Анжелика. Война в кружевах

Голон Анн

Граф де Лозен вернулся с одним из своих приятелей, который стал играть вместо слуги. Лозен и госпожа де Рокелор отправились в постель. Как только они задернули полог, о них больше никто не вспоминал.

Анжелика брала кончиками пальцев обжигающие сухарики и меланхолично грызла их, думая о Филиппе. Как его укротить, как победить или, по крайней мере, как ускользнуть от его преследований, не позволить сломать с таким трудом восстановленную судьбу?

Она вспоминала советы вора-философа, Деревянного Зада, когда, сидя в своем логове на деревянном поддоне, безногий бандит поучал ее: «Не позволяй Весельчаку подчинить себя, или ты умрешь… Ты умрешь иной смертью, худшей, чем настоящая смерть, ты потеряешь себя».

Но разве можно сравнивать грубого Весельчака с изысканным

маркизом? Неожиданно Анжелика спросила себя: кто из них опаснее? Может случиться, что однажды глупые выходки супруга, вроде похищения лошадей и карет, станут более изощренными и страшными. Филипп знал самые ее уязвимые места: сыновья и свобода. А если ему придет в голову жестокая фантазия мучить Флоримона и Кантора, как уже один раз он это делал? Как защитить детей? К счастью, сейчас оба мальчика находились в Монтелу, под надежным кровом, и с наслаждением носились по окрестностям Пуату с маленькими деревенскими сорванцами. Покуда их судьба не должна беспокоить Анжелику. Она сказала себе, что глупо мучиться из-за воображаемых ужасов, ведь сегодня — ее первая ночь при дворе в Версале.

Огонь становился все жарче. Анжелика попросила Жавотту подать дорожный несессер и достала два каминных экрана из изящно декорированного пергамента. Один из них маркиза предложила прекрасной мадам де Монтеспан, которая восхищенно разглядывала отделанный золотом сундучок из красной кожи с подкладкой из белого дамаста. Внутри него обнаружилось множество отделений, в которых лежали маленький подсвечник из слоновой кости, мешочек из черного атласа с десятью восковыми свечами, подушечка для булавок, два маленьких круглых зеркала и одно побольше — овальное, в оправе, с инкрустацией из жемчуга, два кружевных чепца и ночная сорочка из тончайшего полотна, а также золотой футляр с тремя гребнями и футляр для щеток.

Щетки, инкрустированные белым и красным перламутром и украшенные золотыми арабесками, были подлинными шедеврами.

— Я заказала себе щетки из панциря черепах, которых ловят в теплых морях, — объясняла Анжелика, — а не из коровьих или, того хуже, ослиных копыт.

— Сразу видно, — с завистью вздохнула маркиза де Монтеспан. — Ах! Все бы отдала, лишь бы стать обладательницей таких же прелестных вещиц! Но что говорить, я и так чуть не заложила свои драгоценности, чтобы выплатить последний карточный долг. Хорошо еще, что я этого не сделала. Как бы я тогда появилась сегодня в Версале? Месье де Ватадур, которому я должна тысячу пистолей, подождет. Он порядочный человек.

— Но вы же получили место фрейлины королевы! Разве эта должность не приносит доход?

— Пф-ф! Не доход, а слезы! Я вдвое больше трачу на туалеты. Только представьте, две тысячи ливров ушли на костюм, в котором я танцевала в балете «Орфей» [18] — это сочинение месье Люлли. Его недавно ставили в Сен-Жермен. Ах! Это было восхитительное зрелище. Но особенно удачным получился мой маскарадный костюм. Впрочем, балетный не хуже. Я представляю нимфу, у моего платья необыкновенная отделка, которая изображает водные растения. Король, разумеется, представлял Орфея. Мы с ним открывали балет. Бенсерад отметил это в своей хронике. А еще о нас написал поэт Лоре.

18

Имеется в виду «Балет муз», впервые поставленный в декабре 1666 г. Одна из частей этого произведения посвящена Орфею. — Примеч. ред.

— Сейчас много говорят о внимании, которое уделяет вам король, — заметила Анжелика.

