Аня здесь и там
Шрифт:
– А что это вы меня не встречаете? – Папа стоял на пороге, такой красивый и такой родной. В одной руке у него был чемодан, а в другой – знаете что? Сачок! Спасибо, божья коровка!
Я побросала все, что было у меня в руках: и скалку, и тесто, и муку, и, оставив позади себя белое облако мучной пыли, понеслась к папе, визжа на весь дом.
– Папа! Озеро!
– Руки помой, – прокричала мне вслед мама.
Но было уже поздно. Я запрыгнула на папу, чуть не сбив его с ног, и хорошенько сдобрила его голубую рубашку мукой и маслом.
Папа
– Быстрей, – кричал папа и крутил педали. – У нас много дел!
Мы проносились мимо бревенчатых деревенских домов, уже изрядно покосившихся, мимо подсолнухов, которые подставляли солнцу свои желтые лица, мимо дачного поселка Завидное (хотя дедушка говорил, что завидовать там абсолютно нечему: дома как дома, а участки вообще крохотные), мимо двух старых тракторов, которые ржавели на краю поля, мимо фонарного столба, на котором свил гнездо аист, мимо продуктового магазина, где продавались очень вкусные ватрушки, мимо колодца. Но когда мы вылетели на асфальтовую дорогу, нам пришлось резко затормозить. Путь нам преградило стадо коров, которые возвращались домой с пастбища.
Коровы шли вразвалку – медленно, вальяжно. Они то и дело застревали у чьего-то забора, чтобы пощипать травку или похлебать из лужи воды, и пастуху приходилось подгонять то одну, то другую.
– Марта! – окрикнул он толстую рыжую корову во главе стада.
Но Марта не обращала на него никакого внимания и продолжала свою неспешную трапезу.
Вслед за Мартой остановились и другие коровы.
– Вот упрямая, – рассердился пастух. – А ну пошла!
Но Марта и не думала двигаться с места. Она лениво пережевывала траву, шлепая огромными губами, и ее хвост ходил из стороны в сторону словно маятник, отгоняя мух.
– Давай же! – Пастух тихонько стукнул Марту прутиком по жирному боку.
– Ах так! – промычала ему в ответ Марта. – Ах так!
Она наконец оторвала морду от травы и устремила на пастуха гордый и надменный взгляд. Сейчас она выскажет ему все, что накопилось в ее коровьей душе. Чинно, степенно Марта вышла на середину улицы Ленина, несколько раз встряхнула ушами, приподняла хвост, и на самую главную улицу нашей деревни одна за другой шлепнулись густые, дымящиеся лепешки.
– Папа, смотри, она какает! – прокричала я и от восторга чуть не выронила велосипед. – Вот это да!
Только ради этого стоило поехать на озеро!
Сделав свое дело, Марта, так уж и быть, двинулась в путь, увлекая за собой подруг.
Обычно мы с папой купаемся до посинения, то есть до того момента, пока я не посинею от холода и у меня не начнут клацать зубы.
Но под вечер вода на озере теплая, как компот, и посинение у меня никак не наступало. Папа поднимал меня высоко вверх и со всего размаху бросал в воду. Я пыталась сгруппироваться и занырнуть солдатиком, но вместо этого уходила под воду чем-то вроде мешка с картошкой. Брызги летели аж до другого берега. Конечно, таким своим поведением мы распугали всех рыб, особенно тех малявок у берега, которых мы собирались ловить в сачок.
Поэтому вместо рыбалки мы решили заняться раскопками. Мы вылезли из воды и стали копать на песчаном пригорке огромную яму, чтобы замуровать в ней меня. На озере никого уже не было, все разошлись по домам. Только на другом берегу виднелась пожилая дама в фиолетовом купальнике. Она зашла в воду и медленно поплыла в нашу сторону.
К тому времени, как женщина доплыла до нашего берега, папа уже так мастерски закопал меня в песок, что на поверхности торчала только моя голова. Женщина медленно вышла на берег.
– Вода просто парная! – блаженно сказала дама. Она щурилась, пытаясь разглядеть, что там лежало рядом с папой на песке. Видимо, очки она оставила на том берегу. – Какая благодать!
– Да, вода очень теплая! – ответила ей моя голова и мгновенно пожалела об этом.
Никогда я не думала, что пожилые фиолетовые дамы могут так визжать.
После чая с черничным пирогом мы втроем лежали на улице в гамаке – мама, папа, а посредине я. Вместе мы образовывали букву Ш, правда, снаружи ее не было видно, ведь мы были укрыты клетчатым пледом.
Уже почти стемнело, и бабушка безуспешно пыталась зазвать нас в дом.
– Ребенку пора спать! – кричала она через открытое окно кухни.
– Ребенку тут очень хорошо! – не сдавалась мама.
– Ребенок уснет здесь, а потом мы отнесем ее в детскую, – примирил всех папа.
От радости я зажмурилась: мне удастся избежать вечерней чистки зубов.
Под пледом было тепло и уютно, а с мамой и папой – вдвойне. Мама гладила меня по голове, а папа отталкивался рукой от земли, и мы тихонько качались из стороны в сторону и смотрели, как белый шар солнца скатывается за горизонт.
Мы лежали молча и слушали вечер: лай соседской собаки, стрекот кузнечиков в траве, струю воды, поливающую дедушкины помидоры. Пахло вечерней росой.
Я закрыла глаза и увидела перед собой черничный куст – так же, как и мама в детстве.
Сквозь сон я услышала скрип двери и бабушкины шаги. По вечерам, когда выпадает роса, она надевает калоши, и они хлюпают на мокрой траве.
– Спит? – спросила бабушка шепотом.
Я почувствовала, как мама кивнула в ответ головой.
– Ну что, вы сказали ей?
– Нет еще, завтра скажем, – шепнул папа, и мне показалось, что мама начала гладить меня по голове еще чаще и еще нежнее.
– Ясно, – вздохнула бабушка и ушлепала обратно в дом.
Еще несколько убаюкивающих качков в гамаке, и теперь я уже точно спала. Перед тем как я снова оказалась в черничном лесу, я успела подумать: интересно, о чем таком они хотят мне рассказать?
Глава 2. Наша веселая семейка