Апелляция
Шрифт:
– Мы тоже так думали, – ответил Карл, жалея о том, что не может ударить по этому толстому подбородку всего в двенадцати дюймах от него.
– А как насчет апелляции? – мрачно спросил Флинт.
– У нас отличные перспективы.
На прошлогоднем аукционе Флинт отважно дошел до безумного конца и ушел-таки с «Мозгом после выстрела» потратив 6 миллионов долларов на высокохудожественный хлам, зато именно это положило начало текущей кампании Музея абстрактного искусства по привлечению капитала. Нет сомнений в том, что и сегодня он поучаствует в охоте за гран-при вечера.
– Хорошо, что мы сыграли на понижение акций
Мысленно Карл уже крыл его самыми последними словами, но внешне сохранял хладнокровие. Флинт управлял хеджевым фондом, который славился рискованными вложениями. Неужели он действительно сыграл на понижение акций «Крейн кемикл», предупредив неблагоприятный вердикт? Изумление в глазах Карла не укрылось от собеседника.
– О да, – продолжил Флинт, поднося стакан к губам и причмокивая. – Один наш человек сказал, что ваши дела совсем плохи.
– Мы не выплатим ни цента, – храбро ответил Карл.
– Вы заплатите уже с утра, старина. Держу пари, акции «Крейн» упадут на двадцать процентов.
С этими словами он повернулся и пошел прочь, чтобы Карл мог спокойно прикончить бокал и срочно потребовать еще что-нибудь. Двадцать процентов? Быстрый ум Карла уже был занят математическими расчетами. Ему принадлежало 45 процентов выпущенных в обращение обыкновенных акций «Крейн кемикл», компании с рыночной стоимостью в 3,2 миллиарда долларов по результатам закрытия рынка на сегодня. Падение на 20 процентов обойдется ему в 280 миллионов на бумаге. Конечно, речь пойдет не о потере наличных, но день в офисе все же выдастся нелегкий.
Десять процентов больше похоже на правду, подумал он. И финансисты с ним согласны.
Мог ли хеджевый фонд Флинта избавиться от значительной доли акций «Крейн», так чтобы Карл не знал об этом? Карл вперил взгляд в смущенного бармена, размышляя над этим вопросом. Возможно, но вряд ли. Флинт просто сыпет ему соль на рану.
Появился директор музея, и Карл искренне порадовался его приходу. Этот человек никогда не упомянул бы о вердикте, даже если бы действительно знал о нем. Он будет говорить Карлу только приятные слова и, конечно же, заметит, как потрясающе выглядит Брианна. Он спросит о Сэддер и поинтересуется, как продвигается модернизация их дома в Хэмптонс [4] .
4
Хэмптонс – небольшая область, включающая городки Южный Хэмптон и Восточный Хэмптон, на восточной оконечности острова Лонг-Айленд, штат Нью-Йорк. Это место славится обилием дорогостоящих летних домов и вилл, принадлежащих весьма богатым людям.
Они говорили обо всем этом, идя с напитками по заполненному людьми коридору, лавируя между опасными темами для разговора, и в конце концов остановились перед «Опороченной Имельдой».
– Величественно, не правда ли? – задумчиво сказал директор.
– О да, очень красиво, – подтвердил Карл, бросив взгляд налево, когда рядом проходил номер 141. – За сколько она уйдет?
– Мы весь день только это и обсуждаем. Кто знает, с такой-то публикой? Я бы сказал, миллионов за пять минимум.
– А какова реальная цена?
Директор улыбнулся снимавшему их фотографу.
– Ну, это уже совсем другой вопрос, ведь так? Последняя
Карл сделал еще один глоток и решил принять участие в предстоящей игре. Целью кампании музея было собрать 100 миллионов долларов за пять лет. Как утверждала Брианна, пока им удалось получить не больше половины, и они многого ожидали от сегодняшнего аукциона.
Представившись, к ним присоединился критик из «Нью-Йорк таймс». Интересно, знает ли он о вердикте, подумал Карл. Критик и директор пустились в обсуждение аргентинского скульптора и его душевных проблем, а Карл разглядывал «Имельду» и спрашивал себя, хочет ли он постоянно видеть ее в фойе своего роскошного пентхауса.
Его жена, конечно, хотела.
Глава 3
Временным домом Пейтонов стала трехкомнатная квартира на втором этаже в старом жилом комплексе близ университета. Уэс жил неподалеку в студенческие годы и до сих пор не мог поверить, что вернулся туда. Но в последнее время произошло столько перемен, что было трудно хоть в чем-то сохранить постоянство.
Насколько временно? Этот важный вопрос беспокоил обоих супругов, хотя не поднимался уже неделями и не будет подниматься сейчас. Может быть, через день или два, когда пройдут усталость и шок и они смогут урвать из своего графика час-другой и спокойно поговорить о будущем. Уэс притормозил у стоянки, проехав переполненную помойку, вокруг которой валялась куча мусора. В основном пивные банки и разбитые бутылки. Ребята из колледжа развлекались тем, что выбрасывали пустую тару с верхних этажей, через стоянку, прямо над машинами, вроде как целясь в помойку. Когда бутылки разбивались, по всему комплексу разносился грохот и студенты веселились. А другие люди – нет. Для катастрофически недосыпавших Пейтонов полет «ракеты» иногда был просто невыносим.
Владелец квартиры, их старый клиент, слыл худшим владельцем трущоб в городе, по крайней мере среди студентов. Он предложил место Пейтонам, и они, пожав руки, договорились, что будут платить по тысяче долларов в месяц, закрепив сделку рукопожатием. Они прожили там семь месяцев, а заплатили за три, и лендлорд настаивал на том, что его это не беспокоит. Он терпеливо ждал вместе со многими другими кредиторами. Юридическая фирма «Пейтон энд Пейтон» доказала, что умеет привлекать клиентов и зарабатывать деньги, и оба ее партнера, несомненно, должны были совершить триумфальное возвращение в бизнес.
Попробуй тут вернуться, подумал Уэс, заворачивая на стоянку. Достаточно ли вердикта на 41 миллион долларов для такого триумфа? На какое-то мгновение он почувствовал, что заводится, но потом вновь поддался усталости.
Оба вышли из машины и, по-рабски подчиняясь ужасной привычке, вытащили портфели с заднего сиденья.
– Нет, – вдруг объявила Мэри-Грейс. – Сегодня ночью мы работать не будем. Оставь их в машине.
– Слушаюсь, мэм.
Они взбежали вверх по узкой лестнице под громкий аккомпанемент непристойного рэпа, звучащего из соседнего окна. Мэри-Грейс зазвенела ключами, отперла дверь, и вот они оказались внутри: дети смотрели телевизор с Рамоной, няней из Гондураса. Девятилетняя Лайза бросилась к ним навстречу с криком: