Анютина дорога
Шрифт:
— А как же им не дозволишь?
— Припугнуть маленько.
— С кем? Ведь я, считай, один остался,
— Ты не один будешь,— успокоил староста.— В здешних деревнях есть недовольные, что уезд отдал панскую землю коммунии. Вот таких я подбодрю, кого словом, кого чаркой. И выйдут тебе на подмогу. Обещаю.
...Недалеко от панской усадьбы на поле кипит работа. Коммуна во главе со Степаном и Лукерьей взялась за вспашку под зябь.
Но на всю коммуну — единственная лошаденка. И никто из ребят не умеет обращаться
Степан, ковыляя на одной ноге, тем не менее держит плуг ровно, и борозда получается у него прямая.
Несколько ребят идут рядом с плугом, учатся управлять им.
Время от времени Степан дает им поочередно в руки плуг, и борозда сразу теряет свою стройность.
Солдат терпеливо «поправляет огрехи». А время не терпит. Лукерья с ребятами вооружились еще мотыгами, лопатами. Быстро переворачивают землю под пахоту. Одним плугом не управишься.
Шаг за шагом расширяется площадь, поднятая под озимый сев. Где-то в соседнем селе давно уже и настойчиво звучит церковный набат.
От села через поле бежит мальчишка. Он спешит, запыхался...
— Дяденька,— подбежав, шепчет Степану, соблюдая предельную таинственность.— Тикайте скорее с поля!
— Почему?
— Вас бить будут!
— Кто?
— Я не знаю…
— А кто тебе сказал?
— Миколов Янка... А ему — Адаська... А ему еще кто-то. У нас все ребята уже знают... Послали меня к вам сказать... Говорят, бить и стрелять будут...
Недалеко от пахоты виднеются кустарники. В них трое с обрезами. С Прокопом во главе. Загоняют в магазинные коробки по обойме патронов...
— Не!— не соглашается Степан.— Не может того быть, каб в сирот стреляли... Никогда такого не было...
Степан прилаживает Анютке маленькое лукошко. Сам одевает через плечо значительно большее. В обоих лукошках лежат по нескольку горстей мелких полевых камешков.
— Теперь, Анютка, делай все, как я...— говорит Степан, встав с ней рядом в начале вспаханного поля.— Поучись сперва на камешках...— Он берет горсть камней. Анютка — тоже.
Все ребята напряженно следят за приготовлением к севу, Степан широко отвел в сторону руку и бросил камешки в землю. Анютка точь-в-точь повторила его движения. Степан ступил два шага и снова бросил горсть камешков, не спуская с Анютки глаз. Девочка повторила.
— Правильно,— похвалил Степан.
Вытряхнув оставшиеся камешки из лукошка Анютки, старый солдат осторожно и бережно насыпал туда семян.
— Ну, а теперь с богом!— благословил он посев девочки. Но прежде, чем начать, обернулся к детям.— Вот, ребятки... Первые зерна в землю бросит Анюта... Она их нашла у кулака, она и посеет их, чтобы на будущий год уродили большим и богатым урожаем... Сей, дочка!..
Но не успела девочка занести ручонку для броска, как из кустарников грянул залп... Просвистели пули... Залп — устрашающий,— поверх голов... Дети замерли.
— Откуда стреляют?— глухо и грозно спросил Степан.
— Вон оттуда!
— Из кустов!— закричали ребята, ринувшись вперед.
— Назад!— приказал Степан.— Ложись!— скомандовал всем.
Дети упали на землю.
Степан схватил мотыгу и направился в сторону кустарников.
— Степан! Не ходи туда!— крикнула ему вслед Лукерья.
— Атставить!— бросил в ответ солдат.— Я тут командую!..
...Дети лежат на вспаханной земле, прижатые грозным приказом Степана. Сам он, страшный в гневе, надвигается на кустарник с мотыгой наперевес.
— Меня стреляйте. Я не боюсь! В меня уже немец стрелял! Я жисть свою за сирот ложил, в окопах три года гнил! Мне нечего терять, окромя последней ноги!..
Среди бандитов замешательство. Все вопросительно смотрят на Прокопа: стрелять в калеку или что?
— Ну его к дьяволу! Не надо пока связываться!— махнул рукой Прокоп. И бандиты начали отползать, опасаясь сближения с разъяренным Степаном.
А тот ворвался в кусты, начал крошить мотыгой вокруг себя, ослепленный гневом и ненавистью.
Прокоп с бандитами отползал все дальше и дальше…
Дети не выдержали, подхватились с земли, чтобы побежать на помощь Степану. И тут из-за пригорка вырвалась ватага пьяных мужиков, науськанных церковным старостой. С ревом, гиком устремились они на ребят.
Дети сбились в кучу. Лукерья встала впереди.
— Бей коммунию!— гаркнула пьяная ватага, набегая на столпившуюся малышню.
Та в испуге шарахнулась назад, на пахоте остались только Анютка и Тишка.
— Стой!— на все поле крикнула Лукерья, выхватив из кармана револьвер.— Кто из вас первый тронет дитенка — пуля на месте!— уже тише и спокойнее предупредила женщина-чекист.
Ватага остановилась, тяжело дыша.
— В чем дело?— спросила Лукерья.
— Уходи с нашей земли со своей коммунией!
— Земля не ваша, бывшая панская. Уездные власти отдали ее нам.
— Мы распоряжаемся панской землей, а не уезд!
— Вы распоряжаетесь той, которую получили.
— Не получали мы!
— Землю только беспортошным раздали!
— Значит, у вас своей хватает.
— А мы еще хотим!
— Почему только голодранцам панскую землю?!.
— Да бей их, чего смотреть!
— Пущай стреляет!
— Всех не перестреляет!
— Дави!
Ватага двинулась было, но Лукерья выстрелила вверх, и толпа снова осела...
Над полем нависла тяжелая пауза.
И разрядил ее маленький Тишка. Чувствуя, что страшные дяди хотят сделать плохое для ребят, он не выдержал, бросился с кулачонками на переднего мужика.
В пьяной толпе разразился гогот.
— Братцы! До чего дожили! Сопля двинула на нас!..
— Неужто поддадимся?!.
И чем злее Тишка колотил кулачком по мужицкому животу, тем громче гоготали. Злость маленького Тишки мужики превратили в пьяную потеху. И кто знает, может, эта заминка спасла ребят от трагической развязки. Пока пьяные мужики потешались над Тишкой, со стороны села лавиной валила толпа баб, мужиков, детей на помощь коммунаровцам.