Апокалипсис "Фунги"
Шрифт:
– И...?
– Сагалевич был не просто удивлен, вся его мимика выражала огромное нетерпение.
– Зараженные мыши кусали своих здоровых сородичей, заражая их спорами содержащимися в слюне!
– Невероятно! Это звучит довольно неправдоподобно.
– На лице русского ученого застыла маска крайнего возбуждения.
– А как долго живут зараженные особи?
– К сожалению не долго. Максиму двое суток. Продукты жизнедеятельности кордицепса ядовиты для мышей. Но свое дело они успевают сделать и за двое суток. В природе грибы растворяют плоть муравьев до сахаров и потом произрастают на этом, но здесь они применили совсем другой метод. Эта особенность кордицепса интересует меня больше всего. Каким образом он получает доступ к ДНК хозяина и каким способом ему удается влиять на его поведение?
– А сейчас есть живые зараженные мыши?
–
Переводивший его вопрос Владимир немного запнулся, и как показалось ученому перевел не совсем корректно.
– О, да есть! Пройдемте.
– Шенхель обрадованный возможностью показать свои опыты распахнул дверь.
Перед лабораторией все оделись в герметичные костюмы и респираторы. В приглушенном свете люминесцентных ламп стояли ряды стеклянных 'аквариумов'. В опилках копошились мыши, крысы и кролики.
– А вот и наши мышки.
– Шенхель постучал по стеклу 'аквариума' пальцем. Три, еле живые мыши двинулись в сторону звука. Их шерсть была серой и ножки гриба почти не выделялись на ее фоне.
– Им недолго осталось. У нас есть еще три таких, которых мы приготовили препарировать. Они сейчас в холодильнике лежат. Владимир, принесите одну мышь, мы покажем профессору.
Владимир снова замялся.
– В чем дело, Владимир?
– Шенхель, как и все авторитетные ученые не любил повторять дважды.
– Этих мышей нет?
Шенхель выставился на молодого специалиста как на идиота, который говорит совершенно несуразные вещи.
– Как нет? А где они?
– Я не знаю?
– Владимир пытался оправдаться.
– Я с утра проверял журнал, там не было никаких записей насчет мышей. Я был уверен, что вы в курсе где мыши, но пока не занесли в журнал.
– Прекрасно! Вот в таком бардаке приходится работать, дорогой профессор. Разве допустима безответственность на такой опасной работе?
Несмотря на довольно прохладную температуру в помещении на лбу Владимира выступили капельки пота.
– Пойдемте профессор. Хватит на сегодня науки. Поехали ко мне домой, я размещу вас. Вы наверно устали, а я вас озадачил своими открытиями?
– Напротив, я напрочь забыл об усталости после того как узнал о вашей работе.
– Все равно, я предлагаю дома, в непринужденной обстановке продолжить наш разговор. У меня есть французский коньяк пятнадцатилетней выдержки.
– Шенхель обернулся в сторону Владимира.
– А вы, юноша в понедельник принесете мне объяснительную, или исчезнувших мышей. Я надеюсь, вы понимаете, какую опасность они представляют?
– Да, конечно!
– Владимир порадовался тому, что профессор вместе со своим коллегой уезжают. Шнехель вполне мог за подобную провинность отправить юношу домой.
Профессор Шенхель открыл катрочкой электронный замок двери, отделяющий официальную часть здания от лабораторий. Впереди, у стойки рядом с Анной стоял охранник Люк. Его рука была наспех перебинтована. Сквозь бинты просочились красные пятна крови.
– Кто это вас так?
– Поинтересовался Шенхель у охранника.
– Лоскут. Странный он какой-то, уже второй день. Я его хотел погладить, а он меня цапнул за руку. Мы, с Отто еле разжали ему челюсти.
– Люк здоровой рукой отряхнул с себя собачью шерсть, прилипшую к черной униформе.
Невидимые споры гриба в этот момент рассеялись вокруг. Анна, Шенхель и Сагалевич ничего не подозревая вдохнули их. Шенхель протянул ключи Анне.
– Ну все, до понедельника Анна!
– Попрощался он.
– До понедельника профессор.
– Попрощалась она с Шенхелем.
– Ауфвидерзеен!
– Сагалевич снова вставил знакомую фразу.
Несмотря на выпитую бутылку коньяка, а затем и русской водки Сагалевич чувствовал себя прекрасно. Свое состояние он списывал на волнительный момент выступления перед аудиторией уважаемых ученых. У него, как у завзятого экстремала в кровь выбрасывался адреналин. Доклад прошел успешно. Необычайная ясность ума позволила Сагалевичу не обдумывая отвечать на самые каверзные вопросы искушенной публики. По окончании доклада ему даже аплодировали.
Первые признаки проблем со здоровьем появились у него на борту самолета. Перевозбуждение не проходило. Напротив, становилось все сильнее. Холодный пот постоянно выступал на лбу, руки мелко дрожжали. Стюардесса обратила внимание на его состояние.
