Арестант
Шрифт:
— Это нужно вам или мне? — спросил Обнорский.
— Понятно… Саша, — обратился Чайковский к Блинову, — организуй понятых.
Блинов молча направился к соседней двери, а Чайковский с Андреем вошли в квартиру.
— Андрей Викторович, — сказал майор. — Нельзя ли взглянуть на ваш паспорт?
— Зачем? — спросил Андрей.
— Хочется убедиться, что вы действительно Обнорский Андрей Викторович и проживаете по данному адресу. Формальность.
Обнорский вытащил из кармана натовской куртки, висевшей на вешалке в прихожей, потрепанный паспорт. Майор небрежно пролистал его и опустил в свой карман. Андрей невольно улыбнулся, — загранпаспорт у него уже изъяли люди Наумова. Теперь
— А что вы улыбаетесь? — спросил опер.
— Это я о своем, о девичьем.
Саня Блинов привел понятых — мужа и жену из соседней квартиры. Супругам было лет по пятьдесят, оба выглядели несколько смущенными и растерянными. Отношений с ними Андрей почти никаких не поддерживал — все ограничивалось «здравствуйте — до свиданья».
— Здравствуйте, — сказал Чайковский. — Я старший оперуполномоченный уголовного розыска майор Чайковский. Мой коллега — старший лейтенант Блинов. А вас, простите, как зовут?
Соседи представились.
— Очень приятно, — продолжил майор. — Так вот, уважаемые Елизавета Андреевна и Вадим Петрович, мы должны провести в квартире гражданина Обнорского Андрея Викторовича обыск. — (Чайковский снова продемонстрировал понятым и хозяину постановление прокуратуры, в народе его почему-то упорно называют ордер.)
При виде казенной бумаги смущение соседей еще более увеличилось. Чайковский за годы службы провел сотни обысков и всяких понятых повидал. Нормальные люди, как правило, не проявляли никакой радости от участия в этой процедуре. Но встречались и такие, кто испытывал, можно сказать, сладострастный интерес от возможности влезть в чужую жизнь…
— Итак, Андрей Викторович, — сказал майор, — я предлагаю вам добровольно выдать хранящиеся в вашей квартире предметы, запрещенные к гражданскому обороту.
— Это какие же? — с ленцой в голосе спросил Обнорский.
— Ай-яй-яй, Андрей Викторович, — покачал головой Чайковский. — Вы же криминальную тему освещаете. Вам ли не знать? Оружие, наркотики… Если, разумеется, они у вас есть…
— Бред, — сказал Андрей. Чайковский и Блинов переглянулись.
— Ну что ж, — произнес майор, — давайте начнем… Я думаю, прямо от двери и покатим по часовой стрелке. Есть возражения?… Возражений нет. Приступаем.
Так начался обыск в квартире гражданина Обнорского А.В. Кто на обысках не бывал, тот просто не представляет себе, насколько муторная и утомительная эта процедура. Даже небольшое помещение (например, однокомнатная квартира Обнорского) дает возможность спрятать маленький предмет в сотне самых неожиданных мест. Вообще-то люди мыслят стереотипно… соответственно, довольно стереотипно устраивают свои тайники. Опытный опер или следак, войдя в помещение, может навскидку назвать два-три десятка мест, где с наибольшей вероятностью хранится искомый предмет. Он исходит из простых соображений: габариты предмета, необходимость или отсутствие таковой иметь его под рукой и интеллект подозреваемого. В девяти случаях из десяти наш опер или следак оказывается прав. Да и ежу понятно: чтобы найти автомат Калашникова, нет нужды проверять банки с вареньем и вспарывать подушки… А чтобы найти патроны к тому же АК, придется попотеть. А чтобы найти бриллиантик? Или записку на клочке бумаги?
Тут много разных вариантов бывает. Опытные сотрудники УР могут рассказать десятки историй про вскрытые полы, снятые розетки, выдолбленные в мебели, дверях, рамах, стенах тайники. Про неожиданные находки в детских игрушках и кроватках, банках с засохшей малярной краской и даже во льду, наросшем на стенке морозильной камеры. Муторная процедура — обыск… да и результат не гарантирован. Особенно если не знаешь, где искать.
Виктор Чайковский знал.
…Из-за унитаза майор Чайковский извлек сумочку-визитку. Тяжелую, около килограмма весом. С начала обыска прошел уже час.
— Что в сумочке, Андрей Викторович? Обнорский смотрел на сумку и пытался собраться с мыслями. Что-то мелькало в голове, но он не мог сообразить — что.
— Что в сумке-то, Андрей Викторович? — повторил майор. — Это ваша сумка?
— Моя, наверно, раз у меня лежит. А что — не могу сказать. Возможно, какой-нибудь инструмент.
Такое на обысках частенько случается — человек и сам не знает, где и что у него лежит. Но относится это к предметам бытового, некриминального характера…
— Давайте посмотрим, — сказал Чайковский. Он сразу обратил внимание: визитка чистенькая — на поверхности кожзаменителя ни пылинки. Нехарактерно для забытого, давно хранящегося предмета.
— Давайте посмотрим, — сказал Чайковский и аккуратно потянул замок молнии. Обнорский смотрел рассеянно, понятые — с интересом. Молния разошлась еще только наполовину, а уже всем все стало ясно.
— Так это ваша сумка, Обнорский? — резко спросил майор. Напряглись понятые. Блинов придвинулся вплотную к Андрею. Опер отогнул освободившуюся кожу и продемонстрировал понятым то, что лежало внутри. Пять пар глаз сосредоточились на визитке в руках Виктора Чайковского… Андрей Обнорский все вспомнил.
…Они с Березой сидели в кухне. Пили. Пили грубо, по-мужски. До того как случайно подвернулся Береза, Андрей уже выпил бутылку. Вдвоем они раскатали еще одну. Разговор шел ни о чем. Да и разговора-то не было: трепался один Береза. Андрей кивал. Береза ностальгически вспоминал годы учебы… Давно все это было — в другой жизни, на другой планете. А может, всего этого и не было.
Серега говорил, Андрей кивал… Он был уже пьян. Распечатали третью бутылку. Выпили. Вот тогда-то на кухонный стол и легла эта визитка.
— А вот такую хреновину ты видел? — спросил Береза и расстегнул молнию. Тускло блеснуло воронение.
— Си вис пацэм пара бэллум [41] , — не очень внятно выговорил Обнорский.
— Оно и есть — «парабеллум», — сказал Береза. — Он же — «люгер». Восьмая модель. Полторы штуки баксов выложил. Ты хоть раз такой видел?
— Я из него даже стрелял, — ответил Обнорский.
— Это где ж ты из него мог стрелять?
Андрей не ответил. Стрелять из «парабеллума» ему довелось в Йемене. Такой пистолет был у палестинского инструктора по кличке Сандибад, с которым Обнорский, тогда еще зеленый мутаргим [42] даже без офицерского звания, подружился.
41
Sivispaceni, parabellum — если хочешь мира, готовься к войне (лат.).
42
Мутаргим — переводчик (арабско-йеменский диалект).