Апокалипсис в шляпе, заместо кролика
Шрифт:
«До чего же противная у него рожа! И уж слишком довольная в последнее время», – вот так по-тихому, дипломатично дал понять купцу Коромыслову Царь-батюшка, что он будет очень не против и даже очень доволен, если он ещё заработает на поставках соли и сахара государственному образованию, которое представлял собой фон Потрём.
Ну а по-тихому не вышло обсчитать этих крикливых фонов, и Царь-батюшка вынужден принимать решение по обеспечению справедливого порядка в своём царстве-государстве. Где он с суровым видом и укоризной качает головой в сторону купца Коромыслова, так не оправдавшего его доверия, – вор и сукин сын ты Коромыслов, а не ближайший мой сподвижник и правая рука, – и рукой проводит по одному из мест в своей бороде и тем самым даёт понять палачу, а также всему своему придворному люду, насколько он его достал и невыносим ему отныне.
И купца Коромыслова немедля под рученьки хватают, и доводят его до места казни, плахи, как бы он не упирался ногами и матами в сторону венценосных особ. – Да я вас всех в одном месте видал! – вот так прямо орёт этот заблудший сын отечества, Коромыслов, вызывая столько вопросов у представителей недружественных держав, того же фона Потрёма. – Кто сей смельчак? – на ухо маркизу фону Плюжуру, задаётся этим вопросом фон Потрём, уже задумавший сойтись в разговоре, а затем в цене с Коромысловым, поставив его во главе оппозиции к Царю-батюшке.
И фона Потрёма нисколько не беспокоит то, что по словам маркиза Плюжура, этот Коромыслов первая каналья и как есть обдерёт вас как липку. И он подлавливает этого оскорблённого по самый свой подбородок, без бороды Коромыслова, и заверяет того, что тот очень достойно выглядел, прижатый ногой палача на плахе, а то, что он ревел, как белуга и мочился в штаны, то никто от спазмов организма не застрахован. – Такие как ви люди, нам нужны. – Заявляет фон Потрём, а Коромыслов, ещё находясь в раздумье, в качестве неопределившегося царедворца, хоть и в опале, даёт понять фону Потрёму, что он подумает над его предложением (торгуется гад). На чём они расстаются, будучи каждый в своём уверении, и затем бегом, кто до своего куратора в посольство, а кто прямиком к Царю-батюшке, всё это дело так ловко провернувшего. Где он и товар залежалый сбыл с прибылью, и своего человека записал в доверенные лица чуждого государства.
Но это всё дела политические, тогда как сейчас Царём-батюшкой решаются вопросы семейного характера. И здесь нужно проявить не меньшей изобретательности и хитрости.
– И как я понимаю, – рассуждает вслух Царь-батюшка, поглядывая искоса на принцессу, – то принцу Чарльзу Третьему должен составить конкуренцию кто-то из наших соотечественников, достойных отстаивать честь отчизны. Всё верно? – уперевшись взглядом в принцессу, спросил её Царь-батюшка.
И, конечно, это так, и даже больше. О чём принцесса пока что не решается сказать Царю-батюшке, очень ревниво относящемуся к такому самоволию с её стороны, и принцесса только кивает согласно головой. Что, между тем, не отменяет подозрений Царя-батюшки в эту ревнивую сторону. – Так вот в чём всё дело! – Царь-батюшка даже на мгновение задохнулся от этих своих, на злобу дня мыслей. – Кто-то из боярского окружения надоумил принцессу не смотреть в сторону перспективного брака за иноземных принцев, и убедил искать личного счастья в своём отечестве. И кто эта собака может быть?! – вознегодовал Царь-батюшка, принявшись перебирать в уме лица своих боярских соратников и столпов отечества, где он особенно выделил и начал приглядываться к боярам Собакиным, одних из самых родовитых бояр.
– А может это Грязновы? – придержав Собакиных на десерт, Царь-батюшка своим взором обратился к тем из бояр, кто ближе к нему по памяти стоял. – Запросто, эти ни перед чем не остановятся, чтобы подняться вверх по ступенькам власти. – Царь-батюшка сделал для себя заметку и перешёл дальше к рассмотрению своего окружения, насчёт которого у него никогда не было никаких иллюзий, но на этот раз они все границы приличий переступили своей готовностью не отказать в родстве с его фамилией, а это ни в какие ворота не лезет (вот же чего охальники надумали!).
