Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 27. Михаил Мишин
Шрифт:
Лев УСПЕНСКИЙ
«…Бросаются у него в глаза неожиданные концовки его рассказов. Эти неожиданные изобретательные концовки мне чрезвычайно нравятся. Иной раз, читая Мишина, вспоминаешь О. Генри, а это, как вы сами понимаете, неплохая рекомендация…,
Мне теперь жалко: я должен был бы все время поносить и книжку, и автора, и лишь под конец сказать, что «Шел по улице троллейбус» — книга отличная: тогда и у меня получился бы неожиданный конец. Но я так писать не умею и просто говорю: этот «Троллейбус» — отличная маленькая книга. Побольше бы нам таких».
(«Книжное обозрение» 20 августа 1976)
Даниил
«…Автор подлинно художественного сатирического произведения, в конечном счете, создает значительно большее число положительных героев, чем отрицательных. Положительными героями становятся читатели… С этой точки зрения положительных героев в книжке Михаила Мишина, по меньшей мере, 150 тысяч. Таков ее тираж. Вроде бы не маленький. Но, по справке, полученной автором этих строк в Лениздате, заявок на книжку было 750 тысяч…»
(Из рецензии на книжку «ПАУЗА В МАЖОРЕ», книжное обозрение» 28 августа 1981)
* * *
Одни считают меня сатириком.
Другие считают иначе.
Третьи вообще не считают.
Плюрализм.
Сам себя кем хочу, тем и считаю.
Могу, например., Шекспиром. Что изменится?
Что-то написано, когда было весело.
Что-то — когда стало грустно.
Остальное, когда было ни так, ни эдак.
Стремился и пытался всегда.
Но это не смягчающее обстоятельство.
Одному понравится что-то одно. Хороший читатель.
Другому — что-то другое. Тоже молодец.
Третьему — ни то, ни другое.
Ладно.
Шекспир тоже не на Толстого рассчитывал.
Время, как уже сказано, сжалось.
Завтра превращается во Вчера
быстрей, чем сообразишь про Сегодня.
Пока книга выходит — я уже другой.
Пока я другой, читатель — третий.
Еще недавно ошибки этой книги были моим будущим.
И вот это будущее — бывшее.
Повод для оптимизма.
(Из предисловия к книге «Бывшее будущее», 1990)
У «ФОНТАНА»
По случаю четырехлетия одесского юмористического журнала 05.10.01
Главный редактор «Фонтана» мне сказал, будешь выступать, не говори о журнале, о журнале не так важно, ты что-нибудь про Одессу. А уже потом, между прочим, пару слов про «Фонтан», понимаешь? Буквально пару слов. Потому что главное — Одесса, а уже потом «Фонтан». Ты понял? Так, что-нибудь минут пятнадцать. Сперва про Одессу, потом что-то почитай. А уже потом про «Фонтан», потому что журнал — только повод, а главное — Одесса, понимаешь?
Эти наставления проистекают не только из справедливого недоверия Хаита к умственному потенциалу собеседника. А потому, что для него, действительно, главное — Одесса. Он хочет, чтобы мы Одессу любили, чтобы мы в Одессу приезжали. Чтобы мы приезжали, выходили на сцену и говорили, что мы ее любим. Я так и делаю. Я приехал, вышел и вот говорю, чтобы он слышал — любим.
Того, что он сам ее любит, ему кажется недостаточным. А говорить о своей любви вслух — неприличным. Он прав. Он чувствует, что если на одесскую сцену выйдет одессит и начнет рассказывать, что он любит Одессу… Как убеждать родного брата, что любишь маму. Для одессита Одесса выше любви, это кровные узы.
Нет, любить Одессу может только человек со стороны. Особенно если у него острый слух и проблемы со зрением. Но в последнее время радуется и глаз, в последние годы перемены — к лучшему. Правда, в море стало меньше больших пароходов, зато на берегу — больше малых памятников. Мне нравится эти памятники. Пушкин. Уточкин. Утесов. Уютные, домашние, соразмерные городу и прохожим. Возле Леонида Осипыча можно снять телефонную трубку и заказать песню. «Есть город, который…» Девушка Анжела уселась рядом с Утесовым и фотографируется в обнимку. Ее парень щелкает и говорит, Анжел ка, ну уже слазь, я уже снял. Анжелка не слазит. Ей нравится сидеть в обнимку с Утесовым, и Утесову это тоже нравится, и от всех троих пахнет шампанским…
Я приезжаю в этот город много лет подряд, и помню, одно время он как-то стал скучнеть и терять лицо, но сейчас черты вновь проступают, и среди них — новые черточки, а среди них — «Фонтан».
