Антология современного анархизма и левого радикализма. Том 2
Шрифт:
Экология не выделялась в особую научную дисциплину до тех пор, пока экономическое развитие не разрушило или во всяком случае не нанесло окружающей среде серьезного ущерба. На этом пути она стремится достичь разумного компромисса между потерями и направлением экономической деятельности или, по крайней мере, внести в нее существенные коррективы. Экология занимается в первую очередь вопросами внешних ограничений экономической деятельности — теми самыми, с которыми экономика должна считаться, чтобы избежать негативных эффектов, идущих вразрез с ее же собственными целями и интересами.
Подобно тому, как экономика учитывает внешние ограничения, создаваемые действиями отдельных
Точно так же, как экономика относится к сфере деятельности, выходящей за рамки взаимного согласия и добровольного сотрудничества, так и экология обращается к сфере, лежащей за рамками экономической деятельности и расчетов, но исключая последние, однако это не дает оснований говорить, будто экология — дисциплина более рациональная, чем экономика, но относится к той же сфере. Рациональность экологии — явление иного порядка: она показывает нам, что эффективность экономической деятельности носит весьма ограниченный характер и что в основе ее лежат некие внеэкономические факторы. Она, в частности, позволяет нам понять, что стремление экономики преодолеть относительные сбои порождает — за некой определенной гранью — сбои абсолютные и непреодолимые. Доходы оборачиваются убытками, производство разрушает и губит больше ценностей, чем производит. Столь пагубные явления имеют место, когда экономическая деятельность нарушает хрупкий баланс основных экологических циклов и/или уничтожает природные ресурсы, не подлежащие восстановлению.
Сталкиваясь с ситуациями такого типа, экономическая система в прошлом неизменно реагировала на них дополнительным увеличением производства; таким наращиванием выпуска продукции она стремилась компенсировать временный перебой. При этом не учитывалось, что подобные действия неизбежно усугубляют ситуацию; что за некой гранью меры, направленные на увеличение потока автомобилей, повлекут за собой увеличение «пробок»; что увеличение приема лекарств ведет к росту заболеваемости, поскольку заменяет устранение причин болезни снятием ее симптомов; что повышение потребления энергии вызывает новые формы загрязнения среды, уже выходящие из-под контроля и влекущие за собой новый скачок потребления энергии, рост загрязнения и т.д., и т.п.
Чтобы осознать «непродуктивность» таких действий, необходимо поставить вопрос о рациональности самой экономики. Именно это и делает экология: она показывает нам, что средства преодоления всевозможных сбоев и болезней, кризисов и тупиков индустриальной цивилизации следует искать не в наращивании выпуска продукции, а наоборот, в ограничении и сокращении материального производства. Она наглядно демонстрирует, что куда эффективнее и «продуктивнее» сохранять природные ресурсы, чем варварски расходовать их, выгоднее подчиняться природным циклам, чем пытаться нарушить их.
И тем не менее у экологии тоже нет никакой этической составляющей. Одним из первых, кто понял это, был Иван Иллич. Альтернативы, которые он открыл для себя, с некоторым упрощением можно сформулировать следующим образом:
—либо мы согласимся наложить известные ограничения на развитие техники и индустриальное производство, чтобы сберечь природные ресурсы, сохранить экологический баланс, необходимый для жизни на нашей планете, и будем активнее содействовать развитию самостоятельности на уровне общин и отдельных индивидуумов (а это — главное условие выживания);
—либо все ограничения, необходимые для поддержания жизни, будут определены и спланированы на централизованном уровне инженерами-экологами, и оценка уровней производства, оптимальных с экологической точки зрения, будет поручена централизованным организациям и технологическим структурам (это — технофашистский вариант, путь, по которому мы уже почти начали двигаться).
Выбор и здесь тоже весьма прост: « выживание или технофашизм ».
Экология, будучи чисто научной дисциплиной, отнюдь не обязательно подразумевает неприятие авторитарных, технофашистских решений. Неприятие технофашизма является не следствием научно обоснованного понимания экологического баланса природы, а вытекает из выбора политической и культурной системы. Защитники окружающей среды используют экологию в качестве рычага для более активного продвижения радикальной критики нашей цивилизации и общества. Однако экологические аргументы могут также быть использованы для обоснования применения биологической инженерии применительно к человеческим системам.
Предпочтительность естественных, саморегулирующихся систем по сравнению с системами, основанными на разного рода внешних учреждениях и установлениях, вовсе не означает априорного обожествления природы. Нет ничего невозможного в том, чтобы искусственно созданные системы в некоторых отношениях были более эффективными, чем природные, естественные. Однако предпочтение, отдаваемое последним, желательно отстаивать как более рациональный выбор и с точки зрения политики, и с точки зрения этики, причем такое предпочтение обусловлено преимуществом децентрализованной саморегуляции по сравнению с централизованной гиперрегуляцией. Сфера «здоровой политики» предлагает нам особенно выразительный пример, способный послужить в качестве парадигмы.
Естественный отбор — это идеальный случай децентрализованной саморегуляции. Однако его удается обмануть и обойти благодаря использованию все более сложных медицинских средств и техники, способных спасти жизнь младенцев, которые без таких средств умерли бы в первые же дни или месяцы своей жизни. Тем не менее такие люди, достигнув зрелого возраста, произведут на свет потомство, страдающее наследственными заболеваниями, и за счет этого доля людей, подверженных таким недугам будет постоянно увеличиваться. Возникающее в результате этого ухудшение генофонда уже побудило некоторых ведущих генетиков поддержать осуществление на государственном уровне политики направленной евгеники, то есть регулирования свободы размножаться и производить потомство.
Таким образом, преодоление естественных средств саморегуляции вызывает необходимость применения внешних, административных регулирующих факторов. И, наконец, естественный отбор заменяется отбором социально мотивированным.
Однако последний в некоторых отношениях может быть признан более эффективным, чем первый; евгеника позволит предотвратить зачатие уродливых и нежизнеспособных особей, тогда как естественный отбор способен устранить их только после зачатия, а часто и после рождения. Но здесь есть одно весьма существенно отличие: естественный отбор происходит спонтанно, без всяких целенаправленных вмешательств. Евгеника же, напротив, допускает создание технобюрократии, которая и будет устанавливать административные нормы и критерии отбора. Естественная саморегуляция будет заменена регуляцией авторитарной.