– Неужто, это Сукин сын? Как там его? Ах да. Митрофанушка. – Аж присел в себя Царь-батюшка от таких представившихся ему напоследок перспектив, и его рука сама потянулась к специальному колокольчику, по зову которого вызывался палач. Но видимо эта мысль была слишком невероятной, что Царь-батюшка не стал звонить во все колокола и не требовать немедленной расправы над этими ослушниками, возомнившими себе столь невозможного. А он быстро всё пришедшее ему сейчас в голову осмыслил и обратился к принцессе.
– Что ж, пусть будет так, как ты хочешь. И я принимаю твоё предложение. – Царь-батюшка своим согласием чрезвычайно радует принцессу Анюта. И она, сделавшись сама послушность, пообещав Царю-батюшке с этого момента ему ни в чём не перечить больше, уже было собралась его покинуть, как Царь-батюшка вдруг вспоминает то, что он и позабыл ей сразу сказать. – Да, кстати. – Уже на пороге, по выходу в дверь, Царь-батюшка останавливает принцессу. – Ты ведь знаешь, что где есть приз, то там всегда присутствует расплата за свои ошибки.
– Это вы о чём таком говорите, Царь-батюшка? – в одно мгновение побледнев в лице, задаётся вопросом принцесса Анюта. А Царь-батюшка явно специально не сразу даёт ответ, а он, выждав момента, когда принцесса вся изойдётся от нетерпения и начнёт проявлять крайнюю свою вовлечённость в предстоящее мероприятие, даёт ей ответ. И, конечно, не прямой ответ, где всё чётко и без лишних слов расставлено по своим местам, а он начинает туманно рассуждать.
– Мы, конечно, как бы у нас руки не чесались, казнить принца Чарльза Третьего не будем, в случае если он ошибётся в своём выборе. Нет у нас таких полномочий, да и международного скандала не избежать, хоть он и заслужил плахи. Надаём ему лещей, подзатыльников, да и пинком под зад из государства без права въезда. Но вот такой милости от меня не стоит ждать решившему принять участие в этом конкурсе нашему соотечественнику. – Царь-батюшка горестно тут вздохнул. – Не имею я право проявлять по отношению к своему соотечественнику никаких поблажек. И не просто поблажек, а он будет в двойне наказан, окажись на его месте инородец, представляющий собой чужое отечество. Так что знай, что в случае неправильного выбора, этого смельчака будет ждать плаха.
И понятно, что у принцессы Анюты нет никаких хороших слов в сторону своего деспотичного батюшки, вон что тут надумавшего: типа, если второго претендента на её руку не найдётся, то победа засчитается за Чарльзом Третьим, в чьи руки и уйдёт выигрыш – принцесса (вон как ловко всё обставил первый царедворский интриган, Царь-батюшка). А как только потенциальные претенденты её руки и приданного в виде царства после смерти Царя-батюшки, из среды её соотечественников, услышат эти условия Царя-батюшки, – голову с плеч на одной чаше весов, а на другой, моё царство, – то тут же возьмут паузу, чтобы как следует одуматься от этого поспешного шага, и знаем мы этого ловкача Царя-батюшку, он всех нас тут переживёт. «Даже по надуманному предлогу», – у одумавшихся царедворцев аж сглотнулось от таких тревожных мыслей. Так что все решают подождать и посмотреть, что из всего этого выйдет.
А принцесса Анюта, в раз догадавшись, куда клонит и к чему её подталкивает Царь-батюшка – в сторону сухих и не живых отношений в браке с принцем Чарльзом Третьим, – начинает пререкаться с Царём-батюшкой.
– Я несогласная на такое смертоубийство. – Вспылив в лице, заявляет на все палаты царские принцесса Анюта. – Одно дело, если человек по твоей вине теряет покой и от сердечной тоски в петле усыхает, а другое совсем дело быть прямой причиной для такого ухода из жизни человека нашего умопостроения. В общем, всё отменяем. И точка. – А вот в конце своего заявления, принцесса, так категорично заявив, явно поспешила и не подумала о том, к чему может привести такая её настойчивость.