Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
РАЗВЕДКА МОЖЕТ БЫТЬ БИЗНЕСОМ
Штаб корпуса размещался в полуверсте от станции, в нескольких зданиях неопределенного, но достаточно неприглядного вида. Такие дома из красного кирпича в России возводили обычно под общежития для фабричных.
Полковник оказался человеком того возраста и той внешности, которые в высшей степени соответствовали его званию. Подобно тому как войны порождают мальчиков-прапорщиков, периоды между войнами создают этот тип людей — штабных офицеров, спокойных, обстоятельных, интеллигентных, интересующихся музыкой и искусством и почему-то непременно пожилых. Впрочем, прапорщик был в том возрасте, когда все, кто хоть несколько старше,
Рапорт его полковник принял рассеянно, бумаги просмотрел мельком, не задав никаких вопросов. Казалось, все время он думал о чем-то другом, более важном и, слушая прапорщика, старался не потерять некой нити, которую держал в уме.
— Так, так, — повторил он, машинально похлопывая ладонью по лежавшим перед ним бумагам. — Единственное условие, прапорщик: о том, что говорите по-японски, в штабе пока пусть не знают. Так надо. Ясно?
— Нет. То есть… не понимаю. — Недоумение и обида захлестнули его. Для чего же тогда пошел он в армию? Зачем ехал сюда? Для чего получил назначение? — Я, господин полковник, пленных допрашивать должен…
— Каких пленных? — Полковник даже поморщился от досады. — Откуда пленные в армии, которая ведет оборонительные бои и отступает? [41]
— Но я читал, в газетах писали…
— Присядьте, молодой человек. О многом, что вы читали в газетах, здесь вам придется забыть. И вместо этого узнать другое, о чем писать не принято. Известно ли вам, например, что за каждого пленного у нас в армии введена плата?
— Награждение? Как за отличие?
— Да нет же, голубчик, куда там! Платят из казны, за каждую голову, как за барана на базаре. За японского солдата сто рублей, за офицера триста. Не копейки, деньги немалые! До такого вот дошли мы порядка, небывалого в русской армии. Офицеры чаще бывают раненые и тяжело, до допроса не доживают. А вы говорите пленные…
41
Почти за год (октябрь 1904-го — сентябрь 1905-го) через штабы всех шести корпусов Первой армии прошло всего 15 пленных японских офицеров и только 808 солдат.
И, не дав опомниться, вызвал вахмистра, препоручив вновь прибывшего его заботам.
— Он введет вас в курс наших дел. Пообвыкнете для начала, а там посмотрим…
Поклон, переданный от давнего своего коллеги, полковника Самойлова, он то ли не услышал, то ли не захотел принять.
Не этой встречи и не такого разговора ожидал прапорщик.
Но самое главное, полковник оказался не тем человеком, которому мог бы он доверить Идею.
— Если не возражаете, господин прапорщик… — заговорил вахмистр, едва они оказались за дверью. — У меня сейчас один китаец. Господин Вей. Лучшего повода ввести вас в курс наших обстоятельств и не придумать.
Вахмистр был из бурят, коренастый и кряжистый. «Вот бы кого посылать к японцам лазутчиком», — подумал прапорщик, тут же поймав себя на нелепости этой мысли: только неискушенный европейский глаз мог спутать бурята и японца, китайца или монгола.
— Господин Вей, — представил вахмистр пожилого китайца, который при виде прапорщика принялся униженно кланяться.
Степень подобострастия не говорила еще о его социальном ранге — и крупный коммерсант, и кули держались бы в этой ситуации примерно одинаково: доля раболепия в адрес русского, облаченного в мундир, была максимальна, почти не варьируясь. Впрочем, не была ли это всего-навсего гипертрофированная национальная вежливость, понимаемая людьми другой культуры как раболепие?
Господин Вей оказывает нам некоторые услуги, которые мы ценим, — пояснил вахмистр. — Правда, Вей считает, что могли бы ценить их и больше. Это единственное, в чем мы расходимся. Во всем остальном у нас полное согласие. Я верно говорю?
Китаец, который до этого беспрерывно улыбался и кланялся, теперь захихикал угодливо, повторяя, что «господин генелала холосо сказала, ошень холосо». То, что он назвал вахмистра генералом, было лестью лишь в европейском понимании. На Востоке (а здесь царили нормы восточного этикета) это было не более чем некой расхожей метафорой: всех русских солдат китайцы называли офицерами, а любой офицерский чин величали не ниже генерала. Это было продиктовано не столько прямым стремлением обрести для себя какую-то выгоду или преимущество, сколько традиционной манерой сказать другому приятное. И уж таков человек: естественное желание сказать приятное увеличивалось многократно при виде символов силы — штыков и пушек.
Господин Вей, мелкий чиновник Мукденского отделения русско-китайского банка, действительно оказывал русской разведке немаловажные услуги. Это были услуги не совсем обычные даже для этого рода деятельности, где можно найти людей, мягко говоря, весьма разных. Вей выступал посредником. Он подбирал среди известных ему китайцев тех, кто был пригоден для агентурной службы, и, снабдив их деньгами за счет русского военного ведомства, отправлял по другую сторону фронта. Они оседали в нужных пунктах, открывали там лавочки и харчевни, и вскоре от них начинали поступать донесения. Поступали они к Вею — он был для них хозяин, он их нанял, и от него получали они деньги.
— О второй кавалерийской бригаде мы уже слышали в прошлый раз! — перебил Вея вахмистр, не то вправду сердясь, не то делал вид, что сердится. — Ты еще на прошлой неделе говорил об этом. Не на Мукденском базаре, чтобы одну курицу продавать дважды!
— Пусть не сердится славный господин генерал, — почтительно возражал Вей. — Это новые сведения о второй бригаде. Человек только вчера принес весть, что бригада получила подкрепление и вскоре будет переброшена на западный фланг.
— Это же мошенник! — сетовал вахмистр, когда китаец ушел. — К тому же он обходится нам в копеечку! Пять тысяч аванса и еще пятьсот рублей безотчетно! Это только для начала. А кроме того, я лично каждый месяц выдаю ему по тысяче восемьсот. Впрочем, он стоит этих денег. Хотя и мошенник. Мошенник!
Слово «мошенник» звучало у вахмистра не осуждающе. Скорее даже несколько одобрительно — ловкач, мол!
— Не зная обстановки, мне трудно судить, — заметил прапорщик, видя, что вахмистр ожидает его комментариев. — Но то, что сообщил Вей, представляется мне ценным. — Он постарался произнести это так, как, ему представлялось, должны были быть произнесены эти слова, и остался доволен сказанным. Несмотря на новенький мундир и погоны, не такой уж он, мол, новичок в этом деле. — Кроме того, — добавил он, и это прозвучало уже совсем профессионально, — как проверяете вы его данные? Можно ли доверять ему?
Вахмистр улыбнулся, и от этого лицо его на мгновение сделалось необычайно хитрым.
— Мы дублируем агентуру [42] . Это удваивает расходы, но лучшего ничего не придумаешь. Послать туда некого, а китаец — материалист: работает только за деньги.
— Все так?
— Почти. Есть, правда, несколько человек идеалистов. Этим денег лучше не предлагать. Не потому, что любят русский флаг, ненавидят японцев. Старые счеты.
— Японо-китайская война? Но ведь прошло десять лет!
42
К одной из дивизий армии Куроки, например, были прикреплены два агента. Один из них был дивизионный кузнец, другой — плотник. Они встречались по нескольку раз в день, не догадываясь, естественно, об истинной роли друг друга.