Антология «мировой закулисы»
Шрифт:
Хотя организация НИИД сама по себе могла сделать лишь немного для облегчения огромных лишений беженцев, ее действия, по крайней мере, показали, что в Америке были граждане, которые хотели помочь. Мы также направили арабским лидерам и американским политикам послание о неотложной необходимости нахождения баланса между всеми конфликтующими интересами в этом регионе, пока ситуация не ухудшилась далее. Печально, что через четыре десятилетия такая сбалансированная политика по-прежнему остается за пределами наших возможностей.
Новые политические условия, создавшиеся после войны 1967 года, заставили меня начать поддерживать регулярные контакты с арабскими лидерами. Однако это стало более трудной
Джин Блэк, служивший финансовым советником у эмира Кувейта, советовал мне улучшать личные отношения с лидерами этих арабских стран. Он указывал, что если они будут уважать меня и будут ощущать доверие к моей непредвзятости, снизится вероятность того, что они попытаются наказать «Чейз» за наши отношения с Израилем. Хорошим примером была помощь организации НИИД палестинским беженцам, в результате этого шага доверие, которым я пользовался со стороны короля Иордании Хусейна и других лидеров, сильно возросло.
Поскольку я был одним из относительно немногих американцев, имевших доступ к высшим руководителям данного региона, то скоро оказался в роли дипломатического челнока. Перед каждой из моих поездок в конце 1960-х и на протяжении 1970-х годов я обращался к представителям правительства США, чтобы ознакомиться с изменениями в отношении политики США на Ближнем Востоке. Я встречался с этими же представителями по возвращении, чтобы проинформировать их о том, что увидел и услышал.
Осенью 1969 года, незадолго до того, как я собрался в поездку на Ближний Восток по делам банка, ко мне в «Чейз» зашел посол Египта при ООН. Он сказал, что Насер просил передать мне, что у него не было никаких «содержательных контактов» с Соединенными Штатами и он надеялся, что я смогу увидеться с ним, когда буду находиться в регионе.
Я расценил просьбу Насера как потенциально важное начало. Дипломатические отношения между Соединенными Штатами и Египтом все еще не были восстановлены, а попытки привести израильтян и арабов к столу переговоров были безуспешными. Я решил слетать в Вашингтон и изложить дело Генри Киссинджеру, который был советником Никсона по национальной безопасности. Считал, что перед тем, как отвечу Насеру, было важно получить одобрение администрации на такую встречу.
Я не испытывал оптимизма по поводу приема, на который мог рассчитывать от администрации Никсона. Никсон был твердым сторонником Израиля и на протяжении президентской кампании 1968 года настаивал на том, что «баланс сил на Ближнем Востоке должен быть изменен в пользу Израиля», он дал обещание поддерживать «политику, которая даст Израилю технологический военный резерв, позволяющий более чем компенсировать численное превосходство враждебных Израилю соседних государств».
Однако став президентом, Никсон действовал с большей осторожностью. Столкнувшись с необходимостью полного пересмотра внешней политики США, Никсон и Киссинджер начали формулировать концепции, которые можно было бы использовать, чтобы придать новую форму роли Америки в мире – разрядка с Советским Союзом, открытая политика в отношении Китая и «доктрина Никсона», которая призывала малые государства взять на себя часть усилий по обороне от коммунистической экспансии и подрывной деятельности в их регионах. Как Никсон, так и Киссинджер являлись реалистами и были привержены идее объективной, почти безжалостной переоценки стоящих перед Америкой целей, а также средств, необходимых для их достижения. Вскоре после прихода администрации Никсона к власти, когда начался процесс вьетнамизации войны в Индокитае, был начат широкомасштабный пересмотр внешней политики США, включая и политику в отношении Ближнего Востока. В результате, моя встреча с Генри Киссинджером оказалась своевременной.
Генри и я провели довольно подробную беседу относительно просьбы Насера. Генри признал, что он мало знал об этом регионе, однако согласился, что встреча с Насером могла быть полезной. Через несколько дней Генри позвонил мне и сказал, что как Белый дом, так и Государственный департамент «считали, что для нашего правительства было бы конструктивно», если бы я поддерживал «какой-то диалог» с Насером. Он также попросил меня проинформировать президента Никсона о моем возвращении.
Получив зеленый свет от Генри, я изменил план своего визита с тем, чтобы сделать короткую остановку в Каире. Встретился с Насером в его каирском доме. Он выглядел старым и усталым, едва оправившимся от сердечного приступа, перенесенного несколькими месяцами ранее. Войдя в комнату, я обратил внимание на то, что среди его коллекции фотографий лидеров социалистических стран и марксистских революционеров стояла подписанная фотография Линдона Джонсона.
Я сказал Насеру, что после своего возвращения увижу президента Никсона и буду рад передать ему любую информацию, которую Насер захотел бы передать. Поэтому Насер сразу согласился, чтобы я вел заметки по ходу беседы.
Как и во время нашей предыдущей встречи, Насер настаивал на том, что реальным препятствием для мира на Ближнем Востоке был отказ Израиля выполнить резолюцию 242 ООН, требовавшую возвращения к границам, существовавшим до войны 1967 года, как условие для начала переговоров по общему мирному соглашению. Насер говорил об этом и ранее, и я начал думать, не приехал ли я в Каир лишь для того, чтобы выслушать его очередную проповедь. Но затем он переключил передачу. Доверительным тоном сказал, что хотя резолюция 242 должна представлять собой общие рамочные условия для мира, он готов поддержать некоторое выправление границ, а также демилитаризацию принадлежавших Сирии Голанских высот, которые Израиль рассматривал в качестве серьезной угрозы для своей безопасности. Взамен все арабские страны признали бы право Израиля на существование. Это было серьезным изменением позиции Насера. Его готовность признать право Израиля на существование и вести переговоры по другим вопросам могла позволить достичь регионального мирного соглашения.
Я задал вопрос о том, что заставило Насера изменить свою точку зрения. Он ответил, что для этого имелся ряд причин. Он был обеспокоен растущим радикализмом и нестабильностью в регионе. «Федаины [палестинцы] становятся сильнее с каждым днем. Еще год назад король Хусейн мог контролировать ситуацию в своей стране, однако сегодня это не так – федаины стали слишком сильны. Способность Египта осуществлять какой-то контроль над ними также может оказаться недолговечной. Израиль придерживается точки зрения, что чем больше откладывать мирное урегулирование, тем больше шансов на то, что его [Насера] правительство падет и израильтяне смогут иметь дело с более гибким человеком».
Насер считал, что на самом деле ситуация была обратной.
«Продление конфликта ослабило консервативные правительства. Примером является смена правительств в Судане и Ливии. В Саудовской Аравии попытка переворота была подавлена с помощью ЦРУ, однако последнее слово там еще не сказано».
Насер также был обеспокоен положением у себя в стране. Он был разочарован и недоволен полной зависимостью Египта от Советского Союза в отношении военной и экономической помощи. Сказал, что в результате потери большей части военного потенциала Египта в войне 1967 года помощь русских стала единственной альтернативой для воссоздания армии и военно-воздушных сил. С нотой сожаления добавил: «До 1967 года мы были свободной страной, теперь мы таковой не являемся. Пока последствия войны не улеглись, нам придется зависеть от Советов».