Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 16. Анатолий Трушкин
Шрифт:
— Что?
— Скакнули как.
— Интересно, мы тут при чем?
— А кто?.. Вы экономисты, вы рассчитывали.
— Так у нас все сошлось.
— Что сошлось?.. Обещали в два-три раза, а они в двадцать-тридцать. Ноль потеряли?
— Какой ноль?
— Ну обещали в два-три раза, а они в двадцать-тридцать.
— Это жизнь вмешалась. Она у нас непредсказуемая, а по расчету должно в два-три. Все точно.
— «Точно». Сказали в два-три, а они в двадцать-тридцать! Когда все наладится?
— Месяца через два-три.
—
— Когда мы подводили?
— Расчеты окончательно когда будут готовы?
— Часа в два-три.
— Вы, кроме двух, трех, какие цифры знаете?.. Дыра в бюджете большая ожидается?.. Я спрашиваю: дыра в бюджете большая ожидается?
— Миллиарда два-три. Все будет нормально, Борис
Николаевич! Вот дайте руку. Видите, у вас на ладони эта линия враскосяк идет с этой?
— Ну и что? У меня давно так.
— А все! Значит, все будет нормально!
— Могу обещать людям?
— Спокойно. Наука гарантирует. Но в первое время, когда станет хорошо, еще будет плохо, и народ нас за это может того, Борис Николаевич.
— Чего?
— Послать.
— На сколько букв?
— На две-три.
— Что вас привело ко мне, матушка-Россия?
— Да что же, батюшка, я уж измучилась. Не знаю, кого и слушать. Энтот клялся: к 2000-му выздоровишь, усе у тебе будет. Энтот божился: за пятьсот дней на ноги поставлю. Теперь заладили: шоком надо. Не молода я уж шоком-то.
— Ну какие ваши годы. С питанием как у вас? Аппетит когда приходит?
— А глаза откроешь, батюшка, уж он тут — пришел.
— Стул частый?
— Как, милостивец?
— По-большому часто ходите?
— Где ж мне часто? Как кредит или гуманитарная помощь придут, так и схожу.
— Спите крепко?
— Нет. При царизме спала… в темноте-то. Щас все перед глазами светлое будущее, ну и пялишься на него всю ночь.
— Сны снятся?
— Один, батюшка. Будто ноги вытянула, руки сложила и лежу при дороге где-то. То ли к церкви шла, то ли к рынку переходила.
— Анализы регулярно сдаете?
— Нет, батюшка, как их сдашь?
— Что же мешает?
— Воруют.
— Анализы?!
— Так все. Отвернешься на секунду — ни анализов, ни горшков.
— Вон оно что. От такой жизни, матушка-Россия, нет ли у вас галлюцинаций? Не мерещится ли что?
— Нет, батюшка, бог миловал… Другой раз бывает, правда, сядет он возле уха: «Выпей да выпей».
— Кто?
— Кто-то вот есть, батюшка. «Выпей да выпей». Иногда-то говорит так.
— И хорошо слышно его?
— Явственно так слышно. И как-то он в оба уха сразу: выпей да выпей… Иногда-то.
— Раз в месяц?
— Раз в день..
— Понятно. Ну что же, матушка, я могу сказать вам? Ресурсы еще есть у организма. Горбатость пройдет со временем. Зрение, в общем, нормальное. Вы не туда смотрите, матушка, я справа от вас. Что бы я вам еще посоветовал? Вам обстановку надо сменить. Съездить на Гавайские острова или на Багамские. Вы последний раз где изволили отдыхать?
— Я, батюшка, последний-то раз отдохнула в Афганистане.
— Вот оно что!.. В общем, больше положительных эмоций. И еще, матушка, вот что — пишу разнообразьте. День — молочная, день — овощи, фрукты, день — мясо, день — рыба, день — разгрузочный… голодаете.
— Кто бы, батюшка, мне раньше-то сказал. Я ведь как заладила — разгрузочный и разгрузочный. А надо, видишь, чередовать: день разгрузочный, день — голодать.
— А самое главное, матушка, вот что! Это очень важно. Почаще бывайте на свежем воздухе.
— Почаще-то я задохнусь, батюшка.
— Почему?
— Так ведь все кругом засрали… Я извиняюсь, батюшка, видно, не так сказала-то. Да мне велели: врачу все говори как есть.
— Все, матушка, больше ничем не могу вам помочь.
— Идтить мне?
— Идите.
— И значит, вот как ты велел: чаще дышать, и все пройдет?
— Да…
— Ты, батюшка, запиши мне на бумажке, что дышать надо, а то я позабуду. Век за тебя бога молить стану — такое легкое лечение прописал: дыши, и все. Прощай, батюшка. Спаси тя Христос… Нешто сходить еще к йогам? У их, сказывали, и дышать не надо.
Между сообщением о резком после отдыха ухудшении здоровья Горбачева и сообщением о введении чрезвычайного положения некто Шушуев успел сообразить, что надо срочно уничтожить весь компрометирующий его материал.
Он кинулся к личной библиотеке. Солженицына у него не было. «Анжелика» и «Женщина в белом» опасений не вызывали. Других книг Шушуев не имел.
Он успокоился, но на всякий случай еще раз включил радио, чтобы внимательнейшим образом прослушать сообщение ГКЧП — не пропустил ли чего.
Так и есть!.. Секс!
Вожди переворота возмущались разгулом порнографии и секса в нищей стране, а Шушуев уже месяц как купил и тайно от жены штудировал брошюрку «Техника нового секса». В брошюре имелись и рисунки-схемы для особомалопонимающих. Все это был теперь явный, несомненный компромат.
Беда черной, низкой тучей нависла над Шушуевым, но он, к чести своей, сохранил хладнокровие.
— Раз народ в стране, — рассудил он, — плодится, значит, какой-то схемой пользуется. То есть какие-то схемы-рисунки являются компроматом, а какие-то несомненно марксизм-ленинизм подрывают.