Антология «Битлз»
Шрифт:
Как-то раз мне удалось увидеть Билла Хейли в «Одеоне». Кажется, билет стоил двадцать четыре шиллинга. Поэтому пойти смог я один — больше ни у кого не нашлось таких денег. Конечно, и у меня не было доходов, но я долго копил. Я весь дрожал и думал только об одном: я должен попасть на концерт. Помню, я отправился туда в коротких брюках — и это на рок-н-ролл! Это было классно, но все первое отделение играл оркестр Вика Льюиса. Я чуть не вышел из себя — так мне хотелось поскорее услышать Билла.
Моими кумирами были герои фильмов. Один из них — Фред Астер, такой обходительный, с изящными манерами. Мне очень нравился его голос. А еще мы восхищались Марлоном Брандо. И комиком Роббом Уилтоном, у которого я однажды попросил автограф. Один из моих родственников сторожил служебный вход в ливерпульский «Эмпайр»,
Однажды я написал в Крейвен-Коттидж, в футбольный клуб «Фулхэм», и попросил автограф Джонни Хейнса. Помню, как я обрадовался, когда получил его по почте. Я написал сэру Питеру Скотту. (Теперь, вспоминая об этом, я понимаю, что был слишком назойлив, но я всегда считал, что под лежачий камень вода не течет.) Питер Скотт был ведущим телешоу и каждую неделю рисовал разных птиц. Я написал ему: «Не могли бы вы прислать мне тот рисунок с утками, если он вам не нужен?» И я получил вежливый ответ.
Благодаря телевидению мы узнавали почти все, что происходило в мире. По телевизору я впервые услышал «Rock Around The Clock» и даже Махариши. Местная телевизионная станция «Гранада» стремилась брать интервью у всех знаменитостей, оказывающихся в наших краях. Так мы впервые узнавали о многом, смотрели фильмы про рок-н-ролл: «Школьные джунгли» и «Дикаря» с Марлоном Брандо («Дикарь» меня, кстати, несколько разочаровал).
Зато такую музыку я любил. Бывали минуты, когда мне становилось тоскливо, но я слышал какую-нибудь песню, и она помогала мне воспрянуть духом. Мы с другом Иеном Джеймсом оба носили пиджаки в крапинку, с клапанами на нагрудных карманах и часто бывали на ярмарках и в тому подобных местах. А когда нам становилось паршиво, мы шли домой, ставили пластинку Элвиса «Don't Be Cruel» («He будь жестока») и успокаивались. Она способна исцелить любую тоску. Помню, однажды я оказался в актовом зале школы — у нас выдалось свободное время, и все болтались там. Кто-то принес музыкальную газету, в которой хвалили песню «Heartbreak Hotel». Элвис выглядел так классно! «Это он, он — Мессия!» А потом мы получили доказательство — услышали саму песню. За ней последовал первый альбом Элвиса, который до сих пор нравится мне больше всех его записей. Он звучал так здорово, что мы без конца ставили эту пластинку и учились играть его песни. Всем, чем мы занимались, мы обязаны этому альбому.
Я потерял интерес к Элвису после того, как он отслужил в армии. Похоже, там его сломали. И «GI Blues» («Солдатский блюз»), и «Blue Hawaii» («Голубые Гавайи») звучали уже не так. Знаю, что и этот китч являлся ценностью для многих, а еще я слышал, как люди объясняли, что больше всего Элвис нравился им, когда он был толстым и обрюзгшим и жил в Вегасе, потому что в этом чувствовалось приближение срыва, боязнь какого-то события, свидетелями которого они хотели стать. Но мне он больше всего нравился в 1956 году, когда он был еще молод и великолепен, когда у него блестели глаза, когда он блистал чувством юмора и отличным голосом. Он был бесподобным вокалистом. Попробуйте как-нибудь подражать ему, как это делали мы, и вы поймете, что превзойти его нельзя. Видео «Жизнь Элвиса в 56-м» — классная вещь, но уже через год, когда он отправился в Голливуд, его глаза утратили блеск. А в том фильме он ведет себя так, славно выступает перед полным залом вопящих девчонок, но при этом каждым жестом говорит: «Не верю я во все эти вопли». Он обыгрывал каждую строчку. Это был удивительный концерт, который я до сих пор люблю. Элвис произвел на нас неизгладимое впечатление.
Огромное влияние на нас оказал и Чак Берри, и его песня «Johnny B.Goode». Мы уходили в спальню Джона, где стоял его маленький проигрыватель, и слушали записи Чака Берри, пытаясь заучить их. Помню, именно там я выучил «Memphis, Tennessee» («Мемфис, Теннесси»).
