Антонин Дворжак
Шрифт:
«Наследники Белой горы» воскрешали одну из страшных страниц чешской истории, когда король Фердинанд II в битве у Белой горы под Прагой в 1620 году нанес поражение чехам, восставшим против габсбургского владычества в их стране, и положил тем самым начало периоду, образно названному «эпохой тьмы». Эпоха эта продержалась в Чехии три столетия, на протяжении которых бессовестно попирались законные права чешского народа и государства. Обращаясь к соотечественникам, поэт призывал их быть достойными преемниками героев, павших в той битве.
Дворжаку поразительно удалось передать в своем «Гимне» («Наследники Белой горы») дух поэмы Галека: скорбь о погибших, гордость за родину, воспитавшую героев, новый патриотический подъем и, наконец, прославление свободного и независимого отечества. «Все произведение, —
Исполнение «Гимна» принесло Дворжаку настоящую славу. Карел Бендль, руководивший тогда «Глаголом Пражским», постарался для друга. Под его управлением три сотни голосов знаменитого мужского хора и объединенный оркестр чешской и немецкой оперы прозвучали так, что в большом зале Новоместского театра, где проходил концерт, не осталось ни одного равнодушного. «Гимн» затмил все исполнявшиеся в тот вечер произведения, в том числе и самого Бендля. Прохазка торжествовал.
Шесть песен на тексты Краледворской рукописи, написанные вслед за «Гимном», были встречены с таким же восторгом. В те годы еще только немногие ученые филологи высказывали сомнения в подлинности Краледворской рукописи. Основная же масса чешских патриотов искренне верила в то, что узенькие полоски пергамента, якобы найденные в 1818 году Вацлавом Ганкой в церковной башне небольшого городка Двур Кралов и содержащие тексты героико-эпических и лирических песен, действительно старинная рукопись. Их стараниями рукопись была переведена почти на все европейские языки и получила широчайшую известность. Поэтично поданные картины чешской старины укрепляли веру чехов в древность культуры своего народа. А разве народ, способный уже в давние времена создавать такие великолепные произведения искусства, не заслуживал того, чтобы и дальше свободно и независимо развивать свою самобытную культуру? Вацлав Ганка, отлично знавший историю своей страны, совершая мистификацию (подложность Краледворской рукописи была доказана в конце того же XIX века), именно и стремился к тому, чтобы строки, как бы пришедшие из глубины веков, заставляли чехов гордиться своими предками, их героизмом, красотой и благородством чувств. В период расцвета будительского движения такие стремления руководили многими.
Дворжак тоже верил в подлинность рукописи, тексты считал народными, а следовательно, и музыку свою к этим текстам строил на народнопесенных интонациях, что придало ей удивительное обаяние и своеобразие.
Вскоре, 7 марта 1873 года, одна из шести песен на тексты Краледворской рукописи — «Жаворонок»— была напечатана в нотном приложении к газете «Далибор». Это первое печатное издание маленького сочинения доставило Дворжаку большую радость, чем самые лестные слова в его адрес на страницах газет. Через два месяца издатель Эмануэль Старый напечатал весь цикл.
Известность Дворжака росла, но материальное положение по-прежнему оставалось плачевным. Он едва сводил концы с концами на те гроши, что получал от частных уроков. Даже ювелир Чермак не очень щедро платил. А уж перед ним Дворжаку больше всего хотелось появиться в хорошем платье и с независимым видом.
Кокетливой Йозефе, продолжавшей кружить всем головы, Дворжак простил насмешливое к себе отношение, смирился с отказом, полученным затем от приглянувшейся ему Анны Матейковой — дочери одного из коллег по оркестру, но стал посматривать на младшую дочь ювелира. Аничка, которую он знал еще десятилетним ребенком, превратилась в милую девушку и дарила своего учителя музыки исключительным вниманием. Она довольно хорошо играла, но еще лучше пела красивым, звучным контральто. Дворжак не прочь был на ней жениться.
Вот только как получить согласие ее отца? Старый ювелир все мерил на золото, и бедный музыкант не представлялся ему подходящей партией для дочери. Чтобы увеличить свои доходы, Дворжак поступил работать домашним учителем музыки в семью богатого купца Яна Неффа.
А тем временем сдвинулись с мертвой точки его дела в театре. Партии оперы были расписаны,
Дворжак тогда этого не знал. Он вызвался сам разучивать партии с солистами. Адольф Чех репетировал хоры, а Сметана работал с оркестром. Прошло четыре недели. Артисты и музыканты вначале с большим интересом брались за сочинение Дворжака, подогретые успехом его «Гимна» и ранее сыгранной увертюрой. Но вскоре послышался ропот. Хор не мог запомнить мелодии, певцы жаловались на непомерные трудности, уверяя, что отдельные места вообще неисполнимы. Красива ли музыка, соответствует ли духу произведения — об этом говорили мало. Она была трудна, и все быстро решили, что не стоит тратить на нее время.
Дворжак сердился, бушевал и все-таки довел работу до оркестровых репетиций. Но и тогда не стало лучше. Оркестр гремел. Певцы, не щадя легких, пытались его перекричать. Дворжак чувствовал себя среди этого хаоса звуков как во время пытки. Наконец и он согласился с тем, что продолжать работу не стоит, забрал партитуру и вскоре распространился слух, будто он уничтожил ее.
Несколько дней Дворжак нигде не показывался. Его мучила мысль, что срыв постановки в театре, так разрекламированной Прохазкой, может совсем зачеркнуть успех «Гимна» и возродит недоверие к его таланту. Но он не впал в уныние, как полагали многие. Просто он взялся снова за пересмотр всего, что осталось у него из написанного ранее. Судя по всему, Дворжак хорошо понял, что самобытное искусство не может быть создано на чужеродной основе. Борьба Сметаны за национальную чешскую музыку стала ему понятной и близкой. Безжалостно расправлялся он со своими сочинениями: одни уничтожал, другие обрекал на безвестное существование.
Произведения, отобранные как лучшие, Дворжак тут же обозначил новыми номерами опусов. Забегая вперед, скажем, что и это упорядочивание не было еще окончательным. Позднее, готовя сочинения к изданию, Дворжак опять менял номера опусов, что в конце концов создало страшную путаницу.
Пересмотрев свои композиции, вынеся им суровый приговор, достойный самого строгого, непреклонного критика, Дворжак снова принялся сочинять. Поистине железная воля была у этого человека.
17 ноября 1873 года Дворжак обвенчался с Анной Чермаковой. Начало их супружеской жизни не было ни светлым, ни безоблачным. 4 апреля 1874 года родился первенец — сын Отакар. Дворжаку пришлось искать еще приработок. С помощью друзей он устроился органистом в храм св. Войтеха. Возвращаться в театр он не хотел: работа в оркестре отнимала много времени, а он должен был иметь какие-то часы для сочинительства. Однако десять золотых в месяц, выплачиваемые храмом, мало облегчили его материальное положение. Выросшая в достатке Аничка не могла не роптать. Сдержанный от природы, Дворжак сделался совсем мрачным. Не здороваясь, не обращая ни на кого внимания, как черная туча он появлялся на хорах храма, нагоняя на всех страх, и сразу же усаживался к органу. Люди сторонились его, избегали с ним заговаривать, но зная о катастрофе в театре, жалели его. Когда появились на свет одна за другой еще две дочери Дворжака, положение семьи стало совсем невыносимым. Доведенная до отчаяния Аничка с благодарностью приняла от Карла Бендля двести пятьдесят золотых, собранных им среди знакомых музыкантов. Но их хватило ненадолго. Скоро нужда снова ворвалась в дом. Дети болели, чахли. Смерть дежурила у их постелей.
Дворжак не переставал сочинять. Среди плача и вздохов вынашивал он свои новые творения. Едва урвав минутку, заносил их на страницы нотной бумаги. По воскресеньям во время мессы Дворжак импровизировал в храме. Слушали его с интересом, но никому и в голову не приходило, что бедный, затравленный жизнью органист не просто способный музыкант, композитор, а избранник фортуны. Пройдет совсем немного времени, и он станет славой и гордостью всего народа.
Посредине странствия земного