Ардагаст и Братство Тьмы
Шрифт:
Вышата, к которому теперь вернулась острота духовного зрения, громко закричал:
— Уходите все со льда! Поднимаются отродья Змея Глубин!
Лёд вокруг всего острова оглушительно затрещал, превращаясь в хаос больших и малых обломков. Не успевшие отойти на берег всадники проваливались в воду. Одних тянули на дно тяжёлые доспехи, других хватали огромные клешни, щупальца, зубастые пасти. Из ледяного крошева всплывали и устремлялись на берег громадные змеи, раки, скорпионы, ещё какие-то невиданные мерзкие твари. За ними спешили толпами черти днепровских порогов — чёрные, волосатые, с перепончатыми когтистыми лапами. Прямо напротив пещеры из воды поднялись
Строй всадников перед пещерой ощетинился копьями. Из семи глоток вырвалось злобное шипение, затем — синие молнии. Несколько всадников упало с коней.
— Расступитесь! Дорогу русальцам! — приказал Ардагаст.
Конный строй раздался. Теперь вход в пещеру защищали лишь двенадцать Даждьбожьих воинов. Вышата в маске льва снова встал среди них. Русальцы вытянули вперёд жезлы — и посреди реки на пути у семиглавого змея встала стена огня, в которой гасли синие молнии. Вода в Днепре закипела, отгоняя яростно ревущее чудовище. Вдруг из пещеры раздался ответный рёв и вой. Теперь расступились и русальцы. Из-под земли, вздымая могучий ветер, вылетел трёхглавый златоогненный змей. Оглушительно ревя и шипя, два змея принялись осыпать друг друга молниями.
Рождественская ночь обратилась в ад. Спасаясь от кипящей воды, черти и чудовища ещё яростнее устремились на берег. «Не настал ли Рагнарёк, последняя битва богов и их воинов с чудовищами?» — думал Сигвульф. Сверху на людей бросались летающие черти и драконы. Росы, аланы, роксоланы плечом к плечу защищали Священный остров, в недрах которого таилось огненное сердце Скифии. Рядом бились Андак и Сагдев, думая об одном: не уступить в мужестве недавнему сопернику — Ардагасту. Встав в полный рост, крушил водяную нечисть дубовым стволом Шишок. Сииртя Хаторо орудовал теперь длинным копьём так же ловко, как гарпуном. Амазонки метко сбивали стрелами чертей-летунов.
В далёком Суботове знатные росы, севшие было в царском доме за праздничный стол, по зову Авхафарна вышли на улицу и узрели в небе видение: гибель царя в бою со змеем, а потом — битву двух змеев. И то же видели в эту ночь в Мадирканде.
Наконец полчища Змея Глубин не выдержали и устремились обратно в пучины. Скрылся с бессильно повисшими четырьмя головами семиглавый змей. Лёд снова сковал поверхность реки, сделав добычей волков тела вмерзших в него тварей. Валент, покружив на драконе над островом, улетел прочь ещё до окончания битвы. Молнии летели и в него, главное же — солнечное пламя так и не вырвалось из пещеры. Увы, скифская солнечная магия оказалась гораздо сильнее, чем полагали маги Братства Высшего Света.
Ардагаст окинул взглядом свою рать. Из его многоопытной дружины погибли совсем немногие, но как же было жаль именно этих, павших совсем недалеко от дома, в самом конце славного северного похода!
Трёхглавый змей-Перун улетел обратно в свою пещеру, и возле неё снова собрались предводители и лучшие воины трёх племён. Никто теперь не оспаривал права Ардагаста войти в хранилище Колаксаевых даров, и никто не смел последовать за ним. Твёрдым, уверенным шагом вошёл Зореславич в пещеру. Среди опрокинутых столов и разбросанных дорогих сосудов увидел он тело Фарзоя. В царском панцире на груди была прожжена большая дыра. Оплавились золотые украшения на кафтане и поясе. Посинели и почернели клинки. Не пострадала лишь стрела Абариса. А лицо царя словно помолодело. Вместо обычной хитрой осторожности и насмешливости, оно светилось теперь лихой отвагой степняка.