По телевизору я видел и Эдди Кокрена — кажется, песню «Oh, Boy!» («Вот это да!»). Многие другие певцы, такие, как Клифф Ричард и Марти Уайлд, тоже пели неплохо, но Эдди одним из первых начал аккомпанировать
«The Girl Can't Help It» («Девушка ничем не поможет») по-прежнему остается великим музыкальным фильмом. До него к мюзиклам относились как к фильмам второго сорта или же использовали музыку просто как саундтрек, как в «Школьных джунглях». Были еще короткие черно-белые картины с Аланом Фридом в главной роли и множество фильмов, про которые говорили, что в них заняты негры. Но для нас это были не просто негры, а Клайд Макфаттер! Мы поклонялись этим людям, всегда считали, что ими пренебрегают. Так было, пока не появился фильм «The Girl Can't Help It». Там в начале есть замечательный эпизод, когда на экране появляется Том Юэлл. Он говорит: «Подождите минутку», — и раздвигает изображение на весь экран. А потом он щелкает пальцами, и черно-белое изображение становится цветным— настоящее чудо, именно то, о чем мы мечтали! Затем появляется Джейн Мансфилд, игра заканчивается, разбиваются очки. И все это время Литтл Ричард поет «The Girl Can't Help It», а потом Эдди Кокрен начинает «Twenty Flight Rock». И Джин Винсент поет «Be Вор A Lula» — первую песню, пластинку с записью которой я купил. Я до сих пор люблю этот фильм.
А потом появилось множество других исполнителей. Бадди Холли ни на кого не походил, он был родом из Нэшвилла и познакомил нас с музыкой в стиле кантри. Мне до сих пор нравится стиль пения Бадди. И его песни. Главная особенность «Битлз» — то, что мы начали с создания своих песен. Сейчас это воспринимается как должное, а в то время так никто не делал. Мы с Джоном начали писать благодаря Бадди Холли. «Вот это да! Он сам пишет и играет музыку!» Мы внимательно читали титры к фильмам Элвиса, чтобы узнать, умеет ли он играть на гитаре, и он и вправду умел. Чуть-чуть, хотя играл он неплохо и не портил общее впечатление. Даже некоторые «гитаристы» так не могут. Наблюдая за ними, мы думали: «Это уже не тот образ, не те аккорды», — и приходили к выводу: «Всего хорошего — ты нам разонравился. Не умеешь играть на гитаре — не бренчи. Отложи ее и танцуй». Зато нам сразу становилось ясно, что именно Бадди играет соло в «Peggy Sue» («Пегги Сью»). По этой причине нас влекло к нему, а еще потому, что на пластинках всегда значилось «Холли/Петти» или «Петти/Холли», — значит, он был одним из авторов песен. Целую вечность мы пытались подобрать вступление к «That'll Be The Day», и наконец Джону это удалось. Бадди играл его в тональности фа, а мы этого не знали и играли вступление в ля.
Джон был очень близоруким. Он носил очки, но только когда его никто не видел. Пока на сцене не появился Бадди Холли, Джон думал, что никогда не наденет их при людях, потому что в своих больших очках в роговой оправе чувствовал себя идиотом. Без очков он постоянно на все натыкался и часто шутил по этому поводу. Еще один его товарищ по колледжу, Джефф, видел еще хуже. Джон и Джефф часто развлекались по-своему, бродя по городу, — два полуслепых парня без очков. А когда появился Бадди, очки вошли в моду. Джон смог выходить на сцену и видеть, для кого он играет. В те времена в нашем воображении Джон был Бадди, а я — Литтл Ричардом или Элвисом. Начинающие всегда с кем-нибудь сравнивают себя.
В музыке мне нравится не только рок-н-ролл. Должно быть, нынешним детям трудно представить себе время, когда рок-н-ролл был всего лишь одним из музыкальных стилей. Теперь это есть музыка. Существует целый спектр музыкантов — от поп-исполнителей до настоящих блюзменов. Хотя и в те годы я вовсе не стремился играть только рок-н-ролл. Когда я писал «When I'm Sixty-Four» («Когда мне будет шестьдесят четыре»), я представлял, что пишу ее для Синатры. Я ценил и другие записи, не только рок-н-ролл. В итоге у «Битлз» появились такие песни, как «Till There Was You» («Пока не появилась ты»). У меня была старшая кузина Элизабет Данер (ныне Роббинс). Она оказала на меня немалое влияние. У нее была хорошая коллекция пластинок, она часто спрашивала: «А это ты слышал?» Она первая дала мне послушать «My Funny Valentine» («Мой смешной Валентинчик») — «Если я тебе не безразличен, не меняйся ни на йоту». Хорошие слова. По той же причине я всегда любил Чака Берри — он писал отличные стихи.