Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
— Вот что я думаю, Имант...
Борисов четко стал излагать возникшую мысль.
31
Борисов решил просто и быстро доказать, что Зиргус знаком с Мартовым. Тогда оба преступника будут поставлены в безвыходное положение, так как не может существовать невинной случайности, которой они могли бы объяснить свое знакомство. Разве Мартовой — будь он честный человек — не сказал бы Сергею о Зиргусе? Как утверждал Сергей, Мартовой ни разу не бывал в Риге. Маловероятно, что Зиргус и Мартовой выработали какую-то версию на этот счет; им просто психологически было не под силу допустить мысль, что когда-то
Без сомнения, после убийства Лунина они обменялись какой-то информацией, о чем-то договорились; скорее всего — прекратить на время какую бы то ни было связь. Они понимали, что главный козырь их неуязвимости — обособленность.
Борисову нужно было принудить ничего не подозревающего Зиргуса обнаружить, что он знает Мартового. А это уже автоматически уличало обоих преступников.
Борисов несколько дней обдумывал текст телеграммы, которую он решил послать Зиргусу, якобы отправленную Мартовым. Нужно было действовать наверняка, так как Борисов опасался, что непродуманная, неуместная телеграмма, которая будет противоречить какой-то договоренности или будет содержать некий повтор информации, насторожит Зиргуса, и тогда замысел провалится. Нужно было сообщить Зиргусу нечто такое, что поглощало бы и включало любую договоренность с Мартовым. Но предусмотреть все было невозможно. Любое сообщение, просьба — все могло обернуться фальшью. Нужно было придумать что-то неожиданное, многозначительное, ошеломляющее, чтобы Зиргус потерял способность трезво оценивать ситуацию и поступил по шаблону.
Наконец Борисов придумал такой текст: «Почему не отвечаешь на телеграмму беспокоюсь какое принял решение».
Но какая должна стоять подпись? Петр или Василий? С одной стороны, «Петр» — это страшное прошлое, а с другой — это имя отводило подозрение от Василия Мартового. Но если даже прежде Мартовой подписывался Василием, то телеграмма с подписью «Петр» ничем не повредит делу; даже более того — подчеркивает тревогу и как бы намекает на суть опасности.
Зиргус стоял на табуретке и приколачивал теннисные ракетки к фанерному щиту, обтянутому зеленым сукном. Солнце било в огромное стекло витрины и приятно грело спину. Выдался на редкость погожий день.
Близость весны будоражила Зиргуса, он ждал ее, как некий рубеж, который зачеркнет события этой «черной» зимы, принесшей ему такое потрясение.
Прохожие останавливались и глазели скорее на него, чем на его работу. В витрине живой человек всегда выглядит нелепо, словно под увеличительным стеклом. Зиргус знал это, но он привык к своей работе и ни на кого не обращал внимания. Он развешивал на невидимых лесках скрещенные эспадроны, размещал в виде гигантской стрелы биллиардные шары и выкладывал мудреную мозаику из разноцветных блесен...
С минуту он, подбоченясь, неподвижно стоял, как манекен, оценивая свою работу. Затем сложил инструменты в маленький чемоданчик и, кряхтя, пролез через квадратное отверстие и очутился в торговом зале. Он прошел в подсобное помещение, отряхнулся от пыли, помыл руки и вытер лицо платком...
Ему хотелось на улицу, на воздух, шагать против солнца по лоснящемуся льду тротуара. Какое наслаждение в жизни — гулять! Просто идти, дышать, передвигаться... Но острота этого чувства ведома лишь тем, кто перенес тяжелую болезнь или избежал смертельной опасности. Зиргус впервые оценил свою работу именно за то, что она давала ему относительную свободу распоряжаться своим временем.
...Он вышел из магазина и не спеша прошел по многолюдной улице Кришьяна Барона, по бульвару Падомью...
Едва он успел раздеться, как принесли телеграмму. Он ничего не понимал. Тоскливое чувство тревоги скомкало его благодушное настроение и мешало сосредоточиться.
«Какая телеграмма? Что случилось? Почему я ее не получил? Пропала? А что, если ее перехватили?» — горло сдавил тошнотворный комок, в висках стучала кровь.
После обусловленной телеграммы, которую Зиргус послал Мартовому из Витебска, они, не сговариваясь, притихли и с тех пор связи не поддерживали.
«Нет, глупости... Зачем? Чтобы меня насторожить? О чем же он спрашивает? Беспокойный тип... Сойдет с ума, неврастеник, — и меня провалит. Немедленно выяснить, что ему нужно»...
Угасал день. В домах, как по сигналу, начали вспыхивать желтые прямоугольники окон — по одному, по два, сразу по четыре, — будто заполнялись световые табло.
Борисов отошел от окна и, не зажигая в кабинете свет, сел на диван. Он ждал сообщения Руткиса.
«А вдруг осечка? Жизнь настолько затейливая и неистощимая на сюрпризы штука, что подчас даже в логике находит брешь. Нет, все должно быть правильно. Просто я устал...»
Томительно тянулось время...
Загрохотал телефон. Борисов поднял трубку и услышал задорный голос Руткиса:
— Глеб Андреевич, поздравляю вас с победой! Все встало на свои места: Зиргус-художник задержан при попытке отправить телеграмму Мартовому.
Гладков Теодор. Сергеев Аполлинарий.
Последняя акция Лоренца
Книга посвящена советским контрразведчикам, ведущим мужественную борьбу с подрывной деятельностью спецорганов империалистических государств против Советского Союза. Образы контрразведчиков написаны ярко, убедительно. Они беззаветно преданы своему делу, показывают пример подлинной воинской дружбы, смелости, гуманизма.
Глава 1
Самолет международной авиационной компании «Северное кольцо» совершал обычный рейс в Москву, имея на борту восемьдесят шесть пассажиров. Рыжеволосая Ева Нойберт — старшая стюардесса — чувствовала себя спокойно: в салоне первого класса не было ни одной американской миллионерши с выцветшей от возраста невыносимого нрава болонкой и непрерывных по этой причине вызовов. Из VIP [3] на борту находился один-единственный пассажир — моложавый и вежливый швед, заместитель министра. Он в первую же минуту полета попросил бутылку минеральной воды, разложил на столике бумаги, которые достал из видавшего виды портфеля, и уткнулся в них. Все, что ему требовалось, — время от времени менять пепельницы.
3
VIP — аббревиатура, ставшая международной: very important person — очень важное лицо (англ.)