Апокалипсис Нонетот, или Первый среди сиквелов
Шрифт:
— Спасибо, кок, — сказала я, — я дам вам знать о моем решении.
Он лениво отсалютовал и ушел.
— Ну, Фицуильям, — сказала я, делая кое-какие простые расчеты на листке бумаги, — еды, если до порта, хватит на двадцать шесть человек. Как вы думаете, нам удастся найти четырнадцать добровольцев броситься за борт, чтобы обеспечить выживание остальных?
— Сомневаюсь.
— Тогда у меня небольшая проблема. Является ли моим первоочередным долгом как капитана обеспечить выживание максимально возможного числа людей на вверенном мне корабле, или же моим нравственным долгом
— Для людей в шлюпке вы на данный момент и так убийца.
— Возможно, но здесь труднее: в данном случае не бездействие порождает обстоятельство, а действие. Вот что я собираюсь сделать. Все младше восемнадцати исключаются, равно как и шесть членов экипажа, без которых корабль не сможет плыть дальше. Все остальные тянут соломинки, и тринадцать пойдут за борт.
— А если они не захотят?
— Тогда я выкину их лично.
— Вас же за это повесят.
— Не повесят. Я буду четырнадцатой.
— Очень… самоотверженно, — пробормотал Фицуильям, — но даже после возрастных и экипажных исключений у нас остается тридцать один пассажир младше восемнадцати лет. Вам все равно придется выбрать семерых из них. Неужели вы сможете бросить их за борт, детей, невинных?
— Но я спасу остальных, верно?
— Не мне говорить, — тихо ответил Фицуильям, — я не капитан.
Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Сердце колотилось, глубоко внутри клокотала холодная паника. Мне приходилось делать ужасные вещи, чтобы спасти других, и я не уверена, что мне это по силам — так рисковать многими жизнями. На миг я затормозила и подумала. Дилеммы с момента моего появления становились все хуже. Возможно, это место — где бы оно ни находилось — ехидно откликалось на мои решения. Я решила кое-что испробовать.
— Нет, — сказала я, — я никого не собираюсь убивать только потому, что этого требует абстрактная этическая ситуация. Мы поплывем дальше, как есть, и будем рассчитывать на то, что встретим другой корабль. Если нет, то мы можем умереть, но, по крайней мере, поступим честно по отношению друг к другу.
Издалека донесся раскат грома, и корабль качнуло. Я думала, что делать дальше.
— Прошу прощения, капитан, но я принес плохие новости.
Этого стюарда я еще не видела.
— И?..
— У нас в кают-компании джентльмен, который утверждает, что на борту бомба и она установлена так, чтобы взорваться через десять минут.
Я позволила себе криво улыбнуться. В стремительно меняющихся сценариях мерещился неуклюжий разум. Возможно, это что-то из Устной традиции, но как проверить? Однако, если этот маленький мирок в какой-то степени разумен, его можно победить, но, чтобы одержать над ним верх, надо обнаружить его слабости, и он только что продемонстрировал одну — нетерпение. Ему не нужна была долгая, затяжная гибель пассажиров от голода; он хотел, чтобы я совершила собственноручное убийство ради большего блага — и быстро.
— Показывайте.
Я проследовала за стюардом вниз, в кают-компанию, где на стуле посередине помещения сидел человек. Лицо у него было землистое, светлые волосы стояли торчком, а маленькие глазки напряженно уставились на меня, когда я вошла. Его
— Ваше имя, сэр?
— Джебедайя Солфорд. И я спрятал бомбу…
— Я слышала. И вы, естественно, не скажете мне, где она?
— Естественно.
— Эта бомба, — продолжала я, — потопит корабль, с вероятностью приведя ко множеству смертей?
— Да, я надеюсь на это, — весело ответил Джебедайя.
— Включая вашу собственную?
— Я не боюсь смерти.
Я остановилась подумать. Это была классическая и затасканная дилемма. Опущусь ли я, хороший по сути человек, до того, чтобы пытать себе подобного ради высшего блага? Эту головоломку обсуждали много лет, в основном те, кому точно не светило столкнуться с ней в реальности. Судя по тому, что сценарии сыпались как из рога изобилия, автору данного балагана было безумно любопытно, как долго можно изводить порядочного человека, прежде чем он начнет поступать плохо. Я почти физически ощущала, как злорадствует надо мной издали создатель дилеммы. Я бы помешала ему, если бы могла.
— Фицуильям! Всех пассажиров на палубу, задраить все герметичные переборки, и пусть все члены экипажа и трудоспособные пассажиры ищут бомбу.
— Капитан, — ответил он, — это пустая трата времени. Бомба есть, но ее не найти. Решение должно быть принято здесь и сейчас, в этой кают-компании.
Черт. Перехитрили.
— Сколько у нас шлюпок? — спросила я, испытывая растущее отчаяние.
— Только одна осталась, мэм. Места в ней на десятерых.
— Черт. Сколько еще до взрыва?
— Семь минут.
В реальном мире в подобной черно-белой ситуации решения не существовало. Я бы использовала всю необходимую силу для получения информации. Но после этого, что важнее, подвергла бы себя жесткому самоанализу. Если ты позволяешь или осуществляешь пытку, то должен лично отвечать за свои действия, — это тот тип решения, на момент принятия которого очень полезно ощущать нависшую над тобой угрозу тюремного заключения. Но дело в том, что на борту этого корабля здесь и сейчас не похоже было, что от Солфорда можно вообще чего-то добиться пытками. Он вскоре скажет мне, бомба найдется — и начнется следующая дилемма. И они так и будут продолжаться, снова и снова, все хуже и хуже, пока я не сделаю что-нибудь, чего бы никогда в жизни не сделала, и пассажиры этого судна утонут, будут съедены или убиты. Это был ад для меня, но и для них он тоже станет адом. Я тяжело опустилась на ближайший стул, уронила голову на руки и уставилась в пол.
— Капитан, у нас всего пять минут, — напомнил Фицуильям. — Вы должны пытать этого типа.
— Да-да, — невнятно откликнулась я, — я знаю.
— Мы все умрем, — сказал он и добавил: — Снова.
Я подняла голову и встретилась с ним глазами. Я и не замечала, какие они у него голубые.
— Вы все в итоге погибаете? — несчастным голосом спросила я. — Вне зависимости от моих действий? Дилеммы следуют друг за другом, одна другой страшнее, пока все не погибают?