Полыхала огнём на столе Колаксаева Чаша. Трёхглавый змей обвивал алтарь, и тело чудовища из красно-золотого на глазах становилось чёрным: грозный бог покинул его. А на алтаре, покрытом парчой, лежало то, ради чего Зореславич совершил самый трудный и далёкий из своих походов, повёл за собой сотни лучших воинов Скифии к великой славе, а многих и к славной гибели. Колаксаевы Секира и Плуг.
У Секиры даже лезвие было золотым, но не приходилось сомневаться, что в бою это оружие не уступит бывшей Секире Богов. На рукояти были изображены один над другими тридцать зверей: конь, вепрь, олень, козерог, слон... Многие звериные обличья мог принимать Даждьбог. Но не было здесь самых грозных его воплощений — льва и грифона. Зато было Древо Жизни с двумя козерогами, объедающими его листву. А обух украшали фигурки двух мирно лежащих коней. Ибо Огненная Секира была предназначена не для грабителей, покорителей, «потрясателей» Вселенной, а для защитников мирной жизни. Только им давала она силу и мужество.
Колаксаев Плуг был с виду самым обычным ралом, какое делают из толстой ветви, вырубленной вместе с частью ствола. Но вдоль дышла извивался змей, некогда запряжённый в плуг Сварогом, отцом Даждьбога. А на самом конце дышла устремлялся в полет, прижав рога к спине и вытянув голову, крылатый конь. И ярмо было обычное, для двух волов. Таким вот ралом, только деревянным, позолоченным, Ардагаст проводил первую борозду каждый год на Велик-день. Огненный Плуг давал изобилие и богатство, но лишь тому, кто был трудолюбив, щедр и изгонял зло из мира, а не служил ему. Хорошо ли быть бедным — не странствующему волхву, а целому племени? И в богатстве ли зло? Или в людях, что ради него делаются рабами Чернобога?
Чаша, Секира, Плуг. Справедливость, отвага, труд. Мудрость, победа, изобилие. Как трудно обрести всё это и как легко потерять — человеку, царю, народу!
Ардагаст не взял в пещере ничего, кроме Огненной Чаши, а Секире и Плугу отдал земной поклон. Поднявшись же, увидел в золотом сиянии даров знакомый лик хозяина Белого острова. Довольно улыбаясь, Даждьбог сказал:
— Вижу — я не зря избрал тебя. Пусть Чаша и стрела останутся твоему роду. Кто в нём превзойдёт тебя — войдёт сюда и возьмёт остальные два дара. Но перед тобой сюда посмели зайти ещё двое смертных. Одного покарал мой брат. Другой бежал и натворит ещё много злых дел. Избавь мир от него и от его Перстней Зла. В том тебе поможет всё Братство Солнца.
Когда Ардагаст вышел из пещеры, на руках у него было тело Фарзоя, а в руках — пылающая огнём Чаша и сияющая золотая стрела. Обе двери, золотая и железная, сами собой закрылись за ним. Бесстрашные воины молчали, словно увидев самого Даждьбога-Гойтосира. В наступившей тишине разнёсся голос царя росов:
— Воины Аорсии! Великий царь Фарзой пал. Он совершил самый большой свой подвиг и самый большой грех: сразился со Змеем-Ортагном за дары, которых не был достоин. Ныне его душа стережёт Ирий.
Зореславич опустил тело на лёд. По небу грохотом копыт прокатился гром, и на миг все увидели там всадника в красной одежде, на красном коне, с пылающим синим светом клинком в руке. Инисмей поднял меч:
— Вечная слава Фарзою, отцу нашего царства!
Сотни мечей и копий взметнулись к звёздному небу. Потом взгляды всех снова обратились к Ардагасту. И вот уже послышались среди росов и даже аланов всё более громкие голоса:
— Пусть правит Аорсией Солнце-Царь! Быть Ардагасту великим царём!