Чувства, которые мадам де Монтеспан внушала Анжелике, трудно было назвать искренне теплыми. Маркиза дю Плесси немного завидовала подруге, хотя в привлекательности обеих обнаруживались сходные черты: они принадлежали к древним благородным семьям Пуату, у обеих был веселый нрав, гордая походка, плавная речь. Но рядом с Атенаис Анжелика, обычно непосредственная в общении, смущалась, говорила себе, что «стоит на одну ступеньку ниже», и предпочитала молчать. Мадам дю Плесси отдавала дань

искусному красноречию мадам де Монтеспан: самые нелепые мысли она преподносила столь безупречно, таким прелестным языком, что все попадали под ее обаяние. Красноречие урожденной Мортемар, не лишенное известной простоты и при этом отличавшееся безусловным изяществом, неизменно вызывало восхищение, хотя Атенаис порой высказывала самые циничные мысли. Это был особый семейный дар, который называли «остроумием Мортемаров».

Обе сестры мадам де Монтеспан, мадам де Тианж и Мари-Мадлен, очаровательная аббатиса Фонтевро [19] , и ее брат, герцог де Вивонн, искусно владели этим языком. Многие опасались Мортемаров, однако не переставали восторгаться их речами.

Семья Мортемар де Рошешуар принадлежала к высшей знати. Анжелика де Сансе, чей род, как полагалось, был внесен в гербовник провинции, не могла не восхищаться историей одного из самых знатных домов Пуату. Некогда король Эдуард Английский отдал в жены сеньору Мортемару свою дочь. Крестным отцом и крестной матерью нынешнего герцога де Вивонна были король и королева-мать.

19

Королевское аббатство Фонтевро — знаменитый монастырь, основанный в 1101 г. Мари-Мадлен Габриэль Аделаида де Рошешуар де Мортемар (1645–1704) управляла Фонтевро в 1670–1704 гг. Ее называли «королевой аббатис». — Примеч. ред.

В голубых глазах мадам де Монтеспан сверкала фамильная гордость. Глядя в них, нельзя было не вспомнить несколько безумный девиз рода Мортемаров:

С тех пор как зародился океан, Ведет свой род семья Рошешуар.

Но это не помешало Атенаис явиться в Париж практически без денег, с одной лишь старой каретой. История ее брака стала историей бесконечных денежных затруднений. Молодая женщина, отличавшаяся небывалой гордостью и более чувствительная, чем кто-либо мог предполагать, очень страдала от вечной нехватки средств и порой даже плакала.

Анжелика, как никто другой, знала, сколь унизительны трудности, с которыми сталкивается знаменитая мадам де Монтеспан, потому что не раз успокаивала вспыльчивых кредиторов, ссужая необходимую сумму, которую не надеялась вернуть, как не надеялась и услышать слова благодарности. Но это не мешало Анжелике испытывать несомненное удовольствие, превращая Монтеспанов в своих должников. Она порой размышляла об их странной дружбе, отлично понимая, что в сущности Атенаис весьма неприятная особа и что из элементарной предосторожности имеет смысл держаться подальше от этой землячки. Но жизненная сила Атенаис притягивала Анжелику. Странное чутье всегда влекло ее к людям, «обреченным» на успех. А мадам де Монтеспан относилась именно к таким персонам. Ее амбиции были столь же необъятны, как море, раньше которого появилась их семья, так что безопаснее держаться на ее стороне и позволить волнам нести себя, чем противостоять мощнейшему встречному течению.

Со своей стороны Атенаис находила удобным во всех отношениях иметь щедрую подругу с солидным состоянием, основанным на удачной коммерции, подругу, которую можно принимать без малейшего ущерба для себя. Несмотря на красоту, Анжелика не могла затмить Атенаис.

Услышав намек на милость короля, мадам де Монтеспан несколько расслабилась, и ее лицо, на котором в тот вечер лежала печать серьезной заботы, вновь стало умиротворенным.

— Королеве скоро рожать, а мадемуазель де Лавальер недавно забеременела. Сейчас самый удачный момент, чтобы привлечь внимание короля, — сказала Атенаис, сверкая улыбкой, в которой, как обычно, чувствовалась затаенная злоба. — Ах! Анжелика, вы заставляете меня говорить и, более того, думать о таких вещах! Я умру со стыда и горя, если король пожелает сделать меня своей любовницей; я не осмелюсь предстать перед королевой, ведь она такая добрая женщина.