Я четко следую указаниям Хаита. Сказал про Одессу, перехожу к «Фонтану».
Помню, как-то в Москве видел щит: «Валерия — певица, которую ждали». Правда, не было уточнения — кто ждал. Всего четыре года назад «Фонтана» не ждал никто, а теперь как-то даже странно, что он не возник раньше в этом чудном городе, где все уверены, что дико остроумны, и многие, действительно, острят, а некоторые даже удачно. Долгие годы это неуемное остроумие булькало и бурлило внутри самого себя, не имея выхода. Но вот город натужился — и наружу вырвался «Фонтан».
«Фонтан» идет Одессе, это именно одесский журнал. Он питается соками Одессы, переваривает и кормит публику результатами, и главный фермент процесса этого пищеварения — наш друг Хаит.
Он «Фонтан» придумал, он его редактирует, он в нем печатается, после чего зачитывается напечатанным. Не он один, конечно. «Фонтан» еще читает наш друг Голубенко, потому что тоже печатается. Берегите Хаита и Голубенко! Они — часть Одессы. Еще я знаю, в зале сегодня наш друг Литвак, его еще больше берегите — он единственный, кто не печатается в «Фонтане». И он тоже часть Одессы. А короче — берегите себя и любите друг друга. Вы все вместе и есть Одесса. Вы и есть ее «Фонтан».
В Риме есть такая примета — приезжий должен бросить в римский фонтан монетку. Тогда еще раз увидишь великий город. Мы тут не в Италии, но «Фонтан» — под рукой. Беру монетку и бросаю в него.
Значит, еще увидимся.
Фонтанируйте!
ВПЕРВЫЕ
…но что же могу я сказать, когда столько всего уже сказано о ней — и про эту улицу, и про этого дюка, и про Привоз, и про легендарную Молдаванку? И какие имена возникают в памяти, и какие дивные книги, и какие смачные песни с этим одесским акцентом! И конечно, с юмором, ну да, с тем самым одесским юмором, который, как я теперь думаю, для них вообще и не юмор, для них это — манера жить… И обо всем этом все уже сказано, и все это уже воспето — в стихах, в ариях оперетт и в тех самых песнях, — и все это ты, конечно, знаешь, помнишь, слышал и читал… Но вот сейчас лично ты впервые летишь в Одессу и думаешь, что сейчас ты все увидишь сам и свежим глазом откроешь то, чего до тебя еще никто и никогда.
Наивный! Tы приземляешься, и у самолета тебя и твоих друзей встречает ваш одесский знакомый, и у него машина, и он ведет вас к ней и говорит: «Сейчас я покажу вам Одессу, вы уже чувствуете, что вы в Одессе?» Ты лицемерно киваешь, потому что вообще-то ты ничего не чувствуешь, ты устал и хочешь есть, но он говорит: «Друзья, вы в Одессе, это мой родной город, я хочу, чтобы для первого впечатления вы поглядели на нее хотя бы штрих-пунктирно». И вы садитесь в его машину, и он садится за руль и начинает ехать. Он именно не едет, а «ехает», это точное слово. Машина движется сама по себе, а он осуществляет показ Одессы — он вертит головой во все стороны, машет знакомому водителю троллейбуса, ругает горсовет, что-то говорит про знаменитого миллионера Бродского, кроет встречных пешеходов, таксистов и гаишников, успевает рассказать про Оперный театр («…такого по красоте нету больше нигде в мире, но они же там так поют, что лучше бы они пели в нашей Филармонии, у нас шикарная Филармония, там такая потрясающая акустика, что уже в двух шагах никто ничего не слышит, потому что вообще ее строили, чтоб там была биржа») — и он снова орет на все виды транспортных средств, попадающих в поле его зрения («эти жлобы способны доехать только до кладбища!»), но при этом сам трогается с места исключительно на красный свет…