Апостолы судьбы
Шрифт:
— О чем ты говоришь? Что с тобой? Ты за всю нашу жизнь двух недель не провела за пределами квартиры. И с восемнадцати лет ты никогда не жила без меня. Ты не привыкла, не способна о себе заботиться.
— Игорь! — Катя посмотрела на него взглядом, который показался ему чужим. — Ты не слышишь меня. Я не могу! Понимаешь? Я не хочу совершать над собой насилие. Мне необходимо самой ответить себе на вопрос: в чем дело? Я должна что-то пережить.
— А что в это время делать мне?
— То же самое, Игорек. Мне почему-то кажется, что у тебя за это время была женщина. Нет, не говори ничего. Не объясняй,
…Профессор Тарков стоял у окна и смотрел, как из двери выбежал муж Кати Артемьевой. У него было лицо человека, оказавшегося в эпицентре землетрясения. Он оглянулся на окна больницы, бросился назад, но у входа остановился. Достал сигарету, но она сломалась в его дрожащих руках. Его кто-то окликнул, Игорь обернулся потерянно и увидел высокую элегантную женщину, которая спешила к нему. Это Алена, узнал Тарков. Игорь какое-то время слушал ее, потом начал что-то говорить, но, махнув рукой, бросился прочь со двора. «Бедняга», — подумал Тарков. Мужчины очень плохо переносят подобные потрясения.
— Игорь, я ничего не понимаю. Что значит, Катя не вернулась домой из больницы? Где она? И почему ее выписали, если она в таком состоянии, что домой не захотела вернуться? — Дина держала трубку телефона, и рука ее дрожала от потрясения.
— Дина, дело в том, что она совершенно здорова. Просто хочет побыть одна. Я ей предложил: если это настолько серьезно, я куда-нибудь перееду. На время. Но она сказала, что ей будет тяжелее, если мне придется уйти из дому. В общем, кошмар. Честно говоря, я в полной панике. У нее, понимаешь, как-то изменилось отношение ко мне. Все время она так радовалась, когда я приходил. Но окрепла, подумала, вспомнила… Я, конечно, грубо с ней обращался тогда, ну, ты помнишь.
— И где она? Ты даже приблизительно не знаешь?
— Я знаю совершенно точно. Профессор Тар- ков сказал мне по секрету от нее, что отвез Катю на свою дачу в Переделкино. Обещал, что будет за ней присматривать.
— Ой, ну, это же почти хорошо! Что ж ты сразу не сказал?
— Дина, о чем ты! Катя не хочет меня видеть! Для меня это просто конец света. Страшнее ее болезни и, наверно, страшнее ее смерти. Я не могу вынести разлуки с ней. Что мне делать, Дина?
— Держаться. Привести себя в чувство. Ты в таком состоянии, что я начинаю думать, что Катя права. Вам нужно разобраться — каждому в себе. И как у тебя язык повернулся сказать: страшнее ее смерти! С ума, что ли, сходишь? Она на даче. Она жива и здорова.
Дина в гневе бросила трубку, походила по квартире и почувствовала раскаяние. Не надо было на него кричать. Кому он еще может позвонить, поплакаться. В таком состоянии что угодно можно сделать и сказать. Дина набрала телефон Алены и попросила ее приехать.
— Сейчас, Диночка, приеду, — сразу ответила та. — У меня, кстати, есть информация о колдунье, помогающей Каролине в ее великих делах.
— Давай, колдунья — это прекрасно.
— А что у тебя голос невеселый? Что-то случилось?
— Да так. Приезжай,
Дина не промучилась в ожидании и десяти минут, как в дверь позвонили. На пороге стоял Сергей, задумчивый и усталый.
— Не ждала?
— Я тебя всегда жду. Ты ведь просто пропал, не звонишь.
— Забегался, закрутился. Зашел отряхнуть прах с ног и души.
— Много дел?
— Да. Ничего особенного, но именно это и утомляет. Насчет твоего заказа. Сегодня встречаюсь с Дмитрием Гришиным, мужем Катиной подруги. Узнаю, отчего наш профессор так насторожился. И еще: мы со Славой вышли на колдунью, которая по делу об убийстве проходит. Но из дела Слава ее исключил. Подследственная сделала новое признание. Но мы логово посетили, с секретарем побеседовали. Ушли, правда, практически ни с чем. У ведьмы, оказывается, тоже есть семейные проблемы. Ее не будет несколько дней. Но я кое-что предпринимаю, чтобы установить ее личность.
— Молодец. И у меня урожайный день. Сейчас Алена приедет и еще про одну колдунью расскажет. У меня тоже была спонтанная попытка полетать над шабашем. Ничего, правда, хорошего не вышло.
— Понимаю. Дело не особенно перспективное. Если, конечно, твоя домоправительница не начнет этих мошенниц мариновать. У тебя поэтому настроение плохое?
— Да нет. Просто Катю выписали, а она к Игорю отказалась вернуться.
— Ничего себе. Может, этому одноглазому кудеснику лечить ее лучше надо было, а не фантастические теории придумывать?
— Не в этом дело. С ней все нормально в смысле болезни. Просто как в сказке: ударилась оземь и что-то в своей жизни увидела, чего раньше не замечала. Она сейчас на даче профессора.
— Вот это поворот! Но мне в женских тонкостях не разобраться… — Сергей почувствовал, что его кто-то тянет за штанину, и оглянулся. — Ох, эта метелка для стирания пыли все еще у тебя живет?
— Ты про Чарли? Что ты себе позволяешь? Я глаз от его прекрасного лица отвести не могу.
— Да, красота — страшная сила. Если не отпустишь штанину, получишь по носу, дрянь такая! — рявкнул Кольцов на Чарли.
— Не пугай его. Он знает, что за каждый акт хулиганства ему положено печенье. Это значит, цель достигнута.
Сергей дождался, пока Чарли захрустит печеньем, и спросил:
— А ты не звонила по телефону, который на ошейнике написан?
— Ты все забыл. Это не телефон. Во всяком случае, не московский. И вообще, я не собираюсь Чарли никому возвращать. У хорошего хозяина щенок не окажется бездомным.
— Ты не права и прекрасно это знаешь. Этот паршивец мог сбежать от золотого хозяина. Потому что паршивец. Зачем приличной собаке что-то писать на ошейнике! Ладно, в другой раз я обязательно посмотрю цифры. Хоть помечтаю о том, что его кто-нибудь заберет.
— Можешь притворяться чудовищем сколько влезет. Но ты знаешь, из-за чего я еще мучаюсь…
— Да. Из-за бомжа, которого я должен найти в нагрузку к ведьме. Ты не поверишь, но я спрашивал у разных участковых насчет альтруиста с романтико-кинологическим уклоном по кличке Вовка-Кабанчик. Они все сказали, что припоминают что-то похожее и выразительно смотрели на карман. Короче, поищем путешественника по подвалам отчизны и найдем. А дальше что? Возьмешь его гувернером к Чарлику?
— Подумаем. Ему жить негде!