– Вам плохо, мужчина?
– Ничего, не обращайте внимания, трясет немного. Простыл немного или акклиматизация.
Стюардесса принесла плед и укрыла им Сагалевича. В голове ученого проскочила шальная мысль, что если он подцепил заразу от того гриба, про который так самозабвенно рассказывал его коллега. Ученый восстановил в голове весь путь по зданию института трансплантологии и не вспомнил, где он мог подхватить заразу. Оставалась только какая-то европейская респираторная вирусная инфекция. Сагалевичу удалось успокоить себя, и если бы не тремор и излишняя потливость можно было бы сказать, что он совершенно здоров.
Ученый хотел доехать до города на такси, но почувствовал острое желание быть рядом с людьми. Не заметив для самого себя как, он оказался в переполненном автобусе. По дороге из города, добавились дачники с ведрами помидоров и огурцов. Профессор смотрел на людей и не мог понять как ему раньше нравилось одиночество. Сейчас он бы с удовольствием нарезал не один круг в такой приятной компании. Он не замечал, как люди на которых он смотрел отворачивались от него напуганные неприятным взглядом стоячих глаз.
Сагалевич с сожалением вышел на своей остановке. Квартира встретила его унылой пустотой. Он привычно ткнул кнопку включения компьютера и прошел к холодильнику. Это был его привычный маршрут, отработанный годами. Вначале включить компьютер, пройти к холодильнику, взять оттуда что-нибудь вкусное, а затем пару часиков просидеть в интернете. Есть не хотелось совсем, по крайней мере из того, что было в холодильнике. А вид начатой бутылки водки вообще вызвал отвращение, на грани фобии.
Ученый открыл почту. С десяток писем пришло ему за время, что его не было дома. Последнее письмо было от профессора Шенхеля. Сагалевич открыл его и пробежал по тексту, написанному на немецком. Не удалось даже уловить общий смысл написанного. Профессор ткнул в кнопку автоматического переводчика. Ему никогда не нравился выдаваемый ими текст, но своих знаний для нормального перевода не хватало. Текст гласил примерно следующее: 'Дорогой коллега, Марк. Прошу тебя внимательно прочитать мое сообщение. Наверняка ты уже почувствовал по состоянию своего здоровья, что болен. Прошу тебя отнестись к этому очень серьезно. Помнишь, твой земляк Владимир потерял трех мертвых мышей. Так вот, они сбежали. Сами. После того как мы посчитали их мертвыми. Готов тебе поклясться, что я их лично убирал в холодильник окоченевшими. Но на камере наблюдения видно, как они выбираются из холодильника. Но дело не в этом, а в том, что мы очень халатно отнеслись к безопасности своих экспериментов. Опасные споры гриба выбрались наружу. Я заражен, Анна заражена, охрана работавшая в тот день тоже заразилась. Мы все чувствовали одни и те же симптомы. Вначале возбуждение, а потом слабость и тремор. Я не знаю, как это проявится у людей, но я уже начинаю замечать изменения в органах чувств. Марк, это очень опасно. Я собрал всех работников в институте и сообщил в Санитарный контроль. Пока они не приехали, мы проводим анализ крови и мочи. Изменения в них колоссальные. Я бы никогда не поверил, что человек может жить с такими анализами, если бы не брал у самого себя. Помни, что до изучения всех сторон этого заражения мы представляем опасность для общества. Я не думаю, что к этой заразе может быть иммунитет. Марк, оставайся дома и никуда не выходи. Наша служба свяжется с вашей и тебя тоже изолируют. Если будешь чувствовать непреодолимое желание выбраться к людям, лучше найди в себе силы и убей себя. Мне очень жаль, что так получилось.'
Сагалевич несколько раз пробежался по тексту. Только раза с десятого до него дошел окончательный смысл написанного текста. Ученый посмотрел время в которое пришло письмо. Полчаса назад. Скоро приедут спецслужбы, чтобы изолировать его. Этого совершенно не хотелось. В душе ученого наоборот появилась такая тяга к социальной активности, которую он не испытывал со студенческой скамьи.
Сагалевич подошел к зеркалу. Неприятный холодок прошел по телу. В зеркале он увидел человека немного похожего на себя. Общими чертами. Лицо усохло, выступили скулы, но главное - глаза. Они вообще не имели взгляда. Если к человеческому взгляду подходило понятие - излучает, то к глазам Сагалевича подходило описание - засасывает. Вместо радужных оболочек и зрачка темные провалы в бесконечность. Ученому самому стало тяжело выдерживать этот неживой взгляд. Вспомнился призыв Шенхеля покончить с собой, если нет сил сдерживаться. Через секундное колебание Сагалевич решил не поддаваться ничьим призывам, а действовать только по своему усмотрению.