Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
В дальнейшем жизнь у Горайко сложилась примерно так же, как и у многих его сверстников. Но и в самые трудные дни войны Горайко помнил колонию в Таганче и ее воспитанников, большинство которых с оружием в руках отстаивали свободу, независимость и честь советской Отчизны.
ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА НАЗАД
Вопрос шел о пенсии для вдовы военнослужащего Ивана Рахунова, в годы войны заочно осужденного как изменника. Его вдова явилась ко мне вместе с сыном и представила неоспоримые доказательства невиновности
Так утверждали мои посетители, так оно, по-видимому, и было в действительности. Однако проверить их заявление было необходимо.
И вот передо мной архивное дело, уводящее нас к тем дням, когда шла ожесточенная борьба с гитлеровскими захватчиками.
Вряд ли есть необходимость останавливаться на всех деталях этого дела. Я ограничусь только теми материалами, которые касаются непосредственно Ивана Рахунова и его близких.
…Это трагическое происшествие случилось в конце 1941 года, в лютые декабрьские морозы, в районе озера Ильмень.
Иван Рахунов — старшина разведывательной роты получил приказание проникнуть в тыл врага, чтобы добыть «языка» и проверить некоторые данные. Выбрав группу из трех человек, Рахунов отправился с ними выполнять ответственное задание.
Очевидно, Рахунов не имел времени, чтобы проверить людей, с которыми шел на опасное поручение. Так или иначе, но он взял с собой первых попавшихся ему на глаза из числа добровольцев. Если добровольцы, то разве можно в ком-нибудь усомниться? Рахунову, по-видимому, тогда и в голову не приходило, что знать людей — первое правило для любого командира, даже такой небольшой группы людей, как та, что была под его началом… Потом Рахунов стал умней. Впрочем, не будем забегать вперед, скажу только, что Михаила Шавлака брать с собой, безусловно, не следовало…
Пурга. Шавлак почему-то отстает, потом берет автомат на изготовку и стреляет в идущих впереди. Двое падают убитыми, третий — Рахунов — тяжело ранен. Падая, он запечатлел в памяти фигуру предателя, еще не успевшего опустить автомат.
Считая и Рахунова убитым, Шавлак снял с него и его товарищей оружие, собрал их гранаты и мешочки с сухарями. Потом пошел вперед, в сторону вражеских окопов. Ему не терпелось сдаться фашистам, уж больно люто он ненавидел Советскую власть, при которой было кое-что отнято из его кулацкого хозяйства.
Несмотря на тяжелое ранение и стужу, Иван Рахунов не умер. Его, находившегося без сознания, подобрали бойцы другого полка, отправили в санбат. Попади он в руки санитаров своего полка — все было бы иначе…
Повезла Ивана санитарная летучка в госпиталь, оттуда в далекую Сибирь. Месяц за месяцем врачи боролись за жизнь и здоровье советского воина. Выжил солдат, не знал он, где его жена, где два сына. А они, оказывается, были эвакуированы в ту же Сибирь, в Томскую область и очень беспокоились о судьбе мужа и отца, от которого уже давно не было писем.
Весна 1942 года. Ивана направили на врачебную комиссию.
— Годен, можно выписывать, — к великой радости услышал Рахунов.
Как владевшего шоферским искусством его направили в танковую часть, где он быстро освоил новую для него технику. За достигнутые успехи его назначили командиром танка.
Командир полка говорил ему:
— Ты, Рахунов, уже стреляный, опыт войны имеешь, думаю, что с обязанностями командира танка справишься…
Иван уже успел хорошо узнать подчиненных. Теперь, помня случай с Шавлаком, он внимательно присматривался к людям, чаще говорил с ними, знал не только личные качества каждого, но интересовался их семьями, близкими. Иногда рассказывал он солдатам о случившемся с ним в разведке.
— Этого гада, Шавлака, под землей разыщу. Только дайте мне добраться до фронта. Он от меня не уйдет!
Точно ли так говорил своим товарищам Рахунов — не ручаюсь, но что об этом высказывался не раз в беседе с товарищами — несомненно, об этом говорят страницы архивного дела.
В середине лета 1942 года Рахунов уехал со своим экипажем на юг в действующую армию.
Между тем с Шавлаком происходило нечто совсем необычное.
Стоило ему пройти метров двести, как он услышал давно жданное «хенде хох». Он понял, что от него хотят, и с охотой поднял руки. Цель, как ему казалось, была достигнута: он у немцев.
А те отобрали у Шавлака четыре автомата и гранаты, пухлую сумку с провиантом и повели его в штаб — это была «голубая дивизия» испанцев, в которой, впрочем, хозяйничали немцы. Через переводчика допросили они предателя, который усердно отвечал на их вопросы. Но с точки зрения разведывательной все то, о чем болтал Шавлак, не имело большой цены. Шавлаку поверили, что он предатель, и оставили в штабе, рассчитывая, очевидно, его использовать.
Но на четвертую ночь пребывания Шавлака в добровольном плену случилось непредвиденное. В село ворвалась советская воинская часть. Солдаты, увидев его, немедленно освободили и, уходя обратно, взяли с собой, спасая от фашистского плена.
Но Шавлак не растерялся и в этой неожиданной ситуации.
— Как же ты попал в плен? — спросил старшина.
— Понимаешь, захватили, когда в разведку шел. Командир сволочью оказался, к врагу нас завел, — быстро соображая, говорил Шавлак.
— А где ж он и остальные?
— Видимо, в тыл отправили, а меня не успели…
— Вот сволочь!..
Только один красноармеец, пристально вглядываясь в бегающие глаза Шавлака, подошел вплотную и зло сказал:
— Врешь ты, вижу по тебе! Пришел сам, так и говори… А ты еще товарищей оговариваешь… Застрелить тебя, гада, надо!
Командир удержал его.
— Ты что, Вербицкий? Пусть им занимаются, кому надо. Там выяснят…
Привели Шавлака в распоряжение штаба дивизии и передали следователю. Дежурный направил Шавлака в блиндаж, где под стражей находились еще два человека…
Указанной версии Шавлак придерживался на последующих допросах. А когда ему «подсказали» и ряд добавлений к ней, — подлец есть подлец, — он их принял и подтвердил. Так появилось дело об изменнической группе из 15 человек, фамилии которых назвал Шавлак.