Антология «Дракула»
Шрифт:
Но Ломаке едва ли слышит его.
— Прошу, прошу… — шепчет он. — Отец, прости меня…
Гарри милосерден. Он дергает Ломакса за ноги так, что острый конец кола вонзается в сердце горбатого маленького вампира. Ломаке извергает фонтан крови, и она превращается в пыль, не успев растечься по земле.
Площадь за парком до странности тиха, но Гарри знает, что за ним наблюдают. Он расправляет плечи и, насвистывая «Лили Марлен», проходит мимо пустующего пьедестала в центре кольцевой развязки; пятнадцатью годами ранее, когда страна еще была колонией, на нем стояла каменная королева
В ветвях огромных раскидистых деревьев по обе стороны от железных ворот висят существа размером с человека. Они планируют на землю, когда Гарри проходит мимо, и он слышит щелчок автомата, поставленного на взвод, но, не оборачиваясь, шагает по гравию дворцовой дорожки. Мерный бронированный «мерседес» президента на сдутых шинах стоит перед лестницей в главное здание — двери настежь, корпус и стекла разбиты очередями. Гарри ставит ногу на ступеньку, и тогда на него набрасываются, подхватывают и несут.
Гарри не сопротивляется, его волокут сквозь анфиладу залов к кабинету президента. Во дворце темно, как и в городе, но в свете луны он видит трупы. Большинство из них человеческие, с разорванным горлом или без головы.
Кабинет, знакомый по телеобращениям его хозяина, заполнен живыми мертвецами и отвратительным запахом горячих нездоровых тел. В витых подсвечниках из золота и железа горят свечи, лаковые панели резных бюро залиты расплавленным воском. Лица, похожие на мерзкие маски зверей, поворачиваются к Гарри, когда его вталкивают в двустворчатую дверь. Глядя вокруг со смешанным чувством ужаса и восторга, он понимает, что все они — плоды экспериментов Ломакса с его кровью. Почти у каждого — пегая, в мертвенно-белых пятнах кожа; у одного — частокол зубов в таком широком рту, что челюсть падает на грудь; другая, в грязном подвенечном платье, обросла хрящом вокруг лица, гигантские уши свисают чуть ли не до пола; у этого от головы остался один хобот муравьеда с рядами зубов, с которых сочится зеленая пакость. Всего несколько дней прошло с момента их превращения, но все, даже относительно человекообразные, уже начали разлагаться: влажные язвы, опухоли, мягкая кожа, как на перезрелых манго. В воздухе запах гангрены, ковры разбухли от крови.
Вся нежить уставилась на Гарри, но он смотрит только на двоих, сидящих напротив друг друга по обе стороны сверкающей равнины тисового стола.
Человек в одних только штанах с лампасами прикован наручниками к стулу. Его черная кожа блестит от пота, грудь и спина в ссадинах и синяках, голова повисла. Он тяжело дышит.
По другую сторону в мягком черном кресле развалился предводитель нежити. Его лицо превратилось в волчью морду, но Гарри узнает в нем по остаткам ритуальных шрамов на впалых щеках и по знаменитому красному берету принца Маршалла. Глава повстанцев намотал на шею связку «лимонок», как шарф. Он усмехается, щелкает красным языком и пальцем манит к себе Гарри. Женщина в камуфляжных брюках и мехом на голой груди промокает ему лоб платочком.
Живые мертвецы бормочут и расступаются перед Гарри. Один, чьи руки и ноги превратились в ласты, скользит к нему и изображает поклон. Среди них — один нормальный человек в куртке-сафари с раздутыми карманами. Это не кто иной,
— Мон дьё, Гарри, ты что здесь делаешь?
— Ты, я гляжу, весь в трудах, — отвечает Гарри. — На сколько, думаешь, это потянет?
— Они убили всех CBS! — Санте чуть не плачет. — Они меня оставили только, чтобы я об этом написал.
— Для истории, — говорит лидер повстанцев. Его глубокий мягкий голос доносится сквозь щебет и рык остальных. — Мы покажем всему миру, что этот предатель сделал со страной. Снимай, французик. Я тебя отпущу, обещаю, но только если мне понравится.
Кто-то из толпы, с лицом, утыканным кровавыми иглами, дергает за волосы человека, сидящего с повисшей головой. Это президент Даниель Вей.
— Он хотел сделать из нас своих зомби, — говорит принц Маршалл, — но мы только стали сильнее. Мы признаем силу вашей крови, мистер Меррик. Вы великий волшебник, хотя и белый.
— Она вас убьет, — говорит Гарри.
Принц Маршалл сверкает волчьим оскалом:
— Это вряд ли.
Даниель Вей облизывает губы и вертит головой, моргая в свете фонаря видеокамеры.
— Снимите наручники, — жалуется он. — Очень больно. Я не могу думать.
Иглокожий бьет его наотмашь, остальные надвигаются, пища и жужжа.
— Хотел сбежать, — поясняет принц Маршалл. Он берет початую бутылку виски со стола и, набрав полный рот, прыскает Вею в лицо. — На вкус как моча с нефтью, — сообщает он сам себе.
Гарри решает вмешаться:
— Послушайте. Я могу объяснить, что с вами, но вы должны отпустить людей. Они тут ни при чем. Не они наши враги. Мы должны найти Графа.
— Поймаем, — отмахивается принц Маршалл. — И посадим на кол рядом с этим его червяком. А потом мы выпьем твоей крови и станем еще сильнее.
«Они не понимают, во что превратились, — с ужасом думает Гарри. — Они изменились слишком быстро». Обычно превращение происходит после долгой игры соблазнения, после многих маленьких укусов и кровью напрямую из вены. Эти существа созданы шприцем с его краденой кровью, — неудивительно, что они разлагаются на ходу.
— Не спорь с ними, Гарри, — молит Санте.
Гарри поворачивается к нему:
— Ты не лучше, жиреешь на страхе. Положи камеру. Уходи отсюда.
— Но они меня убьют!
Нежить гогочет, а принц Маршалл, вскинув пистолет из голубой стали, палит в потолок.
— Мне нужна информация! Скажи мне правду! Ты запишешь правду для истории, француз, а потом катись! — орет он сквозь облако дыма.
Полуголая женщина вытирает ему лоб. На платке кровь.
Даниель Вей приходит в себя и, подняв голову, оглядывается вокруг:
— Я скажу тебе правду, но сними наручники. Так больно. Принц, принц, слушай. Я тебе скажу, только развяжи руки.
Двое повстанцев поднимают его со стула, остальные сбиваются вокруг. Кто-то в рваном черном платьице и косынке от «Hermes» страшно клацает затвором. Они хотят пить, но еще не знают, понимает Гарри. Комната кажется меньше и жарче, полная теней.