Аполлон-13
Шрифт:
– У нас вращение, - сообщил он, - Теперь рысканье… вращение… крен… снова рысканье. Хьюстон, вы тоже это видите?
– Нет, Джим, - сказал Бранд, - Мы не можем получать данные с такой скоростью, какую дает ваш компьютер.
– Понял, - подтвердил Лоувелл и повернулся направо, - Джек, ты что-нибудь видишь?
– Ничего, - ответил Суиджерт.
– А ты?
– спросил он Хэйза.
– Ничего.
В переднем ряду терминалов Центра управления Рассел, Рид и Дейтерих слушали экипаж и молчали. И за терминалом КЭПКОМа Бранд молчал, пока его снова не вызовут. За терминалом руководителя
– Рысканье вправо, - донесся голос Хэйза, - Командир, что на «Эф-Ди-Ай»?
– Зона нечувствительности… - откликнулся Лоувелл.
– Плюс 190, - сказал Хэйз, - Плюс 08526.
– Дай мне 16…
– У меня «Эйч-Пи» на «Эф-Ди-Ай»…
– Два диаметра, не больше…
– Ноль, ноль, ноль…
– Дай мне «АОТ», дай «АОТ»…
Еще восемь минут операторы молча слушали бормотание экипажа, пока «Водолей» вращал свою тушу. Затем Суиджерт что-то заметил с правой стороны корабля: маленькая вспышка, ничего, снова вспышка. Неожиданно, ошибки не могло быть, в углу иллюминатора показался кусочек солнечного диска. Он быстро повернул голову вправо, змеем - влево, чтобы предупредить Лоувелла. Но, прежде чем он успел что-либо сказать, солнечный луч осветил приборную панель, и командир, наблюдавший за своими индикаторами, невольно поднял глаза.
– Вызывай их, Джек, - сказал он, - Что ты видишь?
– У нас Солнце, - ответил Суиджерт.
– Большой кусок Солнца, - с улыбкой сказал Лоувелл, - А ты что-нибудь видишь, Фреддо?
– Нет, - ответил Хэйз, прищуриваясь в телескоп. И затем, когда окуляр наполнился светом, - Да, по-моему, треть диаметра.
– У нас получается, - сказал Лоувелл, выглянув в окно и слегка отворачиваясь от солнечных лучей, - Я думаю, у нас получается.
– Почти попали, - сказал Хэйз.
– Мы нашли его, - вызвал Лоувелл Землю, - Я думаю, мы нашли его.
– Так, - сказал Хэйз, наблюдая, как край Солнца коснулся перекрестья телескопа и двинулся вниз, - Почти попали.
– Ты его видишь?
– спросил Лоувелл.
– Почти попали, - повторил Хэйз.
Изображение Солнца в телескопе опустилось вниз на долю градуса. Затем, еще чуть-чуть. Из стабилизаторов еще пару секунд вылетал гипергольный дым, после чего реактивные струи тихо отключились, и корабль, а вместе с ним и Солнце, остановились.
– Что у тебя? Что у тебя?
– спросил Лоувелл.
Хэйз ничего не говорил, потом медленно оторвался от телескопа и повернулся к товарищам с большой улыбкой.
– Верхний правый угол Солнца, - объявил он.
– Мы нашли его!
– воскликнул Лоувелл, подняв кулак.
– Попали в точку!
– сказал Хэйз.
– Хьюстон, это «Водолей», - вызвал Лоувелл.
– Слушаю вас, «Водолей», - ответил Бранд.
– Так, - сказал Лоувелл, - похоже, солнечный тест прошел.
– Мы поняли, - сказал Бранд, - Мы очень рады слышать это.
В Центре управления, где несколько мгновений назад Джеральд Гриффин призвал к полной тишине, с первого ряда раздался возглас офицеров ВОЗВРАТА, ДИНАМИКИ и НАВИГАЦИИ. Из второго ряда его подхватили СВЯЗЬ, ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЕ и МЕДИК. По всему
– Хьюстон, это «Водолей», - вызывал Лоувелл сквозь шум, - Вы меня поняли?
– Поняли, - ответил с широкой улыбкой Бранд.
– Оно не совсем по центру, - докладывал командир, - Чуть меньше радиуса в сторону.
– Это прекрасно, прекрасно.
Бранд посмотрел через плечо и улыбнулся Гриффину, а тот улыбнулся в ответ, не мешая суматохе в зале. В Центре управления не должно быть беспорядка, но Гриффин позволил ему продолжаться еще несколько секунд. Он подвинул полетный журнал и в графе «Полетное время» написал «73:47». В графе «Примечание» он написал «Солнечный тест завершен». Посмотрев вниз, руководитель полета в первый раз обнаружил, что у него дрожат руки. А, переведя взгляд в журнал, он тоже в первый раз заметил, что последние три записи неразборчивы.
Людям, находившимся вокруг, Мэрилин Лоувелл показалась удивительно равнодушной удачному завершению солнечного теста. Гости, собравшиеся у телевизора в гостиной дома Лоувеллов, почти все были из «НАСА». Они хорошо знали технику лунных полетов и осознавали важность этого события. А остальные хорошо понимали это из телепередач. Перспективы удачного возвращения экипажа, главным образом, зависели от результата запуска «ПК+2». А результат «ПК+2», в основном, зависел от результата солнечного теста. Реакция на доклад Джима в доме Лоувеллов была не хуже, чем в Центре управления: восклицания, объятия и рукопожатия. Однако сама Мэрилин лишь кивнула и закрыла глаза.
Многие, кто видел реакцию Мэрилин, обеспокоился ее состоянием, но, сидевшие слева Сюзан Борман и справа Джейн Конрад, понимали подругу. Как Мэрилин и как остальные жены астронавтов, начиная с первых дней программы «Меркурий», Сюзан и Джейн сразу научились самому главному, что необходимо уметь жене астронавта во время полета - контролировать свои эмоции. Телекомпании могут позволить себе драматизировать перед зрителями каждое включение стабилизатора и каждый поворот гироплатформы, но люди, чьи мужья, отцы и сыновья летят в этом корабле, не имеют на это права. Для них полет был не национальным событием: в буквальном смысле он был домашним. И от его результата зависело не будущее нации, а будущее их семей. И поэтому жены не могли позволить себе очень эмоционально реагировать на каждое ключевое событие экспедиции. Если надо, вскрик или всхлип во время спуска, плач или возглас во время приводнения, обнять детей во время взлета с Луны, а в остальном - лишь кивнуть и ждать.
Но иногда Мэрилин позволяла себе небольшое отступление от правил - неясные воспоминания о днях, когда служба ее мужа не была так насыщена событиями. Два или три раза прошлой ночью лицо Мэрилин принимало спокойное, рассеянное выражение, с легким подобием улыбки, когда она мысленно возвращалась в счастливое и безопасное время.
– Ты знал, что Джим любил ракеты еще в детстве, - спросила Мэрилин у Пита Конрада, когда они с несколькими гостями оказались утром в кабинете Лоувелла.
– Да, он рассказывал мне, - сказал Конрад, - как в школе построил ракету, которая взорвалась.