Апокалипсис от Кобы
Шрифт:
– Верно! Ломай! Бей! Разрушай! Это и есть Революция! Что сломается – то хлам, что уцелеет – то навечно! Но постараемся, чтобы от старого не уцелело ничего! Буржуазию в порошок! Все вдребезги. – Глаза яростно сверкали. – Мы уничтожим все! И на уничтоженном воздвигнем храм! Храм всемирного счастья! Отныне мы – первая в мире, невиданная страна социализма… Удивляетесь? Думаете, погибнем? Удивлю вас еще больше! Для нас дело не в России. На нее нам наплевать, господа. Россия – только первый этап! Этап, который мы проходим на пути к мировой Революции. Не понимаете! Хотите припомнить мне ваши марксистские, а на самом деле меньшевистские, контрреволюционные
Я так и не знаю, кто был его собеседник. Помню только, что гость сказал:
– Я не умею и не хочу разговаривать с Робеспьерами. – Встал и вышел из кабинета.
Именно тогда в комнату вошел кривоногий, маленький, безбородый человечек с большим висячим носом, на котором торчало пенсне. Это был Урицкий, вчерашний меньшевик, а ныне верный обожатель Троцкого… и раб Ильича. Когда он говорил с Ильичем, на лице у него появлялось восхищение. В беседе же с другими постоянное иронично-презрительное выражение его лица обескураживало собеседников.
– Ведь умный был человек, а какой стал идиот, – сказал Ильич вошедшему, кивая на дверь.
Обо мне он окончательно забыл и заговорил с пришедшим об Учредительном собрании и о том, как его разогнать. Я слушал разговор с великой печалью. Сколько нас, революционеров, погибло, чтобы первый свободный российский парламент был избран. И вот сидят два революционера и договариваются, как его ликвидировать!
Наконец Ильич вспомнил обо мне:
– Мы направляем вас в ВЧК – Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем. Но у вас там будет особая миссия. Надеюсь, вы запомнили слова о мировой Революции? Теперь у нас вся надежда на нее. Отправляйтесь к Дзержинскому, он ждет вас…
В декабре 1917 года была создана Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем внутри страны. Но с самого начала она имела тайную задачу…
Однажды в Смольном я увидел в коридоре забавную пару: худой, длинный, хрипло кашляющий поляк Дзержинский и рядом с ним – белокурый, круглолицый весельчак, латыш Петерс (Дзержинский стал Председателем Чрезвычайной комиссии, а Петерс – его заместителем). У Дзержинского в руках папка, он всегда носил ее с собой. В папке – весь секретный архив Комиссии, а у Петерса в кармане кожаной куртки – вся ее тощая касса.
Однако весьма скоро они покинули Смольный и обосновались в величественном здании бывшего градоначальства. Здесь на одном из этажей находились камеры. В них когда-то сидели народовольцы, покушавшиеся на царя, успел посидеть тут и сам Дзержинский.
Теперь вместо камеры Дзержинский обитал в кабинете градоначальника, жил в его квартире. Квартира располагалась здесь же, на пятом этаже.
Помню, как я поднялся в его кабинет по лестнице, покрытой когда-то великолепным, а ныне загаженным, заплеванным ковром (лифт, естественно, не работал).
Дзержинский стоял у зажженного мраморного камина. В огромные окна, глядевшие на Адмиралтейскую улицу, дул наш беспощадный петроградский ветер.
– Будешь работать у нас. Будем организовывать мировую Революцию. Без нее долго не протянем. – И он протянул мне мандат ВЧК. Грозный мандат «Чрезвычайки», – (по городу уже ходили страшные слухи о расстрелах, ею организованных).
На мандате не было указания должности.
Дзержинский сказал:
– По рекомендации Ильича ты назначаешься на эту работу. Ленин сам ознакомит тебя с твоей первой конкретной задачей. – Перхая, задыхаясь от кашля, он все-таки разъяснил: – Как известно, нам
В тот день Дзержинский выдал три десятка таких мандатов. И мы, тридцать нелегалов, составили первую советскую контрразведку. Из этих тридцати, пожалуй, никто не уцелел, кроме меня. Всех отправил в небытие мой друг Коба… Но тогда… мы должны были организовать эту самую мировую Революцию.
Помню кабинет Ленина в те первые дни (все в той же комнате классной дамы). Глубокая ночь… Ильич работал тогда круглые сутки… В этой лихорадке ночной работы, сжигающей мозг, сыпались его постоянные гневные резолюции – «расстрелять».
Рядом с Ильичем – засыпающий Зиновьев, свежий Коба и покашливающий Дзержинский. За перегородкой громко, по-мужицки храпит Крупская. Ильичу несколько неудобно за эти басы, и он поясняет застенчиво:
– Надюша простужена. – Потом прибавляет: – Сомнений нет: кайзер терпит военное поражение, Революция в Германии может вспыхнуть со дня на день. Мы должны помочь немецким товарищам. Политбюро предложило ВЧК немедленно создать подпольную сеть в Берлине.
Я понял: если прежде немецкие деньги были призваны подготовить Революцию в империи, то теперь все с точностью до наоборот. Социалистическая Революция в Германской империи должна произойти на деньги бывшей Российской империи. Помогать запалить немецкий костер поручалось нам – группе нелегалов, бывших боевиков, прошедших школу двух Революций. Ленин ценил мое боевое прошлое и недурное домашнее образование – я знал в совершенстве немецкий, английский и конечно же французский. Мог говорить и по-итальянски.
– Как только вспыхнет германское восстание, – сказал Ильич, – наши войска немедленно придут на помощь героическому немецкому пролетариату. Но идти нам придется через Польшу. Эти бляди… – (то есть реакционное правительство Польши), – постараются нам не позволить. Поэтому к походу начнем готовиться уже сейчас. Товарищ Зиновьев предложил незамедлительно взорвать главный Арсенал в Варшаве. – (Идея была дикая и бесполезная, но мы только начинали.) – Это сделаете вы до отъезда в Германию. С вами отправятся несколько товарищей. Возглавлять группу мы поручили товарищу Кобе…
Коба выехал в Варшаву оценить ситуацию на месте. Через три дня он вернулся и, как в добрые старые времена, разработал план.
Вскоре в Варшаву отправились исполнители: Коба, я, Камо и трое товарищей.
Мы обосновались в доме рядом с Арсеналом и начали рыть подкоп. В этом деле мы были новички, но быстро научились.
Рыли на небольшой глубине, копать глубже мешала подпочвенная вода. На четвереньках, в мокрой грязи мы работали с раннего утра до позднего вечера.
Проходили за день не более двух метров. Выкопанную галерею укрепляли досками. На случай если засыплет землей, брали с собой яд чтоб долго не мучиться. На пятый день подкоп обрушился – подвел крепеж, и там остался наш товарищ. Только на седьмые сутки непрерывной работы мы дошли до мертвеца, товарищ принял яд. Нам требовалось подкрепление. Приехали пятеро здоровяков, и с ними мы наконец успешно установили адскую машину. Помню, как в последний раз я сидел в подкопе, и все дрожало от проехавшего над головой трамвая. Укрепленная досками галерея жалко тряслась, из щелей сыпалась на голову земля, пламя свечи грозило погаснуть.