До самого неба я прыгну с разбега,
Куда же плывут облака подо мной?
Стрелой через тело, сквозь сердце летела
Душа белой птицею вверх за тобой…
Когда песня закончилась, в комнате повисла оглушающая тишина. Старик с сыном молча смотрели на Жар-птицу не в силах вымолвить и слова. Дарина смахнула слёзы, повернулась к Миле и нарушила молчание: