"Аратта". Компиляция. Книги 1-7
Шрифт:
Калма обернулась и с довольным видом поглядела на ледяного истукана. Затем крикнула в сторону коряги:
– Эй, прибери его обратно в нору! А ты, – оскалилась ведьма, – лети отсюда! Кыш! Возвращайся с Вергизом! И помни – с каждым днем жизни в твоем дружке будет все меньше, пока и он тенью не станет…
Старуха обернулась назад, чуть повела рукой, и в ней вновь возникла уже знакомая Кирье костяная дудка. Не глядя на девочку, Калма поднесла полую кость к оскаленной пасти…
Даже не успев подумать, что делает, Кирья завизжала, заставляя вылезшего было из-под коряги ящера вновь плюхнуться в воду, выхватила у ведьмы дудку
– Вернись, поганка! Уморю! С сыном моим познакомишься!
Кирья не отзывалась, уносясь в вихре неведомо куда – лишь бы подальше от Калмы.
Дикий ветер нес Кирью, как беспомощное перышко, крутил и швырял, выл и визжал, раздирая слух. Перед глазами ее мелькали разноцветные полосы и пятна, какие-то вспышки – толком и не рассмотреть, все крутилось до тошноты… И вдруг – удар, словно с размаху о каменную стену, мрак, тишина…
Не было ни боли, ни страха. Постепенно темнота сменилась едва брезжущим светом. Как будто рассветало – вернее сказать, медленно озарялось светящейся изнутри синевой.
Как же тут было холодно!
И тихо. Только где-то поблизости капала вода, и каждая звонко падающая капля отзывалась долгим шепчущим эхом. Кирья, приходя в себя, рассеянно слушала бормотание капель, и понемногу ей начало казаться, что она слышит голоса. Они доносились откуда-то из темных глубин – кто-то словно то ли пел, то ли чаровал на неизвестном наречии.
Впрочем, нет! Это наречие она уже слыхала.
Кирья словно наяву увидела озаренную кострами поляну на берегу Вержи. Вот арьяльский царевич сидит у костра и смотрит на нее. Его длинные волосы схвачены золотым обручем, на груди – оберег-солнце, на котором играют отсветы огня. Большие яркие глаза на смуглом лице. От его чуждой красоты у Кирьи перехватывает дыхание. А царевич смотрит на нее холодно, словно на что-то мелкое и неприятное, вроде мошки, – и разговаривает со своим мрачным наставником, пренебрежительно на нее указывая. Говорит не на том испорченном языке ингри, на котором кое-как болтали арьяльские слуги, а на совершенно ином наречии – звучном, певучем, таком же красивом, как он сам…
Том самом, который сейчас слышался Кирье в звуке падающих капель. И, как тогда, казался ей чем-то чужим, чарующим – но опасным.
«Пусть замолчит! – хочется крикнуть Кирье. – Это злые чары!»
Голос не умолкает, более того – к нему прибавляется какой-то глухой, идущий из глубин рокот…
Прочь отсюда!
Кирья вскочила, распахнула крылья и понеслась вверх.
Синева сгустилась и осталась позади, свет стал обычным, тусклым дневным. Стены расступились, и она взлетела над глубокой трещиной. По обе стороны от нее поднимались невысокие рыжие сопки. Позади раздался громкий шорох – Кирья обернулась, только успев увидеть, как скачками убегает прочь какой-то большой пятнистый зверь.
Рядом кто-то сдавленно охнул.
Кирья подняла взгляд и встретилась глазами с перепуганной девушкой в кожаной одежде, застывшей на выступе скалы со здоровенным камнем в руках. Девочка сразу узнала эти взлохмаченные рыжеватые волосы. Да это же мохначка Айха, погонщица
– Эй! – окликнула ее Кирья. – Не бойся меня!
Мохначка смотрела на нее с изумлением и страхом. Что-то выкрикнула и сделала рукой знак, отвращающий злых духов.
– Я ничего тебе не сделаю! Что это за место?
Услышала ли ее Айха или нет – осталось неизвестным.
«Кирья! – загрохотал в ушах повелительный мужской голос. – Слышишь меня? Возвращайся!»
Снова взвыл свирепый ветер, ударил снизу в крылья и швырнул ее в небо.
Глава 14. Бобровая хатка
Кирья порывисто вздохнула, дернулась выкинутой на берег рыбешкой и открыла глаза. Над головой шумел сплетающимися кронами знакомый с детства лес. В редких просветах между ветвями проглядывало белесо-серое небо. Ни мощных черных крыльев за плечами, ни когтистых лап не было и в помине. Она чуть приподнялась, как после долгого сна, силясь осознать, где начинается явь и заканчиваются сновидения.
– Очнулась? – Над ней склонился Вергиз, как водится хмурый и немногословный. – Это хорошо. Что видала?
– Калму, – прошептала девочка. Видения теснились перед ней, она не знала, с чего начать, за что хвататься. – Она про тебя нехорошее сказывала…
– Так и я о ней хорошего не скажу. Главное – Мазайку видела?
– Видела. Вот как тебя сейчас! – Кирья рывком села, едва не сломав крепко зажатую в кулаке костяную дудку. – Калма заперла его в бобровой хатке! А чтобы не убежал, заморозила в льдине! Сказала – если придем к ней сей же день вместе, то она Мазайку живым отпустит. Еще сказала, чем дольше он во льду просидит, тем меньше в нем жизни останется!
– Стало быть, старуха меня видеть желает, – процедил Вергиз. – Что ж, можно и свидеться…
– Она сказала, что ты ее на смерть в чащобе оставил с дитем нерожденным, – искоса глядя на него, проговорила Кирья.
И без того суровое лицо старика стало еще жестче.
– Не так все было, – буркнул он.
– А как? – не отставала Кирья.
Рассказ Калмы почему-то не давал ей покоя. Как же так? Разве мог Мазайкин дед, которого она уважала почти как отца, поступить так подло и безжалостно? Наверняка ведьма оклеветала его!
– То не твоего ума дело, – отрезал Вергиз. – Лучше говори, где та бобровая хатка, в которой Калма моего внука прячет.
– Не знаю… Я поверху летела. Речку лесную помню…
Кирья задумалась.
– Река, пожалуй, на Вержу похожа, как от нашего селения к керемети плыть. Только все по-другому – и лес иной, и звери страшные. – Она вспомнила двух ящеров и содрогнулась. – Ночью такой приснится, проснешься – заикой станешь! Да и не помню я такой хатки на Верже.
Вергиз махнул рукой:
– Тихо. Надо спрашивать…
Он умолк на полуслове, нахмурившись, выпрямился и пошел вверх по холму, к своему дубу. Кирья, сидя на траве, проводила его взглядом.
«Не захотел объясниться. Мне сказывать не хочет… Или Калма правду сказала?»
Она разжала кулак, рассматривая костяную дудку из леса за кромкой мира. До того она собиралась отдать ее Вергизу, а теперь что-то передумала…
Когда Кирья поднялась на лесистый холм, она сразу увидела Вергиза. Он сидел на «пороге» своего дупла, упершись руками в его края. Глаза его были чуть прикрыты, но гостью он определенно не видел. Да казалось, и вовсе забыл о ней.