Антология Фантастической Литературы
Шрифт:
Каталина. Глупышка! А ты что, не знала, что будешь играть здесь со мной? В тот день архангел Михаил присел со мной рядом и начертал это своим огненным копьем на небе... Я не умела читать... однако же прочла. А хорошо было в школе сеньориты Симеон?
Матушка Хесусита. Очень хорошо, Катита. Мама отправила нас в школу с черными бантами... а ты уже не смогла быть с нами.
Каталина. И ты выучила азбуку? Мама тоже должна была послать меня в школу. Но поскольку...
Муни (входит
Донья Хертрудис. Клементе, Клементе, да это же ноги Лидии! Какая радость, дочка, какая радость, что ты умерла так скоро! (Все молчат. Лидию спускают вниз на веревках. Негнущаяся фигура в белом платье, руки скрещены на груди, пальцы сложены крестом, голова склонилась на грудь, глаза закрыты.)
Каталина. А кто она — Лидия?
Муни. Лидия — дочка дяди Клементе и тети Хертрудис, Катита. (Гладит девочку по голове.)
Матушка Хесусита. Мало нас было, так бабушка народила! Здесь уже целый выводок внуков. Сколько же слизи! А что, разве печь крематория не более современный способ? Мне кажется, это гораздо гигиеничней.
Каталина. Правда, Хесусита, здесь и без Лидии тесновато?
Матушка Хесусита. Даже очень, моя девочка! Тут находится место для всех, кроме бедняги Рамона.
Ева. Как она выросла! Когда я приехала, она была такой же маленькой, как Муни. (Лидия стоит на ногах, остальные вокруг разглядывают ее. Затем она открывает глаза.)
Лидия. Папа! (Обнимает его.) Мама! Муни! (Обнимает их.)
Донья Хертрудис. Ты неплохо выглядишь, дочка.
Лидия. А где же бабушка?
Клементе. Она не может подняться. Ты помнишь, мы допустили ошибку, похоронив ее в ночной рубашке?
Матушка Хесусита. Да, Лили, оттого мне приходится лежать per secula seculorum [64] .
Донья Хертрудис. Ты же знаешь эти бабушкины штучки, Лили, вечно все не по ней... все не так.
Матушка Хесусита. А самое худшее, дочка, что я должна в таком виде предстать перед самим Господом. Представляешь, какое позорище? И почему ты не догадалась захватить мне какую-нибудь одежду? Хотя бы серое платье с тисненой отделкой и букетиком фиалок у шеи. Ты помнишь его? Я надевала его, отправляясь наносить визиты... О стариках никто никогда не вспоминает...
64
Во веки веков (лат.).
Каталина. Когда к нам является архангел Михаил, она прячется.
Лидия. А ты кто такая, малышка?
Каталина. Я — Катита.
Лидия. А, понятно. На пианино стоял твой портрет. Теперь он в доме Евиты. Ты на нем такая грустная, задумчивая, в белом платье. Я и забыла, что ты тоже здесь.
Висенте. А меня ты не рада видеть, племянница?
Лидия. Дядя Висенте! И твой портрет тоже висел у нас в гостиной, ты на нем в военной форме, а в красной бархатной коробочке хранилась твоя медаль.
Ева. А свою тетю Еву ты помнишь?
Лидия. Тетя Ева! Да, я смутно помню тебя, твои светлые волосы, выгоревшие на солнце... помню твой фиолетовый зонтик и твое надменное лицо в проникающих через него лучах, лицо прекрасной утопленницы... и твое пустое кресло, раскачивающееся в такт твоей песне после того, как ты уже ушла. (Из освещенного отверстия наверху доносится голос. Звучит прощальное слово.)
Голос выступающего. Щедрая земля нашей Мексики раскрывает свои объятия, чтобы предоставить тебе последнее пристанище. Добродетельная женщина, примернейшая мать, образцовая супруга, ты оставляешь невосполнимую пустоту...
Матушка Хесусита. Кто это говорит о тебе с такой фамильярностью?
Лидия. Это дон Грегорио де ла Уэрта-и-Рамирес Пуэнте, президент общества слепых.
Висенте. Какая глупость! И что только делают столько слепых вместе?
Матушка Хесусита. А почему он говорит о тебе на «ты»?
Донья Хертрудис. Это так принято, мама, обращаться к мертвым на «ты».
Голос выступающего. Невосполнимую утрату мы ощутим с большой печалью по прошествии времени. Нам будет не хватать твоего покоряющего сочувствия, ты оставила осиротевшим свой христианский прочный домашний очаг. Трепещут люди пред неумолимой Паркой...
Клементе. Помилуй Боже! Так он все еще жив, этот вертопрах?
Матушка Хесусита. Кто ни на что не годен, с тем ничего не делается!
Лидия. Он теперь президент банка и возглавляет дворянское общество.
Голос выступающего. Только непреклонная вера, христианское смирение и сострадание...
Каталина. Вечно дон Иларио говорит одно и то же.
Матушка Хесусита. Это не дон Иларио, Катита. Дон Иларио умер всего-навсего шестьдесят семь лет назад...
Каталина (не слушая её). Когда меня принесли сюда, он сказал: «Улетел ангелочек!» А это была неправда. Я находилась здесь, внизу, совсем одна, и мне было очень страшно. Ведь правда, Висенте, так оно и было?
Висенте. Ну конечно же! Только представьте, я оказываюсь тут еще оглушенный разрывами снарядов, истерзанный ранами и... кого же я вижу? Плачущую Катиту, которая твердит: хочу к маме, к маме хочу! Сколько беспокойства доставила мне эта девочка. Порой казалось уж лучше обратно к французам...