Аргонавты Вселенной (илл. Г.Малакова)
Шрифт:
— Товарищ Ван, не надо… — скэнфуженно пролепетала Галя.
— Почему? Очень надо, — убежденно ответил тот. — Она, Николай Петрович, вела себя, как ученый. Опасно, страшно, а Галя собрала для вас десяток светящихся камней. Принесла сюда. Когда шла обратно, хромала. Однако не бросила, а донесла. Говорила, вам будет интересно и Вадиму.
— Молодец! — похвалил ее Рындин. — Эго те самые чувствительные камни, Ван?
— Вот-вот! Камни, полагаю, очень странные. Сейчас покажу. Вадим, идите и вы, прошу.
Сокол был уже тут. Его как геолога и минералога действительно заинтересовали
— Вы несли эти камни с собой в сумке?
— Да, Николай Петрович.
— И сумка, как обычно, висела на левом боку?
— Да.
Рындин медленно приподнялся, сел, тяжело опираясь на руки. Лицо его было очень серьезным и озабоченным, когда он заговорил:
— Галиночка, друг мой, ваша боль — это результат ожога, радиоактивным веществом. Камни, очевидно, очень радиоактивны. Находясь долго в сумке, которая прикасалась к вашей ноге, они обожгли кожу. Будем надеяться, что это только поверхностная реакция…
Галя удивленно смотрела на Николая Петровича, который продолжал:
— По внешнему виду ваша опухоль напоминает именно такие ожоги. Хорошо хоть, что эти камни оказались ближе всего к ноге, а не к груди или животу…
В этот момент раздался необычно напряженный, взволнованный голос Вадима Сокола:
— Николай Петрович, неужели это… да нет, я не могу поверить! И все же…
— Что вы хотите сказать, Вадим? — с недоумением спросил Рындин.
— Я боюсь даже предположить, Николай Петрович… что если это инфрарадий?
Галя ничего не понимала. Какой инфрарадий? О чем это говорит Вадим? Но она видела, как у Рындина заблестели глаза, как Ван Лун вынул изо рта свою трубку и с интересом вопросительно смотрел на геолога. Они, несомненно, были изумлены, но совсем не так, как Галя. Если девушку удивляло то, что Вадим Сергеевич так взволнованно заговорил вдруг о каком-то инфрарадий, о котором она никогда и не слышала, то Рындин и Ван Лун, казалось, — сосредоточенно взвешивали, в какой степени Сокол мог оказаться прав. Очевидно, речь шла о чем-то, хотя и спорном, но вполне понятном и хорошо известном обоим. Ужасно плохо чувствовать, что ты знаешь намного меньше других!..
А Сокол все так же возбужденно продолжал:
— В самом деле, Николай Петрович, можно ли сомневаться в существовании сто двадцатого, если считать реальным существование сто одиннадцатого? А сто одиннадцатый существует, и мы скоро найдем его здесь, на Венере, я в этом убежден! Ведь все данные говорят об этом — и даже первые образцы породспутников подтверждают, что ультразолото близко. Вы сами видели эти образцы. Так почему же не быть сто двадцатому?
— Вы не только сейчас, но и раньше всегда были горячим защитником этой гипотезы, — вставил Рындин. — Помните, Ван, споры на президиуме химического общества? Ван Лун молча кивнул головой.
— Это не гипотеза, — запротестовал Сокол с еще большей горячностью, — а вполне обоснованная идея. Во всяком случае, не менее обоснованная, чем была в свое время теория существования ультразолота. А сейчас, Николай Петрович, настало время, когда и теоретизировать нечего. Нужно просто сделать точный анализ. Ведь вы согласитесь, что ни один минерал, ни один элемент на Земле — природный или искусственный — не имеет таких свойств активизации, как эти образцы, принесенные Галей?
— Да, — задумчиво согласился Рындин, — явление совершенно необычное… Что ж, давайте проверим. Кто знает, может быть, мы привезем на Землю то, чего там совсем не ожидают. Это было бы замечательно! Где же, наконец, ваши камни, Галя?
Галя хотела встать, чтобы подать Рындину свою сумку, лежавшую в углу каюты, но Ван Лун опередил ее.
— Лежите, девушка, буду ухаживать за вами, — сказал он, направляясь к сумке. — Вот они, Николай Петрович.
На его ладони лежали небольшие зеленовато-серые камушки неправильной формы, похожие, как с огорчением подумала Галя, всего только на маленькие картофелинки. И ничего необычайного не было в их виде. Почему же вокруг них столько разговоров?
Удивительно, но волновался и Николай Петрович. Он внимательно рассматривал один из камушков, взвешивал его на руке, поворачивал то одной стороной, то другой.
— Вес довольно солидный, — проговорил он наконец. — Проверьте, Вадим, проанализируйте. И если…
Но Сокол уже не слушал. Захватив с собой несколько камней, он направился в лабораторию. Рындин задумчиво посмотрел ему вслед, потом повернулся к Гале.
— Если это так, если Вадим прав… Галя, это будет исключительным по важности событием в науке! И честь этого открытия по праву будет принадлежать вам, милая девочка… Да не смущайтесь вы, ведь это так. Ведь не кто-нибудь другой, а именно вы нашли в пещере этот минерал.
— Мы вместе с товарищем Ваном, — возразила Галя: она все еще не могла поверить, что Николай Петрович говорит серьезно.
— О, нет, — решительно опроверг ее слова Ван Лун, — открыла она, Николай Петрович, удостоверяю. Я только потом заметил. Инфрарадий на Венере — если это инфрарадий — ее открытие. Очень-очень рад!
— Николай Петрович, а что это такое? — робко осведомилась Галя. — Вы говорите, инфрарадий, а я ничего не понимаю, — добавила она, краснея.
— Это совершенно замечательно! — рассмеялся Рындин. — Нет, каково: Галя сделала, может быть, величайшее открытие — и даже не подозревает об этом! Ну что ж, придется вам объяснить. Поскучайте немного, Ван, или займитесь чем-нибудь, пока я побеседую с Галей. Да, вот что: установите же наконец, что с нашим передатчиком: может быть, повреждения в нем не так уж сложны. И проверьте, не отметил ли автомат каких-нибудь радиоимпульсов с Земли.
— Хорошо, Николай Петрович, — ответил Ван Лун и тут же отправился в навигаторскую рубку.
— Значит, что такое инфрарадий, Галя? — Рындин устроился поудобнее в гамаке. — Чтобы ответить на этот вопрос, нужно хорошенько вспомнить таблицу элементов Менделеева. Вы помните ее?
— Конечно, Николай Петрович! И даже могу представить себе ее ряды, — убежденно ответила Галя.
— Превосходно! Вы знаете, что мы должны найти на Венере ультразолото. А как мы пришли к мысли о его существовании вообще?