Антология советского детектива-42. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
И все же родился я под счастливой звездой, так скажу. Через три года направили меня в город сопровождать нашего хозяйственника, пожилого и тучного японца. В городе потеряли друг друга. Побрел я по улицам один. Вышел к порту. Долго стоял. Вдруг смотрю и глазам не верю — дядя Аристарх… Меня как с откоса бросило…
Не стану рассказывать подробности, но вырвал меня дядя Аристарх из-под власти господина Масару Синдо. Спрятал, вывез из Японии. Была у них организация, были связи. Через Шанхай, Гонконг, Сингапур переправили меня в Калькутту. Долгим был путь. Получил я тогда, однако, наглядный урок международной солидарности людей труда, понял, что не всесилен господин Масару Синдо. Хотя и часто он снился мне после побега. Долго преследовал меня его образ. Закрою глаза — вижу скулы его, обтянутые кожей-пергаментом, впалые щеки, холодные немигающие гласа.
Тогда же, в двадцатом году, активно включился в национально-освободительное движение в Индии. К тому времени я уже знал несколько европейских языков и вскоре очутился в Гамбурге. Потом работал в Лондоне. Снова вернулся в Гамбург. Налаживал переброску в Индию политической литературы, добывал сведения о планах колониальной администрации Великобритании, работал в Англии, на Балканах, в Турции…»
То, о чем не знал
И.3. Семушкин
Гнев душил господина Масару Синдо, не давал дышать. Ну как же, пропал мальчишка. Бе-жал! Господин Масару Синдо места себе не находил. Не только оттого, что он боялся разоблачений, гласности своей деятельности, о которой могут рассказать дотошные журналисты. Гнев разливался в душе Масару Синдо от самого факта побега. По всему выходило, что на свете есть что-то сильнее страха, на котором основывалась его философия. Да и только ли его? На страхе воспитывались солдаты императора, опора трона. Надо было срочно принимать неотложные меры.
Какие?
Во-первых, думал Масару Синдо, если организовать поиск бежавшего и не найти его, плохо станет хозяину «сиротского дома» прежде всего. В разведке такие промахи не прощаются. Во-вторых. Мысли шпиона крутились в той плоскости, что негоже расписываться в собственном бессилии, надо искать выход. Он нашел его. Сам объехал все морги города. В школу привез труп мальчика, попавшего в автомобильную катастрофу. Труп кремировали. Своему руководству Масару Синдо сообщил о несчастном случае, якобы происшедшим с одним из воспитанников. Найти же бежавшего и заставить его замолчать навсегда — это было отложено на потом.
Из рассказа
П.И. Григорьева
«…Почему сегодня, когда мы прожили без войн более тридцати лет, а наш разговор о самом трудном тысяча девятьсот сорок первом годе, я так подробно рассказываю о злоключениях Ивана, о нелегкой его доле? Потому, прежде всего, что и в наше время находятся на Западе «историки», которые нет-нет да и бросят нам обвинение в растерянности и панике, когда пишут о начальном периоде войны. Пишут, будто просчетов у нас было не счесть. Согласен. Отдельные просчеты имели место. Но чего нам удалось избежать, так это именно растерянности и паники. Если, конечно, не поворачиваться спиной к фактам. Это же факт, что гитлеровцы на весь мир раструбили о полном уничтожении Красной Армии. Но есть и другой факт. Красная Армия разгромила немецко-фашистские войска под Москвой. Произошло это тогда же, в тысяча девятьсот сорок первом году. Факты известные, но о них приходится напоминать. Мы смогли эвакуировать промышленность, создали мощное партизанское движение, подняли на борьбу с врагом весь народ, и все это тоже было сделано в сорок первом. Тогда же, в самом начале войны, у нас в НКВД была создана группа по организации вооруженной борьбы с немецко-фашистскими захватчиками на всей нашей временно оккупированной врагом территории. К нам, в НКВД, приходили тысячи писем. Коммунисты и беспартийные добровольно просили направить их в тыл врага, требовали, да, да, категорически требовали немедленной отправки за линию фронта, чтобы бороться с оккупантами. В растерянности, в панике, о которой пишут ныне наши недоброжелатели, можно было наломать дров. Но как раз этого и не произошло. Пока готовились специалисты, на выполнение особых заданий посылались кадровые разведчики, такие как Иван Захарович Семушкин. Ивана я очень хорошо знал, потому и рассказываю о нем, о нашей с ним дружбе. Хотя и не враз началась наша дружба. Тогда, в Стамбуле, мы лишь получали от него информацию. Его сообщения были кратки, но весомы. Создавалось впечатление, что для Исламабада нет тайн. Заданий мы ему дать не могли. Мы даже не знали, кто он. Исламабад сам выходил к нам, передавал важные сведения. На основании их нам удалось задержать при переходе границы японских агентов, пресечь преступную деятельность английских шпионов в Закавказье. Он помог локализовать террористов из Монархического союза.
Надо сказать, что с Исламабадом в те годы я встретился всего лишь дважды. Оба раза в Стамбуле у Карима-чайханщика. Встречаясь во второй, и, как мне тогда казалось, в последний раз, я не думал, что пройдет несколько лет и мне придется специально разыскивать этого человека, спасать его, что мы станем друзьями.
В тридцать первом году меня отозвали в Москву. Тревожное было время. В Европе креп, набирал силу фашизм. Началась война в Абиссинии. Особое беспокойство вызывали события в Германии. Я с головой ушел в работу. Об Исламабаде думал изредка, в ряду других воспоминаний, когда мне вдруг было поручено найти Исламабада. Да, да, именно найти.
То, о чем не знал
И.3. Семушкин
Предприятие господина Масару Синдо разрасталось. Спрос на специалистов, прошедших выучку у матерого шпиона, рос. Открывались филиалы. Спрос был связан с событиями в России. Победа революции, а затем и крах интервенции заставляли хозяина «сиротского дома» проявлять верх собранности. Он умел поставить дело. Сам вел отбор кандидатов, внимательно следил за качеством обучения будущих агентов, принимал участие в разработке планов диверсий против нашей страны.
Двойственное чувство испытывал в тот период господин Масару Синдо. С одной стороны, он вроде бы и испытывал брезгливость к тем, кого отбирал. В то же время работал с ними, готовил будущих шпионов, террористов и диверсантов. Своего отношения к ним не скрывал. Он видел опустошенность всех этих людей. Понимал то, что источником их ненависти к собственной стране является всего лишь желание вернуть отнятые привилегии, месть тем, кто эти привилегии отнял. Но привилегии в чем? Он, Масару Синдо, насмотрелся на русских. В Петербурге, в Москве, во Владивостоке, на континенте в Маньчжурии и здесь, на островах своей родины. Еще раньше, когда он впервые попал в Петербург, его удивила какая-то нечеловеческая тяга той части русского общества, которая представляла определенные буржуазные и близкие ей круги, к насыщению. Он, как кошмарный сон, вспоминал непрекращающееся пьянство, обжорство, безмерную громогласную похвальбу, не мог понять увиденного. По роду своей деятельности господин Масару Синдо встречался с дельцами и политиками. Среди них попадались яркие личности. Но то, что осело в его стране после Октябрьской революции, как раз и напоминало ему ту часть России, которую он не мог понять. Непонимание, однако, от дел не освобождало. Он был солдат, господин Масару Синдо, и выполнял приказ. Поставлял необходимых «специалистов». Даже не интересовался их дальнейшей судьбой. Во все годы его постоянно заботила судьба «сиротского дома».
Шли годы. Мир сотрясали события, одно другого значительнее. Менялись взгляды, требования. Доходило до того, что господину Масару Синдо приходилось отстаивать право на жизнь своего предприятия. Находились люди, считавшие, что он позволяет себе недозволенную роскошь, воспитывает неизвестно кого и для чего. События требовали немедленной отдачи, а у него… Но он и не задумывал свое рискованное предприятие на потребу дня. Он готовил агентов с перспективой.
Менялось время, менялись руководители специальных служб. Одни из них понимали и отдавали должное заботам господина Масару Синдо, но были и противники. Требовалось большое искусство, чтобы отстоять свою точку зрения, сохранить то, что создавалось с большим трудом. Лишь в двадцать втором году, через восемь лет, он смог выпустить первую группу из десяти человек. Его выпускники отправились в Европу. Задание: учиться в университетах, делать политическую карьеру, пробираться в те сферы общества, которые дают человеку власть. Не гнушаться средствами. Достичь цели. Ждать своего часа.
Ежегодно, начиная с тысяча девятьсот двадцать второго года, «воспитанники» господина Масару Синдо покидали «сиротский дом», разъезжались во многие страны. Каждый выпускник имел надежную легенду, которая готовилась за много лет до выпуска, соответствовала национальности агента, его предыдущей жизни, объясняла рождение в колонии. Казалось бы, что все идет хорошо, как и должно было идти, но через несколько лет после первого выпуска понял господин Масару Синдо, что дело всей его жизни терпит крах. Он понял, что проигрывает в поединке с Советской Россией. Понял потому, что первые агенты, которых он отправил в Россию, сразу же провалились. И тогда господин Масару Синдо стал думать, мысли его привели в тот далекий день семнадцатого года, когда он состряпал акт о несчастном случае с воспитанником, пропавшим в Токио. Никому он не мог доверить своей тайны. По опыту работы в разведке Масару Синдо знал: тайна существует до тех пор, пока о ней знает один человек. Для двоих тайны нет. Единственного свидетеля, человека, знавшего о пропаже мальчишки, он давно убрал. И все-таки, анализируя провалы, господин Масару Синдо пришел к выводам, что беглец жив, он добрался до своей родины, у него были в этом помощники, о существовании школы известно русским. Русские за это время могли получить фотографии его учеников, словесные портреты, установить наблюдение за «сиротским домом». Мало ли что могли предпринять русские, зная о существовании школы, и что они предприняли. В это время из Европы, точнее — из Германии, в адрес Синдо пришла небольшая газетная заметка. Расшифровав ее, руководитель «сиротского дома» замер. Текст шифровки гласил: «Гамбург. Неожиданная встреча. Англичанин из Турции. Узнал в нем того русского, что погиб в автомобильной катастрофе». И подпись: «Черный барон».