Анжелика и дьяволица

Голон Анн

В то утро прошлое Порт-Руаяля мало что значило для Анжелики. Это безымянное место воспринималось ею скорее как призрачная декорация — его внешнее спокойствие и приветливость плохо вязались с открытием, которое принесла ей ночь. Реальностью была не эта цветущая и спокойная деревушка, просыпавшаяся под кукареканье петухов и звон колоколов, созывающих верующих на утреннюю службу, а скрытое истинное лицо Амбруазины, ее умение приводить в замешательство умы, обманывать, парализовать дух и речь.

Кантор был прав. Когда одни лгут,

а другие боятся, то на ваших глазах и даже в вашем доме может случиться все что угодно, а вы так и не заметите, откуда пришла беда. Сориентированный иным образом, ваш мозг не понимает ни знаков, ни намеков, он не в состоянии правильно объяснить их. Так было с Анжеликой, отданной на милость Амбруазины… Она знала, что ей удалось ухватить только кончик нити, которая приведет ее к печальным, а может быть, и ужасным открытиям… День занимался темно-голубым светом там, где гремела гроза, освещая бухту оловянными отблесками.

Туман оседал росой на крышах и многоцветных зарослях люпина.

Одетый в черную сутану священник Турнель в сопровождении маленького мальчика пересек главную улицу Порт-Руаяля, который должен был помогать ему во время утреннего богослужения.

Анжелика подождала еще немного и пошла вниз по склону холма. Она подошла к поляне, которую пересекал маленький Ручеек, петлявший до самой деревни. Здесь-то она и увидела того, кого искала. Она знала, что на поляне находилось жилище монаха отца Марка. В это время капуцин, голое тело которого прикрывало подобие набедренной повязки, самозабвенно умывался в ручье.

Заметив Анжелику, он засуетился, схватил висевшую на кусте сутану и поспешно набросил ее на себя.

Подойдя к нему, Анжелика вынула из кармана подобранный в доме Амбруазины пояс и протянула его монаху.

— Этой ночью вы забыли это у мадам де Модрибур, — сказала она.

Монах смотрел на протянутый ему кусок веревки такими глазами, как будто это была ядовитая змея. Его загорелое лицо стало пунцово-красным.

Опустив глаза, он взял пояс, подвязал сутану и принялся собирать разбросанные в траве предметы. Наконец он решился поднять глаза на Анжелику.

— Вы осуждаете меня за то, что я нарушил монашеский обет?

Анжелика невесело улыбнулась.

— Я не сужу вас за это, отец мой. Вы молоды и сильны, и это ваше дело, как примирить природу и верность данному обету. Но я хотела бы знать только одно: почему именно она?

Отец Марк глубоко вздохнул — внутреннее волнение мешало ему подобрать нужные для объяснения слова.

— Как объяснить… Она не давала мне прохода. Она преследует меня с первых дней своего появления в Голдсборо. Никогда еще мне не приходилось испытывать такого давления. Она опутывала меня такими хитростями, что я не могу четко сказать, в чем именно сила ее колдовских чар.

Его возбуждение сменилось меланхолией. Он покачал головой.

— Начинаешь верить, что в ней есть нечто особенное, что она избрала тебя или

может избрать, что еще больше приобщишься к ее тайне, — если решишься обладать ею. Но перед тобой возникает пустота. Одна лишь пустота. Пустота тем более смертельная, что эта женщина сулит тебе всяческие наслаждения, открывает перед тобой обольстительные видения.., и ничего другого.., и затем из глубины ее существа возникает, словно жало змеи, жуткое стремление погубить, уничтожить тебя, увлечь с собой в небытие… И только в этом, по всей видимости, она способна испытать наслаждение.

Он опустил глаза и замолчал.

— ..Я исповедовался у господина Турнеля, — продолжал монах, — и сейчас ухожу. Думаю, что из этого случая я извлек урок, который будет мне полезен в наставлении других на путь истинный. Тем более, что человек никогда не готов прислушаться к голосу разума, если сам не обжегся об огонь страстей человеческих. Что я могу дать дикарям? Ведь они знают о душе значительно больше, чем мы. К счастью, у меня еще есть лес и вода.

Монах был еще очень молод и, может быть, впервые в жизни ему приходилось навсегда отказываться от чего-то главного. Он поднял глаза к густой листве деревьев, откуда доносилось гудение насекомых, и на его покрасневшие глаза навернулись слезы.

Через мгновение он овладел собой.

— Лес — добрый, — пробормотал он. — Природа тоже загадочна и прекрасна, и она расставляет свои ловушки, но они целомудренны, как и живущие в ней животные… Вполне возможно, что наше отражение в делах Создателя менее ослепительно, чем то, которого мы ждем от людей, но оно правдиво.

Он сложил свои пожитки в мешок и забросил его на плечо.

— ..Я ухожу, — повторил он, — возвращаюсь к моим дикарям. Белые люди слишком сложны для моего понимания. Сделав несколько шагов, он обернулся:

— Мадам, могу я попросить вас держать все это в тайне? Анжелика кивнула ему головой в знак согласия. Он продолжал:

— Вы, мадам.., я не знаю.., может быть, вы сильнее ее. И все же будьте осторожны…

Монах подошел ближе и совсем тихо сказал:

— Остерегайтесь! Это Дьяволица. Он повернулся и размашисто зашагал в сторону леса. Анжелика с чувством зависти смотрела ему вслед.

Глава 6

В Голдсборо Амбруазина сказала Анжелике:

«…Вам не кажется, что вам здесь угрожает опасность?.. Вокруг нас бродит демон…» Этим демоном была сама герцогиня. Как искусно она отводит от себя подозрения, первой выдвигая обвинения…

Анжелику предали не Колен или Абигель. Амбруаеяна приписывала им недружелюбные высказывания, из-за которых Анжелика могла усомниться в верности своих друзей. И Анжелика верила ей или почти верила, до такой степени Амбруазина все умела представить правдоподобно, проявляя поразительную интуицию при разгадывании личных качеств людей и особенностей их поведения.