Архангелы Сталина
Шрифт:
Я решил немного сбавить градус разговора и более спокойным тоном попросил:
— Ну, может, ещё чуть-чуть? Немного осталось-то. Как вы вчера с шефом здорово подыграли! Вот видишь, даже он поддержал.
Мой собеседник рассмеялся хриплым голосом, похожим на похмельное карканье тауэрских воронов:
— Чего он там поддерживает? Квасит, почитай, с самого Рождества. Ещё с католического.
— Он то, каким боком туда? Или…?
— Да нет, просто подрабатывал. Очень неосторожно подрабатывал.
— Понятно.
— Не узнал? Это же Иннокентий Смоктуновский в гриме.
— Привет ему передавай. Погоди, а разве артистам к нам можно?
— Совсем Изя от загробной жизни отстал, — упрекнул Михаил. — Последний приказ по райским кущам, параграф восьмой. Советских актёров пускать беспрепятственно.
— Разве что так, — не стал я спорить. — Ну что, поможешь?
— Извини, но лимит чудес исчерпан. Ну что я тебе как маленькому объясняю?
Угу, будто не понимаю политику нашего руководства. Один мир — одно чудо. Рекламно-благотворительная акция. Ещё повезло, что перехватить успел. Вот только легче от этого понимания не становится.
А ещё нутром чую, темнит Миша. Явно на лапу хочет. Только дать нечего. Деньги? Не смешите. Может, тюленями расплатиться? Не возьмет, паразит. Знаю, конечно, от чего бы не отказался — от именной церкви. Прихожан вот не будет, кроме вышеупомянутых тюленей. А чего, пусть им проповедует. Привык, понимаешь, на всё готовенькое. Это мы сами набаловали. В прошлый раз одну уже подарили. Будете в Нижнем Новгороде, зайдите в Кремль, посмотрите. Сам, лично проектировал. И с тех самых пор ни одна сволочь город не захватывала.
Сейчас что делать?
— Лаврентий Павлович, а ты чего всё молчишь?
Берия отвлёкся от своего ноутбука:
— Чего говорить? Спроси лучше, какая погода нынче на Земле Санникова.
— Я тебе дело…. А ты сказками….
— Ты спроси, Изяслав Родионович.
Мне осталось только пожать плечами и повторить вопрос. Лаврентий подошёл, протянул руку, и щёлкнул тумблером встроенного в приёмник динамика. Молчание, лишь изредка прерываемое судорожным иканием, было нам ответом.
— Ну, так что, Миша?
Сквозь шипение и свист донёсся ответ.
— Вы ничего не докажете.
Я удивлённо посмотрел на Берию.
— Это он про что?
Будущий святой с учёной степенью придвинулся ближе к микрофону, и, подавая мне руками непонятные знаки, принялся объяснять:
— Да не будем мы ничего доказывать, Изяслав Родионович. На самом деле — оно нам надо? Была Земля Санникова или не была, хрен бы с ней. Островом больше, островом меньше. А барон Толль все врёт.
— Чего врёт? — Голос Михаила сразу оживился.
— А про всё врёт. И про то, как ты туда атомную бомбу бросил….
— Какая ещё атомная? — Динамик задребезжал от возмущения. — Он и слова-то такого не знает. Обычные плановые испытания. Божий гнев, три тысячи сорок восьмая модификация, усовершенствованная.
— Вот видишь? А под удар совершенно невинные люди попали.
— Я их эвакуировал, — буркнул в ответ архистратиг.
— Живьём на небо? — Уточнил Лаврентий Павлович. — Можешь не отвечать, я лично снимал показания со всех участников экспедиции.
— Как ты их нашёл?
— Работа у меня такая. Так мне что с твоим досье делать? Могу поменять на небольшую услугу.
В эфире слышалось недовольное сопение главного архангела. И чего думает? Я бы согласился. Тут не только превышением полномочий пахнет, а как бы и не служебным несоответствием. Додумался — простых людей, как заслуженных праведников…. Да и за срыв экспедиции перья выдергают, и на крыльях тоже.
То, что предлагаем мы — так мелкое хулиганство. Михаил, видно, понял это, и с тяжёлым вздохом произнёс:
— Ладно, сделаю. Диктуйте текст.
Минут через пятнадцать, передав инструкции, я отключил радиостанцию, закурил устало, и спросил у Лаврентия:
— Как ты думаешь, не сорвётся с крючка?
— С моего? — Палыч соизволил тонко улыбнуться. — Это вряд ли. Госбезопасность дело знает. А у нас, как ни крути, Царство Божие, — государство, значит. Вот только я не понимаю, Изяслав Родионович, зачем мы Михаила к операции подключили? Неужели сами не справимся?
— Почему не справимся? Да без проблем. Можно даже сказать — вполне. Просто, знаешь, сидим мы тут во льдах, как челюскинцы…
— Так мы и есть — они, — невежливо перебил меня Берия.
— Что? А, ну да, конечно. Как-то из головы вылетело. Ну так вот… Сидим мы, и вдруг появляется начальственная рожа. Вся из себя такая сытая и довольная, что даже хочется в пятак въехать. Помнишь, как он с нами разговаривал до твоего шантажа?
— Какой же это шантаж, товарищ Раевский? Так, мелочь. Вот если бы тебя или Гаврилу Родионыча….
— Лаврентий испуганно замолчал, потому что я ухватил его за портупею и притянул к себе.
— Значит, у тебя и на нас есть досье? — от моего злого взгляда линзы в пенсне пошли мелкой сеточкой трещин. — Смотри, опричник, в царстве Божием демократия не в чести. Судиться не буду. Просто удавлю, и ни один адвокат до страшного суда не отмажет.
— Я же чего…, - Берия осознал свою ошибку и поспешно пошёл на попятную. — Я же образно говорю. Теоретически.
М-да, ладно, отпускаю жалобно скрипнувшие ремни. Вот, опять мысль потерял.
— Так о чём мы говорили?
— Про сытую рожу, — напомнил Лаврентий, копаясь в карманах в поисках нового пенсне, — только её по радио